Елена Блаватская - Александр Сенкевич

Удивительные перемены совершаются с людьми! Вскоре по возвращении в родной дом Елену Петровну невозможно было узнать: она стала матерью, и матерью любящей, прилежной и заботливой.

Медиумические сеансы, полуночные беседы о тайнах Атлантиды, фантастический, недосягаемый Тибет, даже ее «махатма» Мория — все это воспринималось теперь, как мираж, который исчез и больше никогда не появится. Оставался уауакающий розовый комочек, ее трогательный уродец, ее любимая крошка Цахис. Она думала только о своем сыне, которого назвала Юрием, и терялась в догадках о его будущем.

Агарди Митрович уехал из Тифлиса на гастроли в Европу. Н. В. Блаватский помогал деньгами, а в 1862 году подал прошение об оформлении на нее паспорта, куда должен был быть вписан Юрий. Также он снабдил Елену Петровну специальной бумагой, позволяющей ей посетить с сыном Таврическую, Херсонскую и Псковскую губернии, то есть те места, где проживали ее родственники. Никто из них, кроме самой Елены Петровны, не пытался представить в то время Юрия чужим ребенком.

Она потребовала у барона Мейендорфа определенности по отношению к собственному сыну. В момент последнего и окончательного объяснения с бароном у него был, она обратила внимание, неподвижный мертвый взгляд, словно он прятался по ту сторону жизни от нее и от Юры. Он не признал Юру своим ребенком, но после некоторых размышлений и переговоров с родственниками согласился принять на себя часть расходов по его содержанию.

Конечно, следовало привезти Юру к дедушке, ее отцу П. А. Гану и сестре Вере. Поэтому Елена Петровна отправилась в Псковскую губернию и пыталась представить дело так, что она приемная мать ребенка. Она тогда впервые отказалась от материнства. Прямо скажем, что ее отец отнесся к появлению на свет незаконнорожденного и к тому же больного внука без всякого энтузиазма.

Может быть, боязнь семейного скандала заставила Елену Петровну совершить первый некрасивый поступок в отношении сына. Она обратилась к псковским врачам — профессорам Боткину и Пирогову, впоследствии получившим всероссийскую известность, — с просьбой предоставить ей соответствующий документ о ее бесплодии. Получив затребованную медицинскую справку, она использовала ее как козырную карту в игре с ханжами и лицемерами, кто свою викторианскую мораль ставил выше Нагорной проповеди Христа. Боткин и Пирогов, благородные и добрые люди, прекрасно понимали, что ложь, на которую она решились, святая и соответствовала их представлению о гуманности.

Елена Петровна была полностью поглощена заботами о сыне. Все ее прежние медиумические и оккультные увлечения имели мало общего с той обыкновенной жизнью, которую она вела и которая ей искренне нравилась. Мальчик требовал особого ухода, и она вступила в отчаянную борьбу за его здоровье. Елена Петровна донашивала свое старое или взятое с чужого плеча, — тетины капоты и сестринские платья. В ее положении стало совершенно невозможным устраивать спиритические сеансы, творить феномены или заниматься иной неестественной деятельностью. Она, по-видимому, боялась потерять сына и поклялась не заглядывать больше за роковой предел.

Елена Петровна теперь целиком полагалась на себя, на тетю Надежду и дядю Ростислава. По возвращении из Пскова в Тифлис она остановилась у Р. А. Фадеева. Дядя все еще был холостяком и жил самостоятельно в большой и удобной квартире. С ним было легко и спокойно, правда, из-за его врожденной любви к порядку между ними иногда происходили короткие ссоры.

Н. В. Блаватский ее не беспокоил, а в декабре 1864 года он и вовсе подал в отставку, навсегда исчез из поля зрения — уехал доживать старость в Полтавскую губернию, в свое имение.

После нескольких лет молчания неожиданно, как обычно, обнаружился Агарди Митрович. Он не держал на нее зла, тосковал и настойчиво звал их Юрой в Италию, где у него был ангажемент. Она, долго не раздумывая, согласилась. Мигом собралась в дорогу и на Рождество уже была в Италии.

Елена Петровна смертельно боялась за Юру, мальчик хирел на глазах. Он умер осенью 1867 года ранним утром.

Смерть Юры, как огненный смерч, выжгла все искреннее и естественное в ее душе.

…Елена Петровна творила, что хотела: перекраивала биографии близких людей, переиначивала происходившие с ней события, мифологизировала обыденные вещи. Так, она приписала возраст Агарди Митровича Н. Блаватскому, невесть что насочинила о себе, Юре, Митровиче, Блаватском, Мейендорфе. В особенности она навела много тумана вокруг жизни и смерти своего мальчика. Отреклась от своего материнства.

Но что самое ужасное, она представила свою человеческую трагедию в батальных образах, настаивая на том, что в эти осенние месяцы 1867 года сражалась на стороне Джузеппе Гарибальди, была ранена в битве при Монтане, основательно покалечена шрапнелью, а ее левая рука буквально висела на нитке после полученного удара саблей. Вот таким символическим образом она переживала смерть своего сына и отречение от материнства.

В действительности же, похоронив Юру, она и Агарди Митрович некоторое время жили в Киеве. Митрович с ее помощью выучил русский язык, достаточно хорошо, чтобы участвовать в таких русских операх, как «Жизнь за царя» и «Русалка». Елена Петровна тогда же поссорилась с другом своего детства, генерал-губернатором Киева князем Александром Дондуковым-Корсаковым. Она написала на него эпиграмму и расклеила по городу. Сейчас уже трудно представить, по какому поводу.

Естественно, Елена Петровна и Митрович стали нежелательными лицами в Киеве.

Из Киева они переехали в Одессу к тетям Екатерине и Надежде.

1869 год был также годом утрат и для семей Фадеевых и Витте. Умер дедушка А. М. Фадеев и муж тети Кати, отец Сергея — Юлий Витте. С их смертью исчезла спокойная зажиточная жизнь. Дедушка оставил одни долги, поскольку платил жалованье 84 прежним крепостным. Екатерина Витте и Надежда Фадеева упаковали чемоданы и двинулись в Одессу, там предстояло учиться в университете двум сыновьям тети Кати — Борису и Сергею.

Однако положение, в котором оказались Елена Петровна и Митрович, не шло ни в какое сравнение с бедностью ее тетушек. Бывали дни, когда ей с Агарди Митровичем нечего было есть. Она предпринимала кое-какие попытки заняться бизнесом, как сказали бы сейчас, но полностью прогорела.

И вдруг Агарди Митрович получил приглашение в Каирскую оперу. Это было настоящее спасение. Они спешно тронулись в путь.

Пароход «Эмония», отплывавший в Александрию из Неаполя с четырьмястами пассажирами на борту, с грузом пороха и петардами, взорвался и затонул 4 июня 1871 года в Неаполитанском заливе. Среди его пассажиров были Елена Петровна и Агарди Митрович. Она чудом спаслась, а он утонул.