Славянское реалити-шоу - Андрей Бондаренко

Благодаря безветренной и солнечной погоде, они расположились на свежем воздухе – за грубым самодельным столом, используя в качестве стульев толстые ольховые и осиновые чурки, поставленные на попа.

Егор составил в ряд семь глиняных кружек, берёзовым черпачком наполнил их до половины рубиново-красным компотом, отвинтил крышку с литровой никелированной фляги, спросил, радушно улыбаясь:

– Ну, братья и сёстры славянской наружности, говорите смело – кому и сколько доливать спиртику?

– До самых краёв наливай, чего спрашиваешь! – браво откликнулся Генка Федонин.

– И мне также! – подтвердил Петр Нестеренко – Большая Рука.

– Не очень ли крепко будет? – засомневался Симон Браун, иностранец по рождению, как-никак. – Мне, командир, в два раза меньше долей. То есть, одну четверть от общего объёма. Хватит, пожалуй, для начала…

– Как скажите, дорогие соплеменники, – Егор легкомысленно пожал плечами, считая про себя фляжечные «бульки». – Отмерим без всяких вопросов! Точнёхонько…. А вы что будете заказывать, милые барышни-славянки?

– Ой, мне совсем не надо! Нисколички! – торопливо заверила Вера Попов.

– Да и я, наверно, воздержусь. Нездоровиться как-то сегодня, – неожиданно поддержала подругу Юлька Федонина.

– Так-так…, – недоуменно процедил Егор и очень внимательно посмотрел на собственную жену. – А вам, госпожа доктор? До краёв? Врачи-то они выпить любят! Как нас учат многочисленные отечественные фильмы…. Или, всё врут те фильмы?

– Совсем немного мне капни, – чуть смущённо попросила Санька, отводя глаза в сторону. – Грамм пять, максимум – десять…

Егор долил свою кружку до самых краёв, медленно поднялся со своего места, играя крупными желваками, выступившими на скулах….

Неожиданно испарилось куда-то – без остатка – хорошее праздничное настроение, смутные сомнения и подозрения заклубились вокруг угрожающим тёмным роем, но он быстро взял себя в руки и сложил обветренные губы в некоем подобии ласковой улыбки:

– Ладно, главное, что мы все живы и здоровы. Неплохо, чтобы и дальше всё так оставалось. Вот за это выпить и предлагаю.… Поехали, ребятки, ваше здоровье!

Егор выцедил свою порцию хмельного напитка в пять судорожных глотков, тяжело опустился на осиновое полено, ни на кого не глядя, взял с блюда жирное гусиное бедро, жадно впился зубами…

Почувствовав, что с командиров творится что-то неладное, и все остальные принялись молча поглощать пищу, обмениваясь непонимающими и удивлёнными взглядами.

– Давайте, что ли, ещё по одной, – хмуро предложил Егор.

Молча, в насторожённой гробовой тишине, он приготовил для мужчин очередные порции компотно-спиртового коктейля и провозгласил следующий тост:

– Ну, чтобы неприятности и неожиданности не ходили вокруг нас бесконечными и загадочными косяками!

Егор выпил, поморщился, задумчиво перевёл взгляд на Веру Попову и негромко спросил:

– Извините, конечно, корнет, но вы – беременны?

– Да, – чуть слышно ответила Вера, смущённо глядя в стол.

– А вы, милая Юлия?

Федонина только утвердительно кивнула головой.

– Мадам доктор?

– Я ещё точно не знаю. Вернее, не уверена до конца, – спокойно ответила Сашенция, гордо посвёркивая своими голубыми глазищами.

Егор, скорчив бесконечно-тоскливую гримасу, перевёл взгляд на мужскую составляющую отряда.

Генка Федонин пребывал в полном обалдении, громко икая и неуверенно посматривая на Юльку. Сеня же Браун, наоборот, расплылся в широкой и довольной улыбке, неловко вскочил с ольхового чурбака и бросился обнимать и жарко нацеловывать свою супругу, приговаривая при этом как заведённый:

– Получилось! Не обманул врач! Сменили обстановку, и всё получилось! Не обманул доктор…

– Тьфу, на вас всех! И оптом, и по очереди! Могли, хотя бы, установить элементарную очерёдность, чтобы месяца четыре было между родами…. Дуры набитые, так вас всех! – Егор резко поднялся на ноги, отбросив свою осиновую чурку далеко в сторону, медленно пошёл по направлению к грибоварне.

– Стой, Егорушка! Куда ты? – бросилась за ним следом Санька.

– Да успокойся ты, звезда моих очей! Уже и по малой нужде отойти нельзя…

Поздним вечером они собрались чисто мужской компанией у костра (женщины, понимающе вздыхая, дружно ушли в пещеру), допили оставшийся спирт, закурили французские папиросы, отсыпанные утром щедрым Пугачём.

– Я посчитал тут, – сообщил слегка заплетающимся языком Генка. – Моя Юленька рожать будет где-то в самом конце мая, в начале июня. Тогда уже будет совсем тепло…

– Тёплое время года – очень хорошо! – согласился с ним Сеня Браун. – Мы с Верой тоже на это время ориентируемся…. А Александра, наверное, чуть позже? – вопросительно посмотрел на Егора. – Вот она у наших девчонок роды примет, а потом и они ей помогут! Правильно я говорю, командир?

Егор только печально усмехнулся:

– Несёте – сами не знаете что…. Слушать вас тошно! Конец мая – самое жаркое время, в плане забот и хлопот. Припасы продовольствия, наверняка, уже подойдут к концу, надо будет много времени посвящать охоте и рыбалке…. Помимо прочего, ведь в это же время и пахать надо, и сеять! Каждая пара рабочих рук дорога! А тут – такое…

Дни завертелись неторопливой и однообразной чередой. Работы было по-прежнему в достатке: сухие колотые дрова таскали в дальнюю камеру пещеры, коптили и сушили крупную рыбу, пойманную в Чёрном озере, охотились на барсуков и зайцев, чинили – в преддверии приближающейся зимы – старую одежду, шили новую.… Иногда ходили в гости к Пугачёвым (как теперь все называли обитателей Алёховщины), в свою очередь, принимали их у себя. Полностью перераспределили продовольственные припасы, вдоволь намололи пшеничной и ржаной муки на оба населённых пункта.

– А наша Галка-то, того…, беременна! – сообщила как-то Санька и добавила – после долгой, явно затянувшейся паузы: – И я тоже – того! – улыбнулась радостно и бесшабашно, и только совсем чуть-чуть – смущённо.

Егор в сердцах неопределённо махнул рукой, нахмурился и ничего ей не ответил…

А десятого ноября выпал первый снег.

– Командир! – негромко позвал Генка, тихонько тыкая указательным пальцем в бок спящего Егора. – Командир, просыпайся!

– А? Что? – он заполошно подскочил на войлочной кошме, автоматически выхватывая пистолет из стоящего рядом высокого армейского ботинка (наследство от одного из усопших новгородцев).

– Пойдём со мной, Егор Петрович! Это надо видеть! – нетерпеливо тянул его за рукав Генка.

Они вышли из пещеры, а там всё было белым-бело – до самого горизонта: леса, кустарники, болотные и озёрные мхи…. Только в самом центре Чёрного озера по-прежнему наблюдалась тёмно-серая, всё ещё не покрытая льдом полынья.

– Вот она, наконец, и пришла, русская зима! – вдумчиво высказался за всех Симон Браун – иностранец неизвестного происхождения…

Примерно через полтора часа, когда Егор уже заканчивал стандартную утреннюю зарядку, завершающий этап которой заключался в колке толстых и сучковатых берёзовых поленьев тяжеленным бронзовым топором, где-то у самого подножия Чёрного холма раздался громкий и протяжный вой красных койотов.

– Тревогу поднимать, или как? – спокойно спросила Санька, укладывающая наколотые дрова под навес.

Егор, осторожно и бережно погладив супругу по растрёпанной гриве угольно-чёрных волос, успокоил:

– Не стоит, душа моя! Это просто явился Савелий со своими хвостатыми подчинёнными. Помнишь, мы с ним договаривались провести – по первому снегу – совместную охоту на местных парнокопытных? Вот снег и выпал, знать, пора на охоту…

Он надел толстые суконные портки, заправил в них рубашку с войлочным верхом, сверху напялил комбинезон неизвестного гранатомётчика, украшенный многочисленными пёстрыми ленточками, умело навернул портянки, вставил ноги в серые валенки, в карман комбинезона положил верный браунинг («Глок», конечно же, будет помощней, но браунинг – для руки привычней), скупым жестом подозвал Генку Федонина.

– Я вниз пошёл, на дружеские переговоры. А ты подползи к самой бровке, где предпещерная площадка переходит в склон, автомат прихвати с собой, понаблюдай внимательно. Подстрахуешь – если, вдруг, что…

На склоне уже прилично намело снега, местами ноги проваливались в него по колено, отдельные холодные комочки даже коварно проникали за отвороты валенок.

Метрах в двухстах пятидесяти стоял Савелий, одетый всё также: чёрный ватник, грязно-голубые кальсоны, пыжиковая шапка – местами уже достаточно потрёпанная (или – покусанная?), низенькие валенки с чёрными калошами. Рядом с ним – чуть позади – спокойно и невозмутимо сидели восемь собак-волков: поджарые, остромордые, с буро-красноватой шкурой. Глаза у койотов были откровенно умными, а их тёмно-жёлтые зубы скалились в «приветливых улыбках»…

Егор остановился, непринуждённо держа руки в карманах комбинезона, только когда до странной группы оставалось метров пятнадцать-семнадцать.