Мой адрес - Советский Союз! Книга четвертая - Геннадий Борисович Марченко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И тут же в голове мелькнула мысль, а вдруг это провокация? Вдруг тут повсюду камеры и «жучки»? Тогда я с деньгами в руках уже спалился. А может здесь их и нет, а только в зале? Блин, просто какая-то мания преследования… Но мне почему-то кажется, что это действительно своего рода жест доброй воли. Или от самого Левински, или от его руководства, которое понимает, что бо́льшая часть гонорара достанется не мне, и таким образом решил немного компенсировать этот момент.
А потом я подумал, что, по-хорошему, надо бы поделиться с Козловым, пусть тоже что-нибудь на память из Штатов привезёт, не только дешёвые сувениры. Боссов своих подмажет, например, хорошим бухлом, а оно стоит не пару баксов. Но делать это нужно всё равно в каком-нибудь укромном месте.
Сунув деньги и записку в карман тренировочного костюма, я вышел из комнаты. Борис Яковлевич курил перед телевизором «Новость», не иначе по примеру Брежнева, который тоже любил это сорт сигарет.
— Собрались, товарищ Покровский? — повернулся он ко мне.
— Собрался. Только у меня к вам дело будет.
— Что за дело? Выкладывайте.
Я движением головы показал, чтобы он следовал за мной и двинулся в сторону туалета. Здесь сразу включил воду из крана и, когда удивлённый Козлов вошёл следом, показал ему деньги. У того сразу округлились глаза.
— Эт-то что такое?
— Пять тысяч долларов. Подарок от спонсоров.
И я протянул ему записку. Тот, прочитав её, крякнул и задумчиво почесал свою небольшую залысину:
— Ничего себе подарочек… Понятно, почему вы меня в туалет позвали. Боитесь, что тут могут быть камеры и подслушивающие устройства?
— Типа того, — поморщился я. — Но больше склоняюсь к смысли, что это и в самом деле подарок.
— Вы думаете? М-да… По идее надо бы сдать эти деньги куда следует.
— Не надо, — сказал я. — Это нам на сувениры, на подарки родным и начальству.
— Нам? — переспросил Козлов.
— Вы что же думали, Борис Яковлевич, я все эти деньги себе оставлю? Что с вами не поделюсь?
И я тут же отчитал две с половиной тысячи и протянул ему:
— Держите! От чистого сердца!
Козлов явно боролся сам с собой, но в итоге благоразумие взяло верх.
— Хорошо, если от чистого сердца… Только как мы потом объясним, на какие деньги накупили подарки?
— Скажем, что гуляли по магазинам вместе, меня везде узнавали и администрации торговых заведений было за счастье вручить нам что-то бесплатно.
— Ну, если только так…
— Только так и не иначе! Не потеряйте деньги. А мне действительно пора.
Я покидал в сумку преодолевшие вместе со мной перелёт через полмира тренировочные майка, трусы, боксёрки и шингарки. Обратно в боковой кармашек сунул свои две с половиной тысячи. Перчатки, в которых мне предстояло боксировать с Али, брать не стал, уж, думаю, в зале найдутся тренировочные. Ещё пять минут спустя я садился на переднее сиденье «Plymouth Valiant», который должен был доставить меня и сидевших сзади Радоняка с Бутовым в зал бокса на Черч-стрит.
Ехать оказалось недалеко, но долго. Пробки и в эти годы уже стали проблемой Нью-Йорка, особенно под Рождество, так что несколько кварталов до Нижнего Манхэттена мы ехали почти тридцать минут.
Зал на Черч-стрит изначально, судя по всему, представлял собой огромный ангар, на что указывали и металлические балки перекрытия вкупе с вертикальными стойками внутри помещения. Швеллеры, что ли, или как они там называются, эти железяки…
Сейчас тут располагались тренажёры, висели мешки, и стояли два ринга — один видавший виды, а второй, на возвышении, выглядел вполне достойно, хоть соревнования проводи. В данный момент он пустовал, а в старом ринге немолодой тренер держал «лапы», по которым отчаянно лупил долговязый, темнокожий парень. Помимо них в зале тренировались ещё с десяток парней, из них только двое белых, да и то один был смугловат, не иначе с примесью испанской крови.
— Парень, где нам найти мистера Спэрроу? — спросил Браун у одного из темнокожих боксёров.
— Идите в конец зала, войдёте вон в ту дверь. Там его кабинет.
Человек с птичьей фамилией[2] оказался администратором зала, который уже знал о нашем приезде. Сказал, что зал и тренировочный ринг к нашим услугам, после чего выдал мне ключик от раздевалки, где, как оказалось, шкафчики запирались на навесные замки. Меня мистер Спэрроу звал Юджин, так на английский манер звучало моё имя.
«Лапы» для Радоняка и тренировочные перчатки для меня тоже нашлись — всё наперёд было оплачено принимающей стороной.
— Сначала разомнусь, а потом можно будет поработать на «лапах». Ну и желательно под конец тренировки организовать спарринг. Найдётся у вас толковый парень примерно моих габаритов? — спросил я у мистера Спэрроу.
— Найдётся, — сказал он и кивнул в сторону здорового негра, обрабатывавшего мешок шингарками. — Вон Джим, например, он даже поздоровее вас будет, и удар у него будь здоров. Медлителен, правда, слегка, не Мухаммед Али, но это лучший вариант из имеющихся. Если бы вы пришли пораньше, то застали бы ещё одного парня, ему 19 лет, но у него, на мой взгляд, неплохие перспективы. Как вы фактурой, один в один, только чёрный.
— А завтра он будет?
— Будет, но он приходит к пяти часам.
— Ну и хорошо, мы тоже появимся к пяти. Да, Юрий Иванович?
— Угу, — кивнул Радоняк.
Когда я закончил разминку, Радоняк уже ждал меня с «лапами» на руках. Мы стали отрабатывать уже давно знакомые связки. А затем я поднялся в ринг, где меня дожидался какой-то перевозбуждённый Джим.
— Говорит, ему ещё не доводилось бить олимпийских чемпионов, — прокомментировал состояние подопечного местный тренер, он же его секундант на время спарринга.
Джим и впрямь оказался крепким парнем с мощным ударом справа, но и насчёт его медлительности Спэрроу не врал. Я мог бы несколько раз в течение спарринга уронить соперника, но зачем? Это же тренировочный бой, а не финал Олимпийских игр.
Мы отработали пять раундов, в заключительном я ускорился и окончательно превратил соперника в своего рода посмешище. Но у того даже обижаться сил не осталось, настолько он был вымотан.
— Юджин, чёрт меня возьми, вы выносливы, как бык! — воскликнул наблюдавший за спаррингом Спэрроу. — У вас дыхание почти не сбилось. Таких выносливых парней я ещё не встречал. Теперь я догадываюсь, как вы разобрались с тем кубинцем на Олимпиаде.
Бутов тем временем измерил по традиции мои пульс и давление и, как пару дней назад в Москве, подтвердил, что меня хоть сейчас можно запускать в космос.
По пути в отель Браун-младший поинтересовался, не голодны ли мы, на что все дружно ответили, что голодны, и ещё как, ведь время ужина давно миновало.
— А пиццу любите, господа?
— Я лично от хорошей пиццы не откажусь, — сказал я, догадываясь, куда он клонит.
Радоняк с Бутовым, переглянувшись, тоже сознались, что пиццу, пожалуй, готовы отведать.
— Тогда можно по пути заскочить в одну неплохую пиццерию, — предложил Браун. — Угощаю.
Не иначе принимающая сторона решила немного сэкономить. Еду мы могли заказать и в номер отеля, но стоило бы это на порядок дороже. А с другой стороны, я сто лет 9ну или чуть меньше) не ел пиццу. В СССР её можно было если только самому испечь в духовке, но подходящее тесто ещё найди попробуй. Помню, как перед московской Олимпиадой в СССР появились первые пиццы, толстые, пышные, больше походившие на пироги. Потому что не умели (или почему-то не хотели) делать настоящее тесто, по итальянским рецептам.
Как бы там ни было, двадцать минут спустя, когда на часах было половина десятого, мы переступили порог расположенной на Кони-Айленде пиццерии «Totonno’s», вход которой украшали цвета итальянского флага. Тут же моё внимание привлёк пузатый мужик с окладистой бородой и в клетчатой рубашке, игравший в «Sea Devil». В СССР этот игровой автомат позже получил название «Морской бой». Сыграть в него здесь стоило квотер, то есть в прорезь нужно было опустить 25-центовую монету. У нас-то в Союзе дешевле выходило, всего 15 копеек.
А был бы у этого мужика мобильный с закаченными играми — играл бы бесплатно. Даже без интернета, не все же игры онлайн. Помню, как сам одно время, даже имея под рукой хороший комп,
