Повседневная жизнь в эпоху Жанны дАрк - Марселен Дефурно

Однако именно отсутствие какого бы то ни было «разумного» повода характерно для рыцарского поединка в чистом виде, у противников не было никаких других оснований для сражения, кроме желания показать себя во всем блеске и одновременно продемонстрировать «покорность» даме, которой обязаны своей доблестью. Именно потому государственная власть, как правило, выступала против этих бесполезных сражений, где попусту растрачивался героический пыл, который мог бы найти куда лучшее применение на поле боя. Церковь была к ним не более благосклонна, и причиной тому – эротические влечения, связанные с рыцарским поединком. Там, дама де Бель-Кузин произносит длинную речь, убеждая юного Сантре в том, что эти запреты не могут быть абсолютными. «И хотя эти поединки запрещены, и Церковь и государство объявили, что в одном случаевступающий в сражение впадает в грех, искушая Бога, другие – в грех гордыни, истинно влюбленный свобободен от двух этих грехов, сражается единственно ради того, чтобы возвысить свою честь, без ссор и без обид на кого-либо». Светским правителям тем более трудно было категорически выступать против поединков, что некоторые из них – как Карл VI, Филипп Добрый, «Сицилийский король» Рене Анжуйский – сами были проникнуты теми убеждениями, которые им способствали.

Наиболее выразительной формой рыцарского вызова была «emprise»[30], обращенная не к определенному противиику, но ко всякому, кто пожелает этот вызов принять. «Emprise» подразумевала, кроме того, и «обет»: рыцарь налагал на себя символическую повинность, которая могла закончиться лишь после того, как условия «emprise» будут исполнены. «Мы, Иоанн, герцог Бурбонский, – сказано в послании Иоанна де Бурбона 1415 года, – не желая пребывать в праздности и желая в ратном деле проявить свою доблесть, надеясь снискать славу и добиться благосклонности прекрасной дамы, коей мы служим, дали обет и пообещали, что мы, а также еще шестнадцать рыцарей… будем носить каждый на левой ноге цепи, рыцари – из золота, оруженосцы – из серебра, каждое воскресенье в течение полных двух лет… если только не найдется раньше равное число безупречных рыцарей и оруженосцев, которые все вместе пожелают вступить с нами в пеший поединок до победного конца, и каждый из сражающихся будет вооружен так, как захочет, копьем, топором, мечом или кинжалом, или, по меньшей мере, жезлом такой длины, какую пожелает взять, и одни сделаются пленниками других, и условие таково, что те сражающиеся с нашей стороны, кто будет побежден, должны будут каждый отдать по цепи, подобной тем, какие мы носим, а побежденные с противной стороны должны будут отдать кому пожелают рыцари – золотой, а оруженосцы – серебряный браслет». Помимо этого, в течение двух лет, пока длится действие обета, герцог и его спутники должны были ставить свечи перед изображением Богоматери, которое им следовало с этой целью заказать живописцу и у подножия которого была бы подвешена золотая цепь, подобная тем, какие они наденут на себя. В посвященной Пресвятой Деве часовне будут ежедневно служить мессу, для которой они пожертвуют ризы, чаши и необходимые церковные украшения. Если они выполнят все условия, мессу будут служить постоянно, и в часовне появится изображение каждого из рыцарей в тех одеждах, какие были на них в день битвы; каждый из них обязуется «охранять честь дам и всех благородных женщин».

«Lettres d'armes», письма, в которых сообщалось об «emprise», вручались герольдам и пурсиванам, с тем чтобы под звуки труб оглашать их содержание при дворах правителей и сеньоров. Если какой-нибудь рыцарь изъявлял желание принять вызов, он, в свою очередь, извещал об этом письмом. В 1400 г. пурсиван по имени Али передал английским рыцарям, занявшим Кале, вызов арагонского сеньора Мигеля д'Ориса: «Во имя Бога и доброй Девы Марии я, Мигель д'Орис, дабы возвеличить свое имя, зная достоверно о подвигах английских рыцарей, с сегодняшнего дня начинаю носить на ноге обломок меча до тех пор, пока один из рыцарей английского королевства не согласится вступить со мной в поединок…» (далее следует подробнейшее описание условий боя). Английский рыцарь, Джон де Прендергаст, Принявший его вызов, отвечает: «Извольте знать, что я уже лично видел письма, доставленные пурсиваном Али, из коих узнал о твердом и отважном желании сразиться, овладевшем вами; а также и о том, что вы дали обет носить некую вещь, которая, как сказано в вашем письме, причиняет вам сильную боль в ноге… Я жажду чести и желаю доставить вам удовольствие, и потому принимаю ваш вызов так, как сказано в вашем письме, и для того Чтобы избавить вас от тягот и страданий, и потому что Я давно желал сразиться с каким-нибудь благородным Храбрецом из Франции, чтобы узнать некоторые вещи, касающиеся поединков».

Существовал настоящий «рыцарский интернационал», и в современных текстах нередко упоминается о немецких, шотландских, испанских, португальских рыцарях, являвшихся во французское королевство показать, чего они стоят. И наоборот, французы часто искали приключений и славы в чужих краях. Подобно тому как это происходит в сегодняшнем спорте, были «профессиональные» рыцари, которые вызывали на бой соперников в чужих краях и скитались от одного двора правителя до другого в поисках противников, которые приняли бы их условия. Ради того, чтобы угодить своей даме, Жан де Сентре проехал таким образом большую часть Европы; из Франции он отправился в Арагонское королевство, где восхищенный государь осыпал его подарками: он дарил ему коней, дорогие ткани, ювелирные изделия. Позже мы увидим его при дворе императора, лично присутствующего на поединках, где он выступает против немецких рыцарей. Наконец, перейдя от рыцарских игр к воинской реальности, он отправляется в «крестовый поход» против прусских язычников, где обретает славу.

Конечно, Сентре всего лишь персонаж романа, которому автор приписывает многочисленные приключения. Но жизнь реального лица, Жака де Лалена, которого современники считали идеальным рыцарем, была не менее беспокойной: не удовольствовавшись тем, что стал героем лучших поединков, происходивших при бургундском дворе, он посетил дворы Наварры, Кастилии, Арагона, Португалии (рыцарский спорт был в большой моде в странах иберийского полуострова); он едет через всю Италию и принимает участие в турнирах в Неаполе и в Риме; он перебирается в Шотландию, где вступает в бой с сеньором из рода Дугласов… Везде его встречают восторженно и с почестями: его принимает король Португалии, он танцует с придворными дамами и с самой королевой, которая дарит ему прощальный поцелуй, когда он возвращается в Бургундию; при клевском дворе он имел счастье понравиться одновременно герцогине Калабрийской и принцессе Марии Клевской, и каждая вручила ему драгоценный предмет, чтобы он в ее честь носил его во время турниров, и, когда он вышел на арену, с его шлема спускалось шитое жемчугом покрывало, подарок одной, а на левой руке красовался браслет из драгоценных камней, подарок другой…

Но странствующий рыцарь являлся не просителем, он должен был поразить хозяев великолепием своего снаряжения и показной щедростью. Когда Сентре в первый раз покидает Париж, выполняя обет, по столичным улицам движется роскошный кортеж. Под звуки четырех труб и двух тамбуринов впереди выступают четыре «прекрасных и могучих боевых коня», каждого ведут под уздцы два конюха. За ними следуют три рыцаря с четырнадцатью конями, десять оруженосцев с двадцатью двумя конями, капеллан с двумя конями, «гербовый король» с двумя конями, герольды Турень и Лузиньян с четырьмя конями. Кроме того, в свите рыцаря были фуражир, кузнец и оружейник; восемь «вьючных животных», четыре для него и четыре для его спутников; и еще двенадцать всадников, которые должны были ему служить. Все, люди и кони, были облачены в цвета Сентре и носили его девиз. Что касается рыцарского гардероба, он ни в чем не уступал выезду: три «parements» (парадные одежды), одна из малинового дамаста, расшитого серебром и отделанного собольим мехом; вторая из голубого атласа, металлическими полосками поделенного на ромбы; третья из черного дамаста, «сплошь затканного серебряными нитями», отделанного горностаем и зелеными, лиловыми и серыми страусовыми перьями; именно в таком наряде Сентре намеревался сражаться верхом. В пешем бою он поверх лат носил котту малинового атласа со светло-красной отделкой, усеянную золотыми подвесками. За ним тянется тяжелогруженый обоз, поскольку, как научила его дама де Бель-Кузин, «дары и обещания, когда можешь их выполнить… привязывают и пленяют сердца, так что все они будут принадлежать тебе». В подарок королеве Арагонской он везет «сто локтей прекраснейшей и роскошной ткани, и еще сто локтей лучшего реймсского полотна, какое он только смог найти в Париже», а к этому еще и Прекрасные часословы, украшенные золотом и драгоценными камнями. Королю он подарит боевого коня. Придворные дамы получат другие подарки – пояса, ткани, оправы, алмазы, перчатки, кошельки, шнурки, – «кому что положено».