Зари. Мне удалось убежать - Зархуна Каргар

Моя свекровь принесла мне тарелку с едой и сказала, что я должна подкрепиться. Мне свекровь показалась доброй, и это меня обрадовало. Но когда я принялась за еду, то вдруг поняла, что я последний раз обедаю в родительском доме как член семьи, и начала переживать, гадая, какой будет моя семейная жизнь.

Фареба, должно быть, заметила это по моему лицу.

— Его родственники какие-то все страшные, — прошептала она, и мне стало еще тоскливее.

Все остальные наслаждались едой. Мать суетилась вокруг родственников жениха, стараясь угодить им. Она знала, что если они останутся довольны, то лучше примут меня.

Наверное, в мужской комнате происходило то же самое. Я представила отца, который отдает распоряжения мальчикам, следя за тем, чтобы гости ни в чем не знали отказа. Маленьким мальчикам и девочкам разрешалось заходить в обе комнаты — они могли есть либо с матерью, либо с отцом.

Моя свадьба стала большим событием для нашей деревни. Люди редко нанимали повара, но несмотря на его помощь, я видела, что моя мама тяжело трудилась, готовя все это. Когда гости поели, мои родственницы убрали грязную посуду и крошки со скатерти.

Мать и сестры жениха снова стали петь и хлопать в ладоши — приближалось время никах — свадебной церемонии. Мулла начал произносить традиционные фразы, и Фареба прошептала, что я должна помолиться. Я попросила у Всевышнего счастья для себя и своей семьи.

Мой дядя и один из двоюродных братьев пришли, чтобы спросить у меня, согласна ли я стать женой Джабара. По обычаю, они должны были задать этот вопрос три раза. Как только я ответила третий раз, что согласна, мужчины выстрелили в воздух из ружей. Фареба сказала, что теперь я законная жена Джабара.

Женщины стали подходить по одной, чтобы поцеловать меня и пожелать счастья. Когда гости вставали, мне тоже нужно было встать, а если они просили меня сесть, мне по традиции полагалось сесть. Я не привыкла к таким высоким каблукам, и скоро у меня стали болеть ноги. Я устала и сказала Фаребе, что не могу дождаться, когда все закончится. Она засмеялась и спросила: неужели мне так не терпится остаться с мужем наедине?

Наконец, в комнату ввели жениха женщины его семьи: пришло время церемонии аина мисаф — момента, когда мы увидим друг друга в первый раз, — и меня быстро накрыли шалью. Я слышала, как ему поют песню «Ахесто баро». Мое сердце бешено колотилось. Фареба сжала мою руку:

— О Господи, Анеза, он такой большой и толстый!

Я чувствовала, что кто-то стоит рядом со мной. Фареба и моя мать встали за моей спиной.

— Если они будут заставлять тебя сесть, не поддавайся, — прошептала мне мама.

По поверью, тот, кто сядет на стул последним, будет главой семьи. Я видела эту игру на свадьбах множество раз и знала, что мама и Фареба встанут за Джабаром и будут стараться усадить его на стул. Свекровь сказала, что жених и невеста могут сесть, а потом я почувствовала, как она давит мне на плечи, стараясь усадить на стул. Я не поддавалась, потому что знала, что все женщины смотрят, кто из нас победит. Наконец мы оба сели, причем одновременно, как мне показалось, и все стали петь и хлопать в ладоши.

Мне на колени положили зеркало, и моя мать сказала, что теперь я могу посмотреть на своего мужа. Первое, что я заметила, глядя в зеркало, это то, что у него большая борода, а второе — что у него круглое лицо и выпученные глаза. Я испугалась. Я посмотрела снова, и на этот раз он подмигнул мне. После этого я стеснялась смотреть в зеркало. Но я навсегда запомнила его таким, каким увидела впервые, и это было не очень приятное воспоминание. Этот толстяк не был ни молодым, ни красивым — он совсем не был похож на героя фильма. Один взгляд на Джабара разрушил мои мечты.

Мать дала нам маленький томик Корана. Читая вслух, я не смотрела на мужа. Потом Фареба налила в стаканы фанты, и мы с Джабаром напоили друг друга, при этом ни один из нас не смотрел на другого. Церемония подходила к концу, скоро я должна была уйти в новый дом. Мама сказала, что хочет спеть «Ахесто баро» для меня. Она взяла бубен и начала петь, и остальные женщины расступились, чтобы позволить ей и мне пройти.

Все шумели, смеялись и говорили, что я покидаю отчий дом и начинаю новую жизнь. Это было так трогательно! Мне было приятно чувствовать внимание стольких людей. Я тихо сказала Фарибе, что Джабар не такой, каким я себе его представляла. Она ответила, что тоже разочарована, потому что ей говорили, что мой жених симпатичный.

— Ты знаешь, Фареба, я надеялась, что мой муж будет красивым. Почему мне пришлось стать женой этого урода?

Но мы обе знали, что ничего нельзя изменить. Свадебная машина, украшенная цветами, уже ждала у дверей.

Мать закончила песню и обняла меня. Отец обратился к моему мужу:

— Джабар, сын мой, я отдаю тебе часть своего сердца, мою дочь Анезу. Прошу тебя, заботься о ней.

Я начала рыдать, мать и большинство моих родственников тоже плакали — афганские женщины всегда плачут, когда невеста покидает родительский дом. Я не услышала, что ответил Джабар отцу, скорее всего, он просто кивнул. Я села в машину с Джабаром и некоторыми из его родственников. Мой муж сидел рядом со мной, но почти ничего не говорил. Свекровь продолжала петь до тех пор, пока мы не подъехали к их дому — большому глиняному строению с садом и металлическим забором. Внезапно я поняла: меня окружают чужие люди. В тот момент я ощутила одиночество острее, чем когда-либо до этого.

Я, как и Анеза, надеялась на счастливую семейную жизнь. Ее отец не попросил за нее много денег, и свекор со свекровью из-за этого должны были относиться к ней с уважением. Я тоже надеялась на то, что мне будет хорошо с Джаведом, несмотря на то что я не хотела выходить за него замуж. Вначале я верила, что если буду послушной, как подобает афганской девушке, и поступлю так, как хотят мои родители, то мой брак будет удачным.

Вот что Анеза рассказала дальше.

— Поскольку Джабар был старшим сыном, его родители решили устроить пышную свадьбу. Когда я вошла, родственники моего мужа стояли во дворе, готовые осыпать нас конфетами и деньгами. Курицу принесли в жертву, и, по обычаю, ее кровью помазали мои туфли. Потом меня отвели в большую комнату, где праздновали женщины и девушки. Во дворе поставили шатер для мужчин, и Джабар пошел туда. Голос местного певца и звуки таблы (ударного инструмента) и гармони были слышны во всем доме.

— Не переживай, он не оставит тебя надолго, — сказала сестра Джабара. — Но он мужчина, и сегодня самый важный день в его жизни. Он хочет отпраздновать это событие.

Я ничего не ответила и села, наблюдая за веселящимися людьми. Повсюду бегали дети, и было слышно, как мужчины во дворе кричат и смеются. Женщины вели себя намного спокойнее. Думаю, они просто устали.

Через некоторое время я услышала музыку и звон колокольчиков. Я спросила сестру Джабара, что происходит.

— Ты не знаешь? Отец и брат Джабара наняли мальчиков-танцоров, чтобы те танцевали на свадьбе.

Я не понимала, почему пригласили танцевать мальчиков, и попросила ее объяснить.

— Они бача бе риш (безбородые мальчики). Им платят за то, чтобы они развлекали мужчин танцами. На лодыжках у них прикреплены колокольчики, которые звенят, когда они пляшут. — Она указала на окно. — Смотри, Анеза!

Я знала, что иногда женщинам платят за то, чтобы они танцевали для мужчин, но никогда не слышала, чтобы этим занимались мальчики. Я посмотрела в окно и увидела молодого парня шестнадцати или семнадцати лет в белой одежде. На ногах у него было несколько колокольчиков, и они звенели, когда он двигался. Он пил воду из колодца, и при лунном свете мне удалось разглядеть, что на его лицо нанесена косметика, как у женщины.

— Бедный бача бе риш! — сказала сестра Джабара. — Он много танцевал, и теперь его мучит жажда.

Меня удивило то, что я увидела, но у меня не было времени как следует подумать над этим, потому что пришла свекровь, чтобы отвести меня в спальню. Взяв за руку, она привела меня в комнату, в углу которой стояла кровать, застеленная темно-красным постельным бельем. На ней лежали цветы и конфеты, означавшие, что эту постель приготовили для невесты. Свекровь поцеловала меня в лоб и сказала, что это наша с Джабаром комната.

— Я не знаю, когда Джабар закончит праздновать, но он обязательно придет к тебе. В этом доме никогда не знаешь, как скоро мужчины вернутся. Так что ложись и отдыхай.

Я была благодарна ей, потому что у меня очень болели ноги. Я сняла туфли и легла на кровать, не сняв ни одежды, ни украшений. Мне было одиноко и страшно. Слова матери Джабара то и дело всплывали в моей памяти: «В этом доме никогда не знаешь, как скоро мужчины вернутся».

Я скучала по матери и Фаребе, мне так их не хватало! Мне хотелось спать, но мысли не давали мне покоя. Одиночество душило меня. Джабар все не появлялся. Я представляла свою первую брачную ночь совсем не такой, но что я могла сделать?