Отцы тьмы, или Иезуиты просвещения - Борислав Печников

Сегодня, стремясь отвести от церкви обвинения в явном обскурантизме и ретроградстве, Ватикан решил покончить с «эрой Галилея» или, иными словами, реабилитировать себя в глазах человечества и заставить его поверить, что религия активно и плодотворно сотрудничает с наукой. В ноябре 1979 г. Иоанн Павел II на заседании Папской академии наук, посвященном вековому юбилею Альберта Эйнштейна, признал несправедливость и ошибочность преследования церковью Галилео Галилея. Казалось бы, последняя точка в этом скандальном вопросе наконец поставлена. Но на деле проблема осталась, только преподносится она в более привлекательной упаковке.

Ватикан уже не спешит предать анафеме ученых, вступивших в бой с библейскими мифами, а, наоборот, стремится поставить данные, полученные в результате научного поиска, себе на службу. В 1983 г., когда весь мир отмечал 100-летие со дня смерти Чарлза Дарвина, внесшего огромный вклад в развитие науки о живой природе, иезуиты также включились в это чествование, но на весьма своеобразной ноте. Член «Общества Иисуса» итальянец В. Маркоцци взялся доказать, что эволюционная теория Дарвина не отрицает догмы религии, а дополняет их. Нарочито вводя путаницу в понятиях, он утверждает, что религия-де занимается выяснением «первых и последних причин» происхождения человека, а дарвинизм исследует «причины непосредственные и экспериментальные». Более того, иезуит договорился до того, что церковь якобы всегда выступала за эволюционизм, осуждая не теорию Дарвина как таковую, а «лишь материализм, являющийся не научной позицией, а философской». Этот пример отчетливо демонстрирует потуги маститых религиозных идеологов интерпретировать современные естественнонаучные теории с точки зрения теологии, выхолостить их содержание.

В уже приведенной нами выше речи Иоанна Павла II прозвучала еще одна характерная для сегодняшнего Ватикана мысль: доказать, что многовековые гонения на ученых были делом не всей церкви, а ее отдельных недальновидных представителей, не понимавших необходимость самостоятельности науки, а посему противопоставлявших научное знание и веру. Отрекаясь от ошибок прошлого, настаивал он, теологи и ученые должны протянуть друг другу руки и устранить препятствия «к плодотворному согласию между наукой и верой, между церковью и миром».

В русле современной установки Ватикана теоретики католицизма преследуют цель доказать, что многовековой конфликт между церковью и наукой не является результатом принципиальной противоположности их мировоззренческих основ, а обусловлен лишь преходящими историческими обстоятельствами. Такую точку зрения защищает, в частности, иезуит Ф. Руссо, обнародовавший свои взгляды в статье «О деле Галилея» в 1980 г.

Борьба веры и знания, утверждает Руссо, чрезвычайно полезное явление, так как помогает в процессе «взаимного очищения» от чужеродных наслоений строго разграничить сферы компетенции науки и религии. Финал этой борьбы, по его мнению, — полное согласие и мирное сосуществование двух форм общественного сознания.

На практике вся история развития человечества свидетельствует как раз об обратном. Никогда еще борьба религии с научным знанием не носила плодотворный для цивилизации характер. Прогресс науки просто вынуждал церковь сдавать свои позиции, которые под натиском научных фактов и открытий становились все более уязвимыми. Вот почему, твердя сегодня о необходимости взаимообогащения и размежевания сил, церковники все же оставляют для себя удобные лазейки, используя историческую ограниченность познавательной способности человека для протаскивания религиозной доктрины.

Какие же вопросы выводят они из-под компетенции науки? Руссо их определяет так: «Это относится к вопросу о начале мира, формировании и развитии сначала неживой материи, затем жизни, затем первой клетки и т. д., вплоть до появления человека». Пытаясь отвоевать место в научных гипотезах для бога-творца, иезуит утверждает, что обозначенные им проблемы неразрешимы только при помощи материалистического подхода, ибо за ними скрывается нечто большее, «называемое духом».

Здесь мы наглядно прослеживаем тенденцию, ставшую ведущей в отношении ордена и всей католической церкви к науке, а именно: любым образом утвердить возможность сосуществования разума и веры, подорвать позиции материализма как единственного подлинно научного мировоззрения.

Своего рода программным документом в этой области явилась декларация, принятая на состоявшейся весной 1981 г. в Риме специальной пленарной ассамблее под названием «Наука и неверие». Организована она была ватиканским Секретариатом по делам неверующих, которым руководят иезуиты.

Смысл конференции ее инициаторы видели в том, чтобы найти действенное оружие для борьбы с марксистским материализмом и атеизмом. Не случайно в итоговой декларации именно эта мысль оказалась центральной. В документе прямо выражалась тревога о том, что научный материализм получает все большее распространение в мире, и делались попытки принизить значение новейших достижений науки. «Естественная наука для христиан, — читаем мы в тексте декларации, — не представляет собой угрозу, а, наоборот, выступает как углубленное проявление бога-творца».

В соответствии со своим старинным правилом, гласящим, что для достижения цели все средства хороши, иезуиты разработали на ассамблее целый комплекс мер, призванных активизировать борьбу со злейшим врагом любых и всяческих религиозных предрассудков — материалистическим мировоззрением. К наиболее действенным среди них они отнесли издание научно-популярной литературы, задачей которой является трактовка научных открытий с позиций церкви, а также подготовку компетентных богословских кадров, способных дать бой материализму на его же территории, т. е. опираясь на данные различных наук.

Все ухищрения, предпринимаемые орденом с ведома и согласия Ватикана, свидетельствуют о том, что иезуиты как были, так и остались противниками истинного знания. Еще в начале XIX в. французский иезуит Ж. де Местр делился своими «ценными» соображениями по этому поводу с министром народного просвещения Российской империи графом Разумовским:

«На что вам наука? — писал он в порыве откровенности. — Наука творит людей сварливых, самоуверенных порицателей правительств, поклонников всякой новизны, презрительно относящихся ко всякому авторитету... Наука по самому существу своему при всякой форме правления годна не для всех...»

В середине XVI в. римская курия опубликовала первый «индекс запрещенных книг», т. е. список книг, которые католикам запрещалось читать под страхом отлучения от церкви. С тех пор этот постыдный документ неоднократно переиздавался и пополнялся не без помощи иезуитов, боровшихся со всякого рода «ересями». В конце концов «индекс» разросся до неимоверных размеров (более 8 тыс. единиц), вобрав в себя все лучшие произведения ученых, мыслителей и писателей, таких, как Данте, Дефо, Спиноза, Декарт, Галилей, Коперник, Флобер, Гейне, Паскаль, Вольтер, Руссо, Золя, Гюго, Бальзак, Сартр и др.

Зато параллельно с глумлением над передовой мыслью отцы-иезуиты проявляли трогательную заботу о другом каталоге, имевшем в их глазах непреходящую ценность. Речь идет о так называемом «Acta Sanctorum» — «Перечне святых», начало которому было положено в 1643 г. Собственно говоря, идея создания подобного «капитального труда» зародилась в недрах ордена еще в начале XVII в., но воплотить ее сразу не удалось — «научные» изыскания потребовали времени.

Чрезвычайно плодотворная работа патеров над составлением «документированного индекса святых» продолжается до сих пор, несмотря на то что объем его исчисляется 70 внушительными фолиантами, занимающими целую библиотеку с 7-метровыми стеллажами. Всего же они охватили 9 тыс. латинских святых, 1,5 тыс. греческих и не менее 1,3 тыс. других христианских церквей. Усердия в этом деле у иезуитов хоть отбавляй: уж в чем в чем, а в псевдоисторических исследованиях им опыта не занимать.

Зато только в 1966 г. прекратилось издание «индекса запрещенных книг». Но сам факт по себе ничего не значит: католическая церковь не отказалась от преследования инакомыслящих. Наоборот, она прибегает к более скрытым формам и методам ограждения паствы от влияния опасных, с ее точки зрения, идей и трудов. Но если по отношению к внешнему миру ей приходится лавировать, то уж от своей-то гвардии она вправе требовать послушания, считают в Ватикане и по-прежнему прибегают в случае необходимости к карательным санкциям.

Весьма показательна в этом смысле судьба одного из крупнейших теологов католицизма, выдающегося теолога и антрополога Пьера Тейяра де Шардена, посмевшего выступить с модернистских и реформистских позиций. Член «Общества Иисуса», он тяжело поплатился за это всей своей жизнью, так как именно руководство ордена, недовольное его деятельностью, заставило Тейяра де Шардена замолчать. Произведения его («Феномен человека», «Божественная среда», «Энергия человека») увидели свет только после его смерти, последовавшей в 1955 г., да и самого ученого старались держать подальше от научных и культурных центров США и Западной Европы.