Крысоловка - Ингер Фриманссон

– Нет?

– То, о чем ты меня просишь, Йенни…

– Понимаю, ты сама должна решить. Но…

– А он…

Йенни перебила:

– Он встревожен, и ему от этого хуже. Лежит в палате, размышляет, накручивает себя. «Как думаешь, Роза меня простит?» – и все в таком духе. Не знаю, наверное, для него важно расплатиться по этим хреновым счетам.

– Расплатиться?

– Ну да. Типа того. Ну, ты понимаешь.

– Значит, индульгенция понадобилась, да?

– Чего?

– Отпущение грехов и жизнь вечная. Аминь.

Йеннифер нервно рассмеялась:

– Возможно. Или просто хочет с тобой повидаться… еще раз. Не знаю. В общем, отстой.

– А как Юлия? – сменила тему Роза.

– На нервах вся, испугана до смерти. Как и я. Просто какая-то гребаная чума. Видишь ли, мы всегда были втроем: папа, Юлия и я. С тех пор как мама… в общем, ты в курсе. Он замечательный отец… И мы любим его! А теперь он там лежит, и все так страшно, так… а поделать мы ничего не можем, полная беспомощность!

– Печально, – сухо сказала Роза.

– Ой, еще одно. Эта шлюха Ингрид была у тебя?

Хотя Роза ждала этого вопроса, но все равно напряглась.

– Да, вчера приходила, – выдавила она. – Ненадолго.

– Ага. Хорошо. Похоже, она… Сама я не уверена, но папа вбил себе в голову, что она, типа, исчезла. Вот он и послал меня искать ее, ну в квартиру на Туле гатан, но там пусто.

– A-а… Странно.

– Точно. Он еще больше разволновался.

– А вы пробовали звонить ей на мобильный?

– Папа обзвонился. И сообщения отправлял. Она не отвечает. Но вообще она малость не в себе, так что могла просто забыть зарядить мобильник. Но куда она подевалась? Должна же была домой вернуться.

– Скорее всего.

– Она ничего тебе не говорила? Как она вообще себя вела?

И в тот самый миг у Розы созрела ложь:

– Ну, видишь… я не знакома с ней лично, но, похоже, она в депрессии, вся подавленная такая. По-моему, она то ли перебрала с лекарствами, то ли стресс. Я не придала значения ее словам. А теперь понимаю… Она сказала что-то вроде: «Уеду я, пожалуй, на некоторое время». Что-то в таком духе. Мол, ей нужна передышка.

– Уехала?

– Да. Так она сказала.

– Сука!

– Йенни…

– Вот так вот просто взяла и сдристнула! Как трахаться – так она рядом, а когда требуется помощь…

– Да, но мы не должны…

– Черт, и ты еще эту шлюху защищаешь?!

– Не то что защищаю, но…

Йеннифер перебила:

– А знаешь что? Расскажу тебе кое-что, только обещай никому не говорить. Мы с Юлией навели на нее порчу, магия вуду. Чтобы от нее отделаться. А теперь… ух ты! Сработало, значит. Невероятно! Жуть какая. Черт. Меня сейчас прямо затрясло.

– Какое еще вуду? Ты о чем?

– Ну, типа колдовство. Юлия смастерила обалденную куклу. Вот мы иголки в нее и повтыкали…

Роза заставила себя рассмеяться:

– Да вы спятили. Она скоро наверняка объявится.

В трубке ненадолго воцарилось молчание. Затем вновь голос Йенни:

– Так, значит, она свалила? Прямо вчера вечером, или как?

– Может быть. А может, и нет, просто ляпнула.

– Вряд ли. Ведь ее нигде нет. Не говорила, куда намылилась?

– Ну… нет, по-моему, нет. Вообще-то мы не очень долго разговаривали. У меня времени не было. Аврал с работой. Нужно доделать к завтрашнему утру. Громадная корректура, почти на пятьсот страниц.

– Пятьсот страниц! Ого! Все-все, больше не отвлекаю. Но ты все-таки подумай насчет папы. Иногда нужно проявить некоторое… ну, типа… великодушие.

Ингрид

Дремала, растворяясь в прерывистом сне. Проснулась от звука собственного голоса: кричала и плакала.

Звала его по имени.

Титус…

Что с ним творится сейчас? Из-за ее исчезновения. Не знает ничего, не понимает. Когда он нуждается в ней сильнее всего. Она должна быть рядом, держать его за руку, успокаивать. И в горе, и в здравии. Ну, может, в ратуше и не так говорят, но она так считает. В глубине души она мечтала о роскошной свадьбе. В глубине души была маленькой, мечтательной девочкой. А еще глубже – желала избавиться от его злых дочерей, пусть бы провалились ко всем чертям. Они как сводные сестры Золушки. Ненавидят ее.

– Постарайся их понять, – призывал Титус. – Я так страдал, когда меня бросила их мать. Было неимоверно тяжело. Я потом все понял, после того, как мы с тобой… что все это сказалось на девочках. Потом появилась Роза и все успокоилось. Конечно, дочери выросли и должны понимать, что у меня своя жизнь. Но прошлое ведь не исчезает никуда.

Ингрид боялась девушек В конце концов, пришлось признаться в этом. Не Титусу, разумеется. Себе. Они ее пугали. Как они могли быть частью ее мужчины? Невероятно.

Будь они с Титусом помоложе, у них были бы общие дети. Дети, которым передались бы черты обоих родителей, надежные дети, безопасные дети, без этой жестокости.

А вдруг он умрет? Вдруг прямо сейчас он умирает на больничной койке? И она никогда, никогда его не увидит?

От страха она резко села на кровати. От отчаянного биения сердца в боку закололо. И рука… рука болела еще больше.

Откинуться назад, плотно прижаться головой к стене. Ущипнуть себя за ногу, одолеть боль болью. Она сморщилась, заплакала.

– Помогите! Почему никто не придет, не поможет мне?

И через миг, поразившись собственному пафосу:

– За что мне все это?

А затем – яростное отречение:

– Это все ты виноват, Титус! Ты! Это ты послал меня сюда! Это ты заставил меня, помнишь! Ты должен был знать, ведь ты прожил с ней много лет! Она психопатка, опасна! Ни один нормальный человек сюда бы не забрался. Она меня убьет, я видела по глазам ее, убьет! Если бы ты знал, если бы ты…

Короткий, сдавленный утробный стон. Будто пила скрежетнула.

– Она у-у-уубъе-е-ет меня, я умру-уу-у здесь, господи, помогите кто-нибудь, почему никто не приходит, рука, так болит рука, господи, я больше не могу, я не хочу, я хочу домой!

Она зажмурилась, и в глазах словно взорвался фейерверк Сперва она решила, что люк снова открылся, но тут же поняла свою ошибку. Мозг реагировал неожиданно. Что дальше? Эпилепсия? Инсульт?

Опять захотелось в туалет. Вдобавок скрутило живот. Не отравлена ли каша? Сейчас ее ничто не удивит. Стиснула ягодицы, позыв прошел. Но скоро, очень скоро станет невтерпеж.

Вспомнились ботинки, оставшиеся наверху, в прихожей у Розы. Надежные коричневые башмаки, служившие верой и правдой столько лет. Они всегда были хороши. Много, много миль отшагала она в тех башмаках… Верные спутники с веселыми красными шнурками. И вот теперь они разлучены. Они теперь на другой стороне, на стороне Розы. Натерли мозоль. Когда же это случилось – позавчера? Вчера? Уже и не вспомнить. И эта тьма… Будь у нее свет, она бы отмечала каждый день новой чертой. Как обычно делают узники, чтобы сохранить рассудок. Будь у нее свет… Есть такая пытка, когда в камере все время горит лампа дневного света. Но свет был бы ей по душе, она всегда боялась темноты.

Почему такое произошло с ней, отчего именно она очутилась в такой кошмарной ситуации? Она, ни разу не совершившая зла. Она была самым добрым и сострадательным человеком. Да, так и есть. Сострадательной.

Вспомнила одного из бывших любовников. Хассе. Как всегда молчала во время их ссор. Молчание его раззадоривало:

– Черт, ну ты и мямля! Неужели у тебя никогда нет собственного мнения?

Нападки Хассе сбивали с толку. Ведь он всегда свирепел, если Ингрид говорила, что думает. Однажды ударил ее. Влепил пощечину. Тут же раскаялся, чуть не заплакал. Но подействовало отрезвляюще. В тот миг она решила порвать с ним. А через год он женился на женщине-политике, чье имя часто появлялось в газетах. Помнится, у нее была двойная фамилия.

Живот снова скрутило, отпустило, скрутило. Невозможно больше сдерживаться. Слезла с кровати, качнулась к стене, подальше, насколько могла. Стянула штаны. Присела на корточки.

И выкрикнула прямо в потолок:

– Будь ты проклята, Роза! Выпусти меня!

Роза

Она двинулась дальше, вдоль берега. Набережную приводили в порядок после завершения строительства. Запах свежего асфальта щекотал ноздри. Прежде ее немного тревожила интенсивная застройка, но сейчас она успокоилась на этот счет. Выглядит красиво. Вспомнила, как Томас говорил, что вряд ли на берегу станут строить жилища для беженцев. Здесь селились богатые, зажиточные, те, кто мог себе позволить потратить пару миллионов.

Глянула на балконы одной из новостроек. На одном из них женщина высаживала растения в два огромных горшка. Поймав взгляд, улыбнулась Розе и продолжила возиться с растением, похожим с виду на кактус.

– Агава, – крикнула она.

– Вот как.

– Морозостойкие, хотя в этой стране никогда не знаешь наверняка. Но ведь весна пришла надолго, правда? Боже, как же я соскучилась по теплу!

Полупустая бутылка вина на балконном столике, веселая музыка несется из квартиры… Внутри Розы разрасталась пустота. По полю для мини-гольфа бродил человек с граблями, еще один натягивал полотнища навесов. Сезон начинается. Подумалось: не пригласить ли сюда на выходные Анние? Столько лет уже собиралась. Можно вместе сходить на поле для гольфа, поиграть. А потом дома поужинать. Анние могла бы остаться на ночь.