Уход Мистлера - Луис Бегли

Симонне и Иоланда его удивили. То, что они поздоровались с ним в ресторане, было, по всей видимости, неизбежностью — ведь тогда, на речном трамвайчике, они сделали вид, что не узнают его. И им ничего не стоило проделать тот же трюк у Нерона, прошмыгнуть мимо него, потупив глаза или глядя на дверь. Но они громко и оживленно болтали с Нероном — собственно, это и заставило его поднять глаза от тарелки со шницелем из свинины. Подобное поведение можно приписать глупости, последующий обмен дружественными приветствиями — вежливости. Но кто заставлял их, уже после того как он тяжело поднялся из-за стола пожать им руки, спрашивать, нельзя ли присоединиться к нему на минутку? И уже потом принять предложение выпить по бокалу вина, с которым, надо сказать, он не слишком торопился?

Уже не в первый раз Мистлер проклинал про себя общительность, овладевавшую туристами и быстро перераставшую при встрече за границей в ничем не оправданную предыдущими, чисто деловыми встречами фамильярность. В случае с Симонне могла сыграть роль заинтересованность — или то было только тренировкой? — в развитии деловых контактов при каждом удобном случае, даже самом неподходящем. Но все эти «старик», «старина», «дружище», последовавшие далее, — это, пожалуй, уже слишком. И к чему им понадобилось упоминать, что они видели его раньше, днем, на речном трамвайчике, к чему понадобилось комментировать отсутствие за столом его очаровательной молодой спутницы? Ведь это противоречило единственному здравому объяснению того, почему они не поздоровались с ним тогда: старомодному правилу не замечать знакомого мужчину в обществе женщины, которая не является его женой или членом семьи. В таких случаях полагалось ждать, когда он заметит и подойдет к вам первым.

А потом еще спрашивали — Иоланда спросила, — собираются ли оба они остаться в Венеции до воскресенья, что намеревались сделать сами Симонне, и как было бы замечательно познакомиться с его дамой. Он отрезал: нет — категорично и злобно, одного этого было бы достаточно, чтобы парочка тут же снялась с места и умчалась прочь. Но этого не случилось. К своему изумлению, он вдруг увидел, как Иоланда одарила его улыбкой, в которой читались благожелательное снисхождение и мудрость. И, похлопав Симонне по руке, словно и он тоже заслужил ее симпатию и терпимость, она заметила: Ах, вон оно что! Ваша молодая подружка должна уехать до уик-энда. Работящая девушка, не какая-нибудь там бездельница, хочет сделать карьеру. Знаете, все эти нынешние молодые люди вечно куда-то спешат. У них нет времени почувствовать себя счастливыми, даже в таком божественном месте.

Мистлер не ответил.

Очевидно, она собралась довести свою мысль до логического конца и добавила, хотя он не увидел между этими двумя ее высказываниями никакой связи: А Элизабет Порте! Бедняжка. Какая трагедия! Умереть такой молодой. Знаю, вы были очень близки. Ее сестра, Мирей Леру, вдова профессора Леру, знаменитого кардиолога, она всегда отзывалась о вас с таким восхищением.

То был третий сюрприз, и особенно неприятный. Теперь он вспомнил, что как-то раз, в конце одной деловой встречи, Симонне сказал, что знаком с сестрой мадам Порте. И что именно от нее узнал о дружбе Мистлера с Элизабет. А как-то потом, во время обеда в их с Кларой номере, Иоланда особенно игриво произнесла имя мадам Порте, что заставило его поморщиться. Не имея ни малейшего желания обсуждать личные дела с этими малознакомыми людьми, он отделался неопределенным хмыканьем.

По словам Мирей, то была просто ужасная болезнь. Да.

Мирей говорила, что вы регулярно навещали Элизабет. Не многие занятые люди способны на это — проделать столь дальний путь, от самого Нью-Йорка! Наверное, вы знали ее много лет?

Она дружила с моей матерью.

Нет, конечно, многие ее друзья из музыкального мира тоже были очень внимательны. Она столько сделала для развития музыкальной культуры, к тому же у артистов, вообще всех людей искусства всегда находится время для дружбы. Совсем не то, что люди бизнеса, как вы и мой Арно. Что за скучная, пустая жизнь! А женщины! Выскакивают замуж, едва успев окончить колледж, за какого-нибудь противного приятеля отца, который по возрасту сам годится им в отцы. И тот вскорости умирает, не оставив ей ни цента. И не то чтобы то был какой-то там un polichinelle dans le tiroir[38], нет, вовсе нет, скорее это можно назвать скоропалительным браком по-американски. А потом так и остаются вдовами, не имеют семьи, никого, ну, кроме разве что бедняжки Мирей с сыном. А знаете, этот мальчик живет сейчас в Бразилии. Строго entre nous[39], сам факт, что он находится так далеко, просто разбивает Мирей сердце. Чем старше становится женщина, тем тяжелее ей жить одной. Особенно в таких случаях, как с Элизабет Порте. Быть знаменитой, а потом умереть в полном одиночестве! Вам не кажется, что, когда человек находится на смертном одре, единственное, что может утешить, — это семья?

Тут Симонне перебил ее: А ведь вроде бы у Элизабет Порте был долгий роман с каким-то мужчиной, который не захотел или просто не мог жениться на ней?

Не знаю, ответила Иоланда. Но думаю, у нее было много мужчин. И возможно, ни один из них просто не годился в мужья.

Очевидно, мадам Леру крайне отрицательно относилась к роману сестры с отцом Мистлера, считала его непристойным внебрачным сожительством, постыдной семейной тайной. В противном случае она бы не вела себя столь сдержанно в присутствии Мистлера. И вряд ли эта чрезмерно любопытная парочка забыла бы такую редкую фамилию, как Мистлер, упомяни она ее. А если даже неким непостижимым образом и забыли, то вспомнили, жадно попивая его красное вино и сплетничая об уже умершей женщине, которую никогда не знали.

Сам же Мистлер вспоминал мадам Леру чуть ли не с отвращением. На протяжении тех последних, самых жутких недель она сделала все от нее зависящее, чтобы не позволить сестре в момент слабости или полного пренебрежения к семейному долгу оставить деньги сыну своего любовника. Впрочем, то могло быть обусловлено и давнишней тщательно скрываемой неприязнью. Стоило ему оказаться с ней наедине, к примеру, в коридоре, возле палаты умирающей, пока няньки за зашторенной дверью занимались некими неприличными процедурами, мадам Леру заговаривала об инфляции, которая буквально съедает всю ее вдовью пенсию, о мрачных перспективах, в которых обрисовал notaire[40] ее финансовое положение. И вот теперь ей приходится расходовать неприкосновенный запас. Нет, конечно, Элизабет вольна распоряжаться своим состоянием как ей угодно, cher месье, но если бы она хотя бы на секунду задумалась о положении, в котором оставляет сестру, то поняла бы: это вполне в ее власти — сделать своего родного племянника независимым.

И какое бы то было облегчение для его матери! Ведь мальчик помолвлен с девушкой из приличной семьи, а сам без гроша в кармане. И когда они поженятся и обзаведутся детишками, то рассчитывать им в буквальном смысле не на что, если не считать ее крохотного, постоянно тающего капитала.

Мистлер догадывался — впрочем, это было совершенно очевидно, — что она скорее апеллирует к его порядочности и жалости, нежели к чувству семейного долга, которое, видно, атрофировалось у ее сестры, и все благодаря беспорядочному, богемному образу жизни. И в данном случае, раз уж он проводит столько часов тет-а-тет с мадам Порте, мог бы воздержаться и не переубеждать ее лишать свою плоть и кровь наследства. Или же, если она уже утвердилась в своем злом намерении, в последний момент удержать ее от свершения столь вопиющего преступления! В других обстоятельствах тот факт, что ему доверяют задание, свойственное, скорее, духовнику, позабавил бы Мистлера. А может, подумал он, если случится худшее, эта дамочка надеется, что он, Мистлер, возьмет да и откажется от свалившегося на его голову богатства в пользу законных наследников?

Одна мысль о том, что эта стерва, возможно, донимает и саму мадам Порте своими разговорами о деньгах, приводила Мистлера в ужас. И он со всей осторожностью и деликатностью попросил Элизабет заверить мадам Леру в том, что той нечего бояться и что ожидания ее сына будут оправданны.

Мадам Порте рассмеялась — тембр ее голоса, низкий переливчатый смех нисколько не изменились. Ох, уж этот малыш Леру! Если б мне не было присуще l'esprit de famille[41], я бы действительно оставила деньги тебе. Твой отец был так щедр и благороден, и все те деньги, что я не успевала потратить сразу, размещал крайне разумно. Но главное, он сделал меня счастливой женщиной, Томас. А уж потом — богатой. И тебе известно, что, когда с ним случилось несчастье, он не захотел моей помощи.

В ней не было никакой необходимости, tante Элизабет. У него оставалось более чем достаточно, чтобы возместить все потери.

Надо было оставить тебе хотя бы драгоценности. Ведь все это по большей части подарки от него. И та маленькая жеманница, на которой собрался жениться малыш Леру, никогда не станет их носить. Все продадут. L'esprit de famille! Ты мой сын, которого я всегда хотела, сын, который мог родиться у нас с ним. Скажи честно, Томас, все эти твои успехи, они не показуха, нет?