Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века - И. Потапчук

В это время до Борисова дошел слух, что Немировский в союзе с Дыбовым купили себе по 10 акций Саратовско-Симбирского банка и хотят принять участие в предстоящем общем собрании. Предупрежденный свидетелем Кобылинским о том, что Немировский не принадлежит к числу людей, для которых идея могла бы иметь значение сама по себе без экономической ее ценности, и зная это по собственному опыту, Борисов поспешил в Саратов. Намерения Немировского скоро сделались для него ясными; рассказ Борисова на суде нарисовал подробную их картину. На общем собрании 18 марта 1882 г. Немировский был обижен вдвойне: и как неудавшийся член ревизионной комиссии, и как промахнувшийся законник. Когда Борисов указал ему на 87 параграф Устава Саратовско-Симбирского банка и акционеры заявили о нежелании обсуждать, вне определенного Уставом порядка, делаемые Немировским заявления, Немировский сказал Борисову: «Тогда я пойду к прокурору». «Как вам будет угодно»,— последовал ответ со стороны Борисова. В этом ответе слышится голос человека, не сознающего за собой ничего преступного. Таким тоном и языком не станет говорить тот, кто чувствует свою вину. Он старается скорее уладить недоразумение, устроить соглашение, предотвратить всеми мерами подачу жалобы, грозящей ему неминуемой опасностью. Но человек чистый от преступления не пойдет на сделку с совестью. Борисов понимал очень хорошо, что слово, сказанное Немировским, было не пустой угрозой, и не боялся его доноса. В тот же день «кроткий и доверчивый» акционер, каким именует себя Немировский в жалобе, поданной им прокурору Саратовской судебной палаты, привел свою угрозу в исполнение, а на другой день, 19 марта 1882 года, в 9.30 часов утра, в Саратовско-Симбирский банк явился судебный следователь Городыский. Так окончил свое существование банк в тот момент, когда у него находились все данные для дальнейшего существования, когда в нем более чем когда-либо стал вводиться порядок, и банк мог бы продолжать действовать без ущерба для акционеров и заемщиков, без уголовного суда для лиц, ведавших его дела.

Характер разбираемого дела невольным образом отражается на складе нашей мысли, и, слыша постоянно об итогах Саратовско-Симбирского банка, хочешь подвести и итоги его деятелей. Посмотрим же, каковы получаются эти итоги для подсудимого Борисова в материальном и нравственном смысле. В материальном отношении мы видим пред собою следующее: расхититель сумм банка уплатил этому банку: взносов по Кано-Никольскому имению 247 тысяч рублей, сверх 35 тысяч, данных из раньше приобретенного имения, вложил на эксплуатацию дачи 200-тысячный капитал, внес в кассу банка 400 тысяч закладными листами — итого 882 тысяч рублей, да еще оставил банку имение, стоящее пять миллионов. Подобных хищников, господа присяжные, в русских судах еще никогда не судили! Если, оставя эту материальную сторону, мы посмотрим на Борисова с другой точки зрения, то увидим пред собою человека, перенесенного судьбой с одного полюса на другой, противоположный. Не стану повторять пред вами вновь картину того блестящего положения, которое он занимал до возбуждения настоящего дела. Но в том водовороте, где сталкиваются самые разнообразные интересы и чаяния, где идет вечная, неустанная борьба, иных житейская волна возносит высоко и держит на высоте, других безжалостно низвергает в бездну. На жизненном пути люди, слабые волей и умом, нерешительные в поступках, мало сделают и не уйдут далеко. Совсем иное, когда является сильный, энергический ум: он смело отдается своему делу и не задумываясь пойдет навстречу самому решительному замыслу. В этом его сила и достоинство, его обаяние и власть. Но рядом с величием человека идут и его способности. Упоенный удачами жизни, среди того общества, где успех оправдывает все, человек начинает забывать, что один неверный шаг может все погубить, что под его ногами та изменчивая почва, на которой он может найти себе и свое счастье, и свою гибель. Борисов переживал первое и незаметно для себя стремился к другому. К этому способствовала та сторона его характера, на которую уже было мною обращено внимание. Есть люди, у которых математический ум и способность самых обширных комбинаций уживаются с полнейшей непрактичностью и непонятной доверчивостью, граничащей с небрежностью. Гордые сознанием своего достоинства, они веру в самих себя переносят на других людей и полагают, в роковом заблуждении, что не могут быть жертвой обмана. Высоко неся свою голову вперед, они не обращают внимания на то, что копошится у них под ногами. А между тем пользуясь этим, их незаметно опутывают снизу тонкими, но крепкими путами, и когда наконец они почуют опасность, то уже поздно! Так погиб Борисов. Борисов забыл о том, что на свете существуют те виртуозы шантажа, которые не упустят случая воспользоваться ошибкой, и те лицемеры, которые умеют под личиной благородного служения общественным интересам втихомолку ловко обделывать свои воровские делишки. Борисов сделался жертвой именно таких людей, потому что не захотел считаться с ними, да еще потому, что слишком много верил в других и слишком много надеялся на самого себя. Господа присяжные заседатели! Он для вас чужой человек, живший и действовавший в ином обществе, между иных людей. Оторванный от своей среды, одинокий, безропотно ждет он от вас своего приговора. Его друзья и близкие далеко, и он не знает, суждено ли ему вернуться к ним, или же ему грозит другая участь. Но не сомневается он в том, что вы, судящие его здесь, на далекой чужбине, более, чем к кому-либо другому, отнесетесь к нему с теплым участием и сумеете в вашей совести найти границу между его ошибками, как бы велики они не были в глазах ваших, и преступлением. Его привело к вам из Петербурга в Тамбов то дело Саратовско-Симбирского банка, бренные остатки которого лежат пред вами. Они принесены сюда как молчаливые вещественные доказательства тех преступлений, которые, по словам обвинителя, совершены Борисовым с прочими подсудимыми. В делах банковых делопроизводство, бухгалтерия, касса, счета заслоняют собою личность человека, и ничего не скажут вам эти бумажные тома о судьбе живых людей, которых вы призваны судить. Но вглядитесь попристальнее испытующим судейским взором, прислушайтесь чутким ухом вашей совести — и сквозь цифры этих томов вам увидятся горькие слезы; за бухгалтерскими расчетами услышатся болезненные стоны измученной души человеческой. Для подсудимого Борисова, господа присяжные заседатели, история крушения Саратовско-Симбирского банка есть вместе с тем скорбный лист его жизни, на котором Провидению угодно было начертать: пятилетнее пребывание под судом и следствием, имущественное разорение, потерю общественного положения, поругание имени. Медленно тянулись для Борисова эти мучительные годы, и только одно глубокое сознание своей правоты и вера в правый суд сохраняли ему силу в борьбе и давали нравственную опору существования. Когда вокруг него торжествовало злорадство, когда гады, падкие на гибель благородных существ, ликовали, он твердил от начала до конца: «Я не хищник чужого добра» и молил об одном — о беспристрастии. Эта просьба, этот вопль его проходит через все страницы настоящего дела. Но все мольбы остались гласом вопиющего в пустыне... Теперь уже не в четырех стенах следственной камеры, не с глазу на глаз пред судебным следователем, а на гласном суде, пред лицом представителей общественной совести, Борисов доказал, насколько несправедливы были к нему те, которые незаслуженно связали его имя с преступлением. И ныне, господа присяжные заседатели, на вас лежит высокая, святая обязанность — разорвать эту связь и восстановить попранную справедливость. Вас просили произнести слово правды. Ни о чем другом и я не могу вас просить. Но не осуждение Борисова будет этим словом. Словом правды о нем будет тот приговор, который возвестит ему свободу и конец многолетних страданий.

После 20-часового совещания присяжные заседатели вынесли 3 июля в 10 час. утра свой вердикт, признав виновными Алфимова и Трухачева в том, что при приеме в залог имения Трухачева не был удержан числившийся на нем долг в 5 тысяч 100 рублей, который и был уплачен из суммы банка, причем Трухачев поставил и подписал как бухгалтер ордер, в котором поместили ложное сведение, что будто означенная сумма была удержана при выдаче ему ссуды. Кроме того, Трухачев признан виновным и в том, что получив от заемщика Маслова 1 тысячу рублей для передачи в кассу в счет платежей по ссуде, сумму эту присвоил себе, сделав в книгах и документах банка ложные записи о получении означенной суммы. Обоим подсудимым присяжные заседатели дали снисхождение, и суд приговорил их к лишению особенных прав и к ссылке на житье: Алфимова — в Архангельскую губернию с воспрещением отлучки из назначенного ему местожительства в течение 3-х лет и с предоставлением по истечении 10 лет избрать местожительство, кроме столицы, а Трухачева — в Томскую губернию с воспрещением отлучки в течение 15 лет. Но при этом суд постановил, ввиду обстоятельств дела, ходатайствовать пред Его Императорским Величеством о замене назначенного Алфимову наказания 4-месячным арестом на гауптвахте, без ограничения прав. Остальные подсудимые оправданы. Факты неполного поступления складочного капитала и выпуска излишних закладных листов отвергнуты. Гражданские иски суд оставил без рассмотрения.