Человеческая деятельность. Трактат по экономической теории - Людвиг Мизес

Многие из тех, кто осознает нежелательные последствия проедания капитала, склонны верить, что популярное правительство несовместимо со здоровой финансовой политикой. Они не могут понять, что обвинять следует не демократию как таковую, а доктрины, которые стремятся заменить концепцию государства как ночного сторожа, высмеянную Лассалем, на концепцию государства как доброго Санта-Клауса. Курс экономической политики страны всегда определяется экономическими идеями, разделяемыми общественным мнением. Никакое государство, ни демократическое, ни диктаторское, не может быть свободно от власти всеми признаваемой идеологии.

Те, кто отстаивает ограничение прерогатив парламента в вопросах бюджета и налогов или даже полную замену представительного государства на авторитарное государство, ослеплены химерическим образом совершенного главы государства. Этот человек, столь же великодушный, сколь и мудрый, искренне посвятит себя делу создания устойчивого благосостояния своих граждан. Однако реальный фюрер будет обычным смертным, который прежде всего стремится к увековечиванию своего господства, а также господства своей родни, своих друзей и своей партии. В той мере, в какой он может прибегнуть к непопулярным мерам, он сделает это ради таких целей. Он не инвестирует и не накапливает капитал. Он строит крепости и оснащает армию.

Планы советских и нацистских диктаторов, о которых столько разговоров, предполагают ограничение текущего потребления ради инвестиций. Нацисты никогда не пытались скрыть истину, что все эти инвестиции были предназначены для подготовки к планируемым ими захватническим войнам. Вначале Советы были менее откровенны. Но позже они гордо заявили, что все их планирование направлялось соображениями готовности к войне. Истории не известно ни одного примера накопления капитала, причиной которого явилось бы государство. Когда государство делает инвестиции в строительство автострад, железных дорог и в другие полезные общественные работы, необходимый капитал обеспечивается сбережениями отдельных граждан и берется государством взаймы. Но большая часть средств, собранных путем размещения государственных займов, была израсходована на текущее потребление. То, что индивиды сберегли, государство промотало.

Даже тот, кто смотрит на неравенство богатства и доходов как на факт, достойный сожаления, не может отрицать, что он стимулирует прогрессирующее накопление капитала. А именно дополнительное накопление капитала только и является причиной совершенствования технологий, повышения ставок заработной платы и более высокого уровня жизни.

4. Незащищенность

Неопределенное понятие защищенности, которое теоретики благосостояния имеют в виду, когда сокрушаются по поводу незащищенности, относится к чему-то вроде свидетельства, посредством которого общество гарантирует каждому, невзирая на его достижения, уровень жизни, который он считает удовлетворительным.

Защищенность в этом смысле, утверждают певцы ушедших времен, обеспечивалась при общественном порядке средневековья. Однако нет нужды вдаваться в исследование этих заявлений. Реальные обстоятельства даже в прославляемом XIII в. отличались от идеальной картины, нарисованной схоластической философией; эти схемы описывали положение вещей не как оно есть на самом деле, а каким оно должно быть. Но даже эти утопии философов и теологов допускали существование многочисленного класса нищих, полностью зависящих от милостыни, подаваемой им богатыми людьми. Это совершенно определенно не соответствует представлениям о защищенности в современном употреблении этого термина.

Концепция защищенности представляет собой дополнение наемных рабочих и мелких фермеров к концепции стабильности, разделяемой капиталистами[Cм. с. 213215.]. Точно так же, как капиталисты желают получать постоянный доход, который не зависел бы от превратностей изменяющихся человеческих обстоятельств, наемные рабочие и мелкие фермеры желают сделать свои доходы не зависящими от рынка. Обе группы стремятся уклониться от потока исторических событий. Никакие дальнейшие происшествия не должны ухудшить их положение; с другой стороны, разумеется, они открыто не возражают против улучшения своего материального благополучия. Структура рынка, к которой они в прошлом приспособили свою деятельность, никогда не должна изменяться таким образом, чтобы заставлять их адаптироваться по-новому. Фермеры европейских горных долин возмущаются, когда сталкиваются с конкуренцией канадских фермеров, имеющих более низкие издержки. Маляр кипит от ярости, когда внедрение новых устройств оказывает неблагоприятное влияние на его сектор рынка труда. Очевидно, что желания этих людей можно выполнить только в абсолютно застойном мире.

Отличительной чертой рыночной экономики является то, что в ней нет никакого уважения к имущественным интересам. Прошлые достижения не имеют значения, если они являются помехой будущим улучшениям. Поэтому адвокаты защищенности совершенно правы, обвиняя капитализм в незащищенности. Однако они передергивают, когда подразумевают, что виноваты в этом эгоистические интересы капиталистов и предпринимателей. Ущерб имущественным интересам наносит стремление потребителей к максимально возможному удовлетворению своих нужд. Не алчность богатого меньшинства, а склонность каждого пользоваться малейшей возможностью, позволяющей улучшить свое материальное благополучие, приводит к незащищенности производителя. Возмущение маляра вызывает тот факт, что его сограждане предпочитают дешевые дома более дорогим. И сам маляр, отдавая предпочтение более дешевым товарам по сравнению с более дорогими, вносит свой вклад в возникновение незащищенности в других секторах рынка труда.

Безусловно, необходимость постоянно приспосабливаться к изменяющимся обстоятельствам тягостна. Но перемены отражают сущность жизни. В свободной рыночной экономике отсутствие защищенности, т.е. отсутствие защиты имущественных интересов, представляет собой принцип, который стимулирует устойчивое повышение материального благополучия. Нет никакой необходимости спорить с пасторальными мечтами Вергилия и поэтов и художников XVIII в. Нет никакой необходимости исследовать, какого рода защищенностью действительно пользовались пастухи. На самом деле никто не желает меняться с ними местами.

Жажда защищенности стала особенно интенсивной во время Великой депрессии, начавшейся в 1929 г. У миллионов безработных она встретила восторженный прием. Вот чем является капитализм для вас, кричали лидеры рабочих и фермерских групп давления. Хотя причиной зла был не капитализм, а, наоборот, попытки реформировать и улучшить работу рыночной экономики с помощью интервенционизма. Крах явился необходимым следствием попыток понизить ставку процента посредством кредитной экспансии. Институциональная безработица была неизбежным результатом политики фиксирования ставок заработной платы выше потенциального рыночного уровня.

5. Социальная справедливость

По крайней мере в одном отношении современные пропагандисты благосостояния превосходят большинство старых школ социалистов и реформаторов. Они больше не делают упор на концепции социальной справедливости, произвольным предписаниям которой люди должны подчиняться, какими бы катастрофическими ни были их последствия. Здесь пропагандисты благосостояния разделяют утилитаристскую точку зрения. Они не возражают против принципа, гласящего, что единственный критерий эффективности общественных систем это оценка их способности достигать целей, преследуемых действующими людьми.

Однако как только пропагандисты благосостояния начинают изучение механизма действия рыночной экономики, они забывают свои здравые намерения. Они обращаются к набору метафизических принципов и заранее осуждают рыночную экономику за то, что она им не соответствует. Через черный ход эти пропагандисты тайком протаскивают идею абсолютного нравственного критерия, которую они не пустили с парадного. В поисках лекарства против нищеты, неравенства и незащищенности они постепенно приходят к тому, что разделяют все заблуждения старых школ социализма и интервенционизма. Пропагандисты благосостояния все больше и больше запутываются в противоречиях и нелепостях. Они не могут не ухватиться за соломинку, за которую пытались ухватиться все ранние неортодоксальные реформаторы, за высшую мудрость совершенных правителей. Их последним словом всегда является государство, правительство, общество либо иной удачно подобранный синоним свехчеловеческого диктатора.