Великий Новгород в иностранных сочинениях. XV — начало XX века - Геннадий Коваленко

По мнению Т.Н. Кандауровой, создание военных поселений рассматривалось европейцами в первую очередь с точки зрения роста ее военной мощи и желания укрепить свои позиции на континенте. Иностранные правительства и общественность также пытались спрогнозировать внутриполитические последствия этой комплексной реформы, затронувшей многие стороны жизни российского общества.

Иностранные описания относятся преимущественно к военным поселениям юга России (Роберт Лайель, Дрезе-Брезе, де Кюстин, герцог де Мормон, А. Гакстгаузен). Наиболее подробное описание новгородских военных поселений принадлежит перу немецкого религиозного деятеля, писателя-путешественника Фридриха Иоганна Лоренца Мейера (1760–1844). Он родился в Гамбурге в семье виноторговца, в 1778–1784 годах изучал юридические науки в Геттингене, Швейцарии, Италии и Франции. По возвращении в Гамбург работал адвокатом. В 1784 году он стал каноником Гамбургского соборного капитула, а затем был избран его председателем.

Мейер занимался изучением старины и памятников искусства, был автором нескольких работ, написанных в жанре путевых заметок по Италии, Франции, Германии и России. В его заметках о путешествии в Россию специальный раздел посвящен Новгороду. Описание новгородских военных поселений занимает в этом разделе важное место. Мейер посещал их в 1828 году, когда «этот недолговечный военный государственный институт переживал время расцвета», и в 1835 году, когда поселения находились уже в состоянии упадка.

По словам Мейера, «проезжий иностранец не может составить истинное представление о сущности и духе такого важного и значительного государственного учреждения, как мощные военные поселения России». Поэтому его цель состоит в том, чтобы «взвесить все “за” и “против”, отметая в сторону все несущественное, дополнить результаты собственных наблюдений историческим контекстом» — в общем, представить иностранному читателю основные черты «этого редкостного, многогранного объекта и дать о нем как можно более полное представление». В целом Мейер дает довольно высокую оценку институту военных поселений:

Учрежденные императором Александром по проекту и под руководством его фаворита графа Аракчеева, эти важные и знаменитые питомники русской военной мощи были так широко распространены, что и сегодня представляется разумным осуществление этого серьезного, грандиозного, широкомасштабного и при этом модифицированного ныне правящим монархом плана.

По его мнению, смысл военных поселений состоит в том, что «государственные крестьяне и солдаты сами заботятся о своем пропитании, занимаясь полевыми работами; молодое поколение занимается военным делом, чтобы состоять в резерве военной службы и быть готовым призываться на нее; из юношей благородного сословия готовят дельных офицеров, в школах более низкого ранга повышают уровень духовной культуры других слоев населения».

Как положительный момент организации поселений Мейер выделяет организацию воспитания и обучения юношества, развитие начального образования в сочетании с профессиональным обучением.

Граф Аракчеев отдал на обучение к лучшим мастерам Санкт-Петербурга сначала солдатских детей, а те, вскоре обучившись ремеслу, стали учить других. Затем в этих отделениях появились судовые мастера для размещенной на озере Ильмень близ Новгорода флотилии. Среди них есть также каменщики, маляры, резчики по камню, механики и т.д. И как превосходно со всем справляются эти ученики, обученные искусствам и ремеслам! Как подмастерье вскоре достигает уровня мастера, так мастер достигает вершин в своей профессии. В этой связи надо сказать еще об одном удивительном явлении: как уже ранее было отмечено: едва ли найдется народ, равный русскому или его превосходящий в своей легкой и быстрой сообразительности, в послушном ожидании того, что ему определено, и в подражании данным ему образцам. Прибывает отряд рекрутов. Это высокие крестьянские парни, разбирающиеся только в земледелии и, может быть, еще в плотницком деле. Пройдемся по их рядам и скажем одному: «ты будешь портным», другому: «ты будешь музыкантом, каменщиком, столяром, маляром» и т.д., и они — не пройдет и года — действительно станут искусными мастерами своего дела.

По мнению Т.Н. Кандауровой, «изменение культурного ландшафта, культуры хозяйствования и быта, чистота и порядок производили на иностранцев неизгладимое впечатление и не могли не остаться незамеченными».

Мейер также отмечает такой положительный момент введения поселенной системы, как изменение внешнего вида и ландшафта тех местностей, где устраивались поселения.

Усилиями поселенцев были осушены необъятные болота, и эти земли стали пригодны для земледелия, и тем самым в этих местах был улучшен холодный и влажный климат, непригодный для ведения хозяйства… Пожалуй, сегодня этот всеми покинутый человек (Аракчеев. — Г. К.) мог бы от души порадоваться, бросив взор на эту окультуренную землю, ставшую таковой исключительно при его содействии на месте тех болот и лесов; так же как ему было бы радостно видеть, что на месте еще недавно пустых, заболоченных, заросших лесом пустошей теперь тут и там уже радостно колышется хлебная нива — прекрасное свидетельство облагораживания почвы, — и веселые цветочные луга изумляют изобилием трав. Такая благоприобретенная заслуга — пусть даже временная — переживет того, кто сумел заслужить ее своим мужеством и силой.

Мейер считает, что «военные поселения представляют собой лишь малую толику реализации плана создания большого государственного института, специфичного для России», целью которого было уменьшить расходы на постоянную боеспособную армию, облегчить процесс рекрутского набора, поддержать земледелие, иметь боеспособную армию, а также «обеспечить счастливую и беззаботную старость отслуживших защитников Отечества».

Восстание новгородских военных поселян 1831 года Мейер считает прямым следствием эпидемии холеры. С одной стороны, в связи с карантином «в поселениях были введены чрезмерно строгие, можно сказать, драконовские меры, которые, ужесточив и без того строгий порядок, сложившийся с самого начала существования колоний, довели его почти до предела». А с другой стороны, после подавления беспорядков в Петербурге из столицы были выдворены рабочие и поденщики.

Оставленные без средств к существованию, раздраженные и озлобленные правительственными мерами, разделяющие всеобщее мнение, что народ хотят тайно отравить, они потянулись длинной чередой через военные поселения на родину, сея тлеющие искры, из которых разгоралось бушующее пламя…

Этот бунт! Перо выпало бы из руки, которая осмелилась бы изобразить ужасные сцены насилия, следствием которого была гибель многих благородных верных воинов и их семей. Хотя зверства неистовых и ослепленных поселян не имели политической окраски и были направлены только против врачей, офицеров и должностных лиц поселений; все же кровавое восстание совершенно легко могло бы привести к опаснейшим и страшнейшим для всей России последствиям.

После подавления восстания новгородские военные поселения были расформированы, а поселенцы обращены в пахотных солдат.

Мейер оценивает военные поселения как одно из самых масштабных мероприятий внутренней политики Александра I, при этом он не считает их угрозой и вызовом Европе, нарушающим европейское равновесие. В военных поселениях России он видел поиск путей и форм решения собственных проблем.

Беспристрастный, спокойный наблюдатель этой системы не разделил бы надуманных опасений некоторых иноземных провидцев, чья пугливая фантазия с тайным страхом видит в этих военных институтах России рассадник толпы титанов, всегда готовых к штурму небес, а также, пожалуй, воображает, что этот удивительный фантом имеет тайное отношение к тому, что европейский «принцип равновесия» пошатнулся и упрямо закрывает глаза, не желая видеть в этом институте более высокую и благородную силу мудрого, волевого, но в то же время осмотрительного и умеренного духа государства.

Сочинение Мейера можно считать самым русофильским из европейских травелогов этого времени, а его новгородские страницы является самым подробным из немецких описаний города в XIX веке. Тон ему задает эпиграф, который он предпосылает новгородскому разделу своего сочинения. Это цитата из «Писем» Гая Плиния Младшего: «Воздавай почет древности, воздавай его великим деяниям, воздавай даже мифам. Всегда помни, что это та земля, которая дала нам право и законы».

Мейер воспринимал Новгород прежде всего как исконно русский древний город с особой историей, как город русской гипермнезии (гордости древней славой, коллективной исторической памяти социума). Именно в Новгороде, а не в Москве он нашел настоящих русских и смог изучить особенности русского характера, который проявляется здесь «во всей своей самобытности, в первозданном виде».