Кости холмов. Империя серебра - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Монголы наступали широким фронтом, глубиной не более полусотни человек. Приблизившись, они дружно вскинули луки и дали залп. Тысячи стрел взметнулись в воздух над построением копейщиков. Болеслава охватил ужас: щиты у солдат были, но они их побросали ради того, чтобы встретить неприятеля пиками.
По полю пронесся свист летящих стрел, а за ним раздались людские вопли. Попадали сотни, а стрелы все летели.
Между каждой тучей пущенных стрел можно было насчитать двенадцать ударов сердца; а впрочем, сердце колотилось бешено, и Болеслав не мог его унять. На вражеский шквал его лучники ответили залпом, и Болеслав замер в ожидании, а затем разочарованно увидел, что стрелы до монголов не долетают. Как им удается стрелять на такое расстояние? Его лучники бьют исправно, в этом сомнений нет, но если они не могут дотянуться до врага, то какой от них толк?
По рядам разрозненно понеслись приказы. Многие из копейщиков бросали громоздкое оружие и подхватывали щиты, в то время как другие пытались как-то удерживать их с копьями одновременно, что вовсе не давало никакого результата. С растерянным проклятием Болеслав обернулся на предводителя тамплиеров, который рвался вперед, как пес с цепи. Рыцари готовы были ринуться в атаку, но путь им преграждали прикрывавшиеся щитами копейщики. Из-за путавшихся под ногами пехотинцев строй сохранить было невозможно. Повсюду лежали груды тел, пики торчали, словно шипы, а оставшиеся в живых прятались под щитами от града стрел.
Болеслав хрипло выругался. Вскинули головы гонцы, но он обращался не к ним. Всю свою жизнь Болеслав воевал. Битвам и одержанным победам он был обязан своим нынешним положением. Но то, что король видел сейчас, было насмешкой над всем, что он знал. Монголами как будто никто не руководил. Не было четкого центра, который направляет все движения. Именно на него и можно было направить всю мощь рыцарского удара. И в то же время это не сброд, где каждый в общей сутолоке рубится сам по себе. Вовсе нет, монголы двигались и атаковали так, будто ими руководят множество направляющих рук: каждая небольшая группа совершенно независима. Казалось бы, безумие, но они налетали и жалили, словно осиный рой, совместно отражая любую угрозу.
На одном из флангов тысяча монгольских воинов пристегнула свои луки к седлам и, схватив копья, развернулась, чтобы атаковать поднявших щиты копейщиков. Офицеры Болеслава не успели глазом моргнуть, как монголы уже отскочили назад и снова взялись за луки. Копейщики в ярости взревели и подняли свои пики, а в ответ в них издевательски полетели стрелы.
Болеслав в безмолвном ужасе видел, что такая же картина наблюдается на всем протяжении копейного строя. Сердце его встрепенулось, когда за позицию копейщиков дружней стали прорываться тамплиеры, криком требуя расступиться и перескакивая через убитых и раненых. Вот эти превратят хаос в порядок, это их миссия.
Сколько сотен пехотинцев у него убито, Болеслав не знал. На беду, враг атаковал безостановочно, не давая возможности перестроиться и оценить тактику неприятеля. Пока король над этим раздумывал, последовали еще два залпа стрел, теперь уже прицельные, с близкого расстояния, в тех, кто пренебрег щитом и предпочел пику. Число вопящих раненых стремительно росло, но уже набирали медленный, уверенный, безостановочно грозный ход тамплиеры, вселяя во врагов страх перед Божьей карой. Болеслав, сжав кулаки, завороженно смотрел, как рыцари, оставив позади сбитых с толку копейщиков, направляют на врага своих тяжелых коней, выравнивая строй на скаку. Таких не остановит ничто на свете.
Лобовой удар рыцарей поверг монголов в трепет. Их лошадки отлетали в стороны под напором тяжелой конницы. Монгольские всадники соскакивали, но их зарубали двуручными мечами и топтали копытами. Под восторженно-пристальным взглядом Болеслава враг начал прогибаться, а затем и отходить. Дружный до этих пор натиск начал пробуксовывать, стопориться, построение теряло свою стройность, а атака – напор. Монголы торопливо пускали стрелы, но от стали доспехов они отскакивали. Чувствовалось, что это переломило ход сражения. Болеслав криком подбадривал славных рыцарей.
Тамплиеры крушили монголов с победным ревом. За плечами у этих железных людей были битвы с сарацинами от Иерусалима до Кипра. Враг впереди должен быть разбит и опрокинут; с этой целью они пришпоривали своих могучих коней и рвались вперед, в галоп. Их атака по мощи напоминала неостановимый удар молота, разбивающий армию неприятеля пополам, открывая путь к центру, на горе и погибель вражьему королю-полководцу. Монголы под натиском проминались. Сотни их разворачивались и пускались наутек, едва успевая оторваться от смертоносного двуручного меча или тяжелой пики. Так тамплиеры скакали с полмили, гоня перед собой все, что только можно.
Байдар поднял руку. Право выбирать для этого момент принадлежало ему, командиры минганов ждали сигнала. Вдоль строя тотчас полетели приказы. Двадцать знаменосцев подняли желтые стяги и прокричали команды джагунам. Приказы прошли по десяткам. Слова разлетались, как огонь по соломе, в считаные секунды. Хаос в мгновение ока сменился порядком. Джагуны откатывались на фланги, чтобы рыцари летели вперед, не встречая сопротивления. Кое-кто впереди все еще скакал, маня тамплиеров за собой, но фланги быстро уплотнялись, и воины там брались за луки.
От пехотинцев с их зловещими пиками рыцари оторвались далеко. В атаку их поскакало примерно десять тысяч – могучее войско, привыкшее побеждать. В монгольские тумены они вклинились глубоко, и вперед их вела вера в Бога и в свои силы. Сквозь прорези в забралах рыцари-французы видели хаос неприятельского отступления и исправно крушили мечами все, до чего можно было дотянуться. Скачущие впереди лошади шарахались куда-то вбок, влево и
