Казак М.С. Краснов пленник за службу Чили - Жизела Энсина

Чуть позднее выяснилось, что оружие убитого было заряжено так называемыми пулями «дум-дум», имеющими такую поражающую силу, что они запрещены в соответствии с международной конвенцией.

Когда сопротивление закончилось, лейтенант Краснов вошел в дом, чтобы осмотреть помещения. Его сопровождал человек из следственной службы, к тому времени тоже прибывший на место. Первое, что они увидели, была окровавленная женщина, лежавшая на полу. Следователь попросил разрешения добить её. Лейтенант отказал и наклонился, чтобы посмотреть, что с ней. А когда удостоверился, что та ещё жива и к тому же беременна, то поднял её на руки и лично отнес к прибывшей машине скорой помощи. Он приказал шофёру доставить её в Военный госпиталь. Водитель попытался отказаться «везти террористку и убийцу в какой-либо госпиталь», аргументируя, что «народ уже с лихвой натерпелся по их вине». Лейтенант молча вынул свой револьвер из кобуры и заставил его выполнить приказ.

Михаил Краснов вспоминает, что, уже успокоившись, увидел по обоим концам блокированной карабинерами улицы гудящую толпу любопытных, сбежавшихся на шум выстрелов. Со всех сторон из этой человеческой массы раздавались крики:

— Убейте их всех! Убейте их всех!

Когда он выходил из дома с раненой женщиной на руках, из толпы людей раздался возглас:

— Брось эту б…дь, командир!

В те времена таковыми были чувства, естественные не только для военных, а для подавляющего большинства чилийцев. Существовала подлинная ненависть против террористов. Не только ненависть, но и страх. В народе эти чувства были наиболее сильными, так как именно простые люди постоянно сталкивались в своей среде с их произволом, жестокостью и подвергались наибольшему риску во время вылазок террористов. Возгласы и реакция водителя скорой помощи подтверждает это.

По окончании боя стало возможно воссоздать картину происходившего внутри этого помещения. Этот дом служил убежищем для основных членов Политического Комиссариата MIR. Последним человеком, отстреливавшимся при попытке к бегству, был Мигель Энрикес, являвшийся не только главным лидером чилийского терроризма, но к тому же ещё генеральным секретарём Революционного Координационного Комитета Южного Полушария (Coordinadora Revolucionaria para el Cono Sur).

По всей видимости, Энрикес получил ранение в начале перестрелки и потерял сознание. Один из сопровождавших его соратников, Умберто Сотомайор (врач по профессии) прощупал у него пульс и, констатировал смерть, не нашел ничего лучшего, как бежать. Так поступили и все остальные, прыгая по крышам соседних домов — этот путь для отхода, очевидно, был предусмотрен заранее.

Когда Мигель Энрикес пришел в себя, он увидел, что остался только в компании своей любовницы Кармен Кастильо Эчеверриа, продолжавшей стрелять, но вскоре и она выбыла из боя. Таким образом, Энрикес был последним, пытавшимся бежать, но погиб, отстреливаясь.

Вооруженное столкновение на улице Санта-Фе стало смертельным ударом для организации MIR не только по причине потери твердого и опытного террористического лидера. Это событие спровоцировало к тому же окончательный разрыв между остальными членами верхушки. Те главари, кто не был в тот момент в доме на улице Санта-Фе, обвинили в трусости тех, кто бежал оттуда. Особенно это касалось Умберто Сотомайора, который, будучи врачом, констатировал смерть своего командира в ситуации, когда тот только лишь потерял сознание. Подпольная газета организации MIR «Повстанец» («El Rebelde»), на страницах которой сообщалось о смерти их главного лидера, не жалела самых жестких эпитетов в адрес бросивших его соратников.

Но теперь мы снова вернемся к описываемым событиям. Когда установилось спокойствие, помещение MIR было тщательно обследовано. В нем оказалось большое количество оружия и ценные документы, касающиеся деятельности террористического движения.

Раненую женщину в госпитале принял доктор Сильва, в тот день находящийся на смене в реанимационном отделе. Врач немедленно приступил к интенсивной терапии, благодаря своевременности и эффективности которой, раненая начала приходить в себя. Женщина оставалась в госпитале до своего полного выздоровления.

Всё это время лейтенант Краснов ежедневно приходил туда для допросов. Задача была нетрудной. Сейчас он вспоминает: «Во время моих бесед с ней чувствовалось взаимное расположение, установились нормальные, я бы даже сказал, почти дружеские отношения».

Однако подруга Мигеля Энрикеса оказалась чрезвычайно противоречивой особой. Самому Михаилу Краснову она сказала, что благодарна ему за то, что тот спас ей жизнь. Когда её нашли, Кармен находилась в полубессознательном состоянии, но успела услышать, как предложение следователя добить её, так и отрицательный ответ офицера, отнесшего её к машине скорой помощи.

Позднее, в своей книге «Один октябрьский день в Сантьяго» (Carmen Castillo Echeverria, «Un dia de octubre en Santiago», Santiago, 1987) она написала, что «какие-то мужчины волокли её до угла», забыв упомянуть про скорую помощь. Но, по крайней мере, она признает, что была доставлена в Военный госпиталь и указывает, что в допросах «капитана Марченско» (именно так в тексте) отсутствовали давление или какая-либо жестокость.

В дальнейшем, Кармен Кастильо была по выздоровлении выписана и выслана за рубеж. Лейтенанту Краснову пришлось также нести ответственность за её сопровождение в аэропорт и посадку на рейс, направляющийся в Англию. Попрощались вполне сердечно, и Кармен снова говорила о своей благодарности не только по отношению к нему, но и даже «ко всем лицам и руководителям, которые отнеслись ко мне с таким же вниманием».

Позднее, уже в Париже, соратники-террористы доводят до её сведения, что Краснов был «наиболее жестоким чудовищем DINA». И как она могла поверить, что он был «положительным героем» во всей этой истории!

С той поры поведение Кармен продолжает оставаться крайне противоречивым. Когда она смогла вернуться в Чили, то заявила о своём желании вновь встретиться с Красновым (тогда уже полковником) и выразить ему свою благодарность. С этой целью она позвонила по телефону в город Вальдивия, где в то время Михаил проходил службу, но он не стал с ней разговаривать. Тогда Кармен прибегла к вмешательству других лиц, в том числе министра — генерального секретаря правительства того времени, господина Франсиско Хавьер Куадра. Тот сообщил Михаилу, что для него стали большим удивлением те положительные слова, которыми Кармен Кастильо характеризовала Краснова, несмотря на свою принадлежность к ультралевым кругам.

Офицер настоял на своём отказе, так как считал, что ему не надлежит принимать похвалу и благодарность за действия, полностью соответствующие выполнению его служебного долга. Если эта женщина считает, что такое поведение является чем-то чрезвычайным и сверхъестественным, то она может принести свою публичную благодарность Армии, так как его действия есть результат морального, личного и профессионального формирования, полученного им в Вооружённых Силах.