Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века - И. Потапчук

Человек, живущий хищением, будет желать беспорядков; для человека честного нужно упорядочение дела, выяснение причин беспорядка. «Если бы Борисов захотел скрывать беспорядки, то худшего, чем Якунин, не мог бы выбрать»,— говорил свидетель Борщов. Якунина избрал Борисов по совету с Масловским и не без борьбы ввел его в правление. Противодействие шло от Алфимова, писавшего Борисову, «что члены возмущены», «требуют отчета в акциях», «погубят нас». Но Борисов не убоялся, купил Коваленкова и Лихачева, заплатив за них долги в кассу, и после неудачной попытки 1879 года в 1880 году добился избрания в состав правления Саратовско-Симбирского банка. Но так как банк не мог даже при самом правильном делопроизводстве и счетоводстве существовать без наличных средств, то Борисов поставил себе задачей, чтобы спасти дело, прийти на помощь банку со стороны материальной. Со свойственной ему энергией и смелостью взгляда он решился приобресть Кано-Никольскую дачу и, затратив на нее капитал, устроить правильную эксплуатацию леса и получать верный доход, обеспечивающий платежи банку.

История Кано-Никольской дачи представляет разительный пример того, как иногда самые благие намерения и дела могут быть истолкованы в совершенно превратном виде. Для каждого не предубежденного человека поступок Борисова относительно Кано-Никольской дачи является заслуживающим справедливой похвалы, но никак не порицания или обвинения в уголовном преступлении. Прием в залог Кано-Никольского имения Саратовско-Симбирским банком у Загряжского относится к тому времени, когда Борисов еще не был членом правления банка и лишь в качестве уполномоченного принимал участие в расчетах с кредиторами Загряжского. По вступлении в состав правления ему пришлось встретиться с вопросом об этом имении уже совсем в другом смысле. После неудавшегося предложения покупки удельному ведомству Загряжский не внес срочного платежа банку, и имение было назначено в продажу. Вспомнив о своем старинном знакомом лесопромышленнике Томасове, Алфимов предложил купить это имение в надежде, что в руках богатого Томасова эксплуатация лесной дачи будет вполне обеспечивать платежи банку. Однако же надежды, возлагавшиеся на Томасова, не оправдались. Хотя Томасов при покупке имения послал туда лесничего Гельта для разработки леса, но не хотел дать необходимый капитал; по отдаленности дачи, имея лесное дело вблизи Петербурга, не обращал на нее почти никакого внимания, считая себя как бы номинальным ее собственником. На долю Алфимова и Борисова пришлось опять ведаться с Кано-Никольским имением и заботиться об охранении связанных с ним серьезных интересов банка. Попытки продать имение за границей или образовать в России товарищество для эксплуатации леса окончились безуспешно, так как французские капиталисты хотели купить Кано-Никольскую дачу за 6 миллионов франков не иначе, как образовав первоначально акционерную компанию, а предполагавшееся товарищество расстроилось вследствие нежелания Алфимова. В течение всего этого времени срочные платежи поступали в банк, по словам Алфимова, частью из личных средств его, Алфимова, и значились по книгам банка. Совершенно неожиданно в 1879 г. Борисов узнает, что платежи в действительности в кассу банка не поступали и что таким образом банк в течение нескольких лет несет большие убытки. Тогда Борисов увидел, что единственное средство помочь делу — это самому взяться за эксплуатацию Кано-Никольской дачи. Съездив на место, лично осмотрев дачу и изучив местные условия сбыта, он убедился как в огромной ее ценности, так и в несомненной выгодности предприятия. Познакомившись в то же время с Шиховым, он нашел в нем умного, в высшей степени практического и знающего человека, который мог быть для него незаменимым помощником и верным исполнителем. По возвращении в Петербург Борисов тотчас же начал переговоры с Томасовым, и 8 января 1880 года Кано-Никольское имение стало собственностью Борисова.

Но прежде чем имение перешло в его руки, Борисов с присущей ему прямотой не только не считал нужным скрывать своих намерений, но совершенно добровольно выдал Алфимову обязательство в том, что в случае приобретения Кано-Никольской дачи он обязуется уплатить Саратовско-Симбирскому банку сверх срочных платежей по ссуде в течение 9 лет всего 1 миллион 250 тысяч рублей. Это обязательство, выданное 25 октября 1879 года, получило со стороны обвинителя весьма превратное толкование, в смысле признания будто бы Борисовым факта присвоения сумм банка, для чего обвинитель не без цели выпускает начало и конец обязательства, беря произвольно лишь одну его середину. Рассматривая же данное Борисовым обязательство не отрывочно, а в полном его объеме, к подобному выводу никоим образом прийти нельзя, так как обязательство это имело условное значение, связанное с приобретением имения, и теряло свою силу одновременно с потерей самого имения. Руководимый добросовестным побуждением, приобретая имение по выгодной цене, Борисов обязывался вместе с тем пополнить связанные с имением убытки банка с причитающимися процентами, но отнюдь не признавал тем самым, как думает обвинитель, своей виновности в присвоении сумм банка. Мотивы к добровольной выдаче обязательства, которого от него, конечно, Алфимов никогда не мог требовать, находят себе основание как с нравственной, так и с материальной точки зрения. Борисов дал по этому поводу подробное объяснение и представил расчет погашения долга по залогу и убытков от непоступивших срочных платежей. Вся последующая деятельность Борисова показывает, насколько добросовестно он относится к исполнению принятых на себя обязанностей. Начиная с 1879 года до времени возбуждения уголовного следствия, все платежи банку поступали с полнейшей аккуратностью: всего уплачено было Борисовым в банк, не считая прежде данных на имение 35 тысяч рублей, 247 тысяч рублей.

Переходя затем к вопросу о стоимости Кано-Никольской дачи, подвергавшемуся подробному исследованию как во время предварительного, так равно и судебного следствия, и оставив разбор подробностей другим защитникам, защитник Борисова остановился на двух мнениях, высказанных по этому поводу Управлением государственных имуществ и членом оценочной комиссии министерства финансов. В то время, как сохраненная казна еще в 1861 году ценила десятину Кано-Никольской дачи не менее 10 рублей, что составляет общую сумму 1 миллион 10 тысяч рублей, Управление государственных имуществ в 1883 году нашло возможным оценить десятину всего в 1 рубль 90 коп., а всю дачу в 205 тысяч 200 рублей. Не следует забывать при этом, что Кано-Никольская дача находится в центре тех башкирских земель, которые приобрели себе столь громкую известность. Лучшая критика одного казенного ведомства другим заключается в мнении оценщика министерства финансов Крубера, указывающего на то, что администрация Управления государственных имуществ отличается «бюрократическими и контрольными формальностями» и массой «педантических приемов тормозить всякое живое дело». Оценивая дачу «скорее в уменьшенном, чем в преувеличенном виде», Крубер определяет ее стоимость в круглых цифрах, в 5 миллионов 158 тысяч рублей. Свидетельство лесопромышленника Шихова, изучившего местное лесное дело до тонкости, должно иметь в наших глазах несомненное значение; и по его словам также Кано-Никольское имение представляет собой огромное богатство и стоит миллионы. Естественно, что стоимость лесного имения находится в тесной связи с его эксплуатацией. Сам по себе стоящий на корню лес не дает никакого дохода, деньги не будут расти вместе с листьями. Но коль скоро к естественным богатствам при благоприятных условиях сбыта прикладываются труд и капитал, имение приобретает громадную стоимость и приносит верный, обеспеченный доход. С этой целью Борисов, продав свои ценные бумаги, употребил 200 тысяч рублей на разработку леса в Кано-Никольской даче. В связи с этим он задумал устроить там мельницу, которая затем, по более подходящим условиям, была выстроена в Оренбурге и стоила 560 тысяч рублей. Оба предприятия вполне гарантировали Саратовско-Симбирскому банку как уплату ежегодных взносов, так и погашение долга и убытков по обязательству. Результаты не замедлили обнаружиться в самом скором времени: за первый эксплуатационный год Кано-Никольская дача дала с 1200 десятин чистого дохода 168 тысяч 155 рублей; за второй год по случаю постройки мельницы была вырублена только 1/2 часть и доходу поступило 75 тысяч 650 рублей, что составило бы для полного количества 226 тысяч 950 рублей. Из этого дохода Борисов ничего не взял себе, как то несомненным образом явствует из представленных к делу книг оренбургской конторы, и предполагал вести дело далее в еще более широких размерах.

При таких условиях, желая личное обязательство, хранившееся у Алфимова и не имевшее никакой юридической силы в отношении правления банка, заменить реальным обеспечением, Борисов подал заявление о выдаче ему дополнительной ссуды по имению. Обвинитель утверждает, что Борисов хотел будто бы внести в банк 1 миллион 400 тысяч рублей, и приводя этот факт как новое доказательство присвоения, восклицает: такого благодетеля, который стал бы дарить 1 миллион 400 тысяч рублей, что-то не слышно! Я вполне согласен с обвинителем и повторяю, что действительно такого благодетеля не было слышно, потому что Борисов никогда ничего подобного не предполагал. Это есть не более чем фантазия самого обвинителя, в подтверждение которой он не может привести, кроме своих собственных слов, ни одного документа, идущего от Борисова. Борисов как заемщик указал лишь ту цену, которую, по его мнению, стоило имение, и ссуду, которую под него можно было выдать, предоставив определение этой ссуды усмотрению правления. Устранившись совершенно от всякого дальнейшего участия как в оценке имения, так равно и в назначении подлежащей выдаче ссуды, Борисов, ввиду затраченного им капитала и определившегося при таком условии количества ежегодного дохода от разработки леса, имел полное основание к получению дополнительной ссуды. По получении таковой он не воспользовался ею в свою собственность, но немедленно, в исполнение данного обязательства, внес 400 тысяч рублей закладными листами в Волжско-Камский банк, в депо Саратовско-Симбирского банка; таким образом была покрыта значительная часть убытков от Кано-Никольского имения, и Борисов имел в виду, заложив имение в частные руки, освободить банк вовсе от этого имения, чтобы избегнуть всяких нареканий в дальнейшем. Не осуществилось это намерение по обстоятельствам, от него не зависевшим.