Витторио-вампир - Энн Райс

– Нет, я здесь проездом, направляюсь на север, – ответил я.

– На север? – переспросил он, слегка озадаченный, но не удержался от некоторого ехидства. Он закрыл ящик с деньгами и повернул ключ. Затем, неодобрительно покачивая головой, положил ящик в шкафчик и, притворив дверцы, повторил: – Так, значит, на север? – Он мрачно хохотнул. – Это очень старая дорога. Лучше вам отправиться в путь с самого рассвета и мчаться во весь опор.

– Спасибо за совет, – поблагодарил я.

Ночь уже приближалась.

Я поспешил в узкую улочку и спрятался возле стены, затаив дыхание, будто кто-то гнался за мной. Я нарочно обронил маленькую чашечку, и она с громким звоном разбилась. Шум отразился от возвышающихся со всех сторон стен каменных строений.

Я уже почти обезумел от страха.

Однако, вполне сознавая всю опасность сложившейся ситуации, после того как мне открылись столь ужасные факты, я принял решение.

Коль скоро оставаться в гостинице для меня тоже небезопасно, нет никакой разницы, нахожусь ли я там или где-либо в ином месте. А потому я вознамерился действовать самостоятельно и увидеть все собственными глазами.

Так я и поступил.

Как только тени сгустились настолько, что смогли укрыть меня от любопытных взоров, я, не возвращаясь в гостиницу, даже не заявив об отказе от комнаты, свернул на узкую улочку и стал пробираться по ней в гору, к руинам не то старого замка, не то крепости.

На протяжении всего дня я рассматривал это впечатляющее скопление каменных развалин и убедился в том, что замок и в самом деле сильно разрушен и разграблен. Здесь обитали лишь птицы, привольно носящиеся в воздухе, а в уцелевших нижних этажах, как я уже говорил, размещалась городская управа.

Но в замке сохранились еще и две башни, одна из которых стояла ближе к городу, а другая, гораздо сильнее разрушенная, – в отдаленной части стены, на краю скалы. Все эти детали я успел отметить во время своей прогулки по полям.

Итак, я направился к той башне, что была обращена к городу.

Конторы городской управы, разумеется, были уже закрыты, и вскоре должны были появиться солдаты ночного караула, а пока до меня доносился лишь шум из пары трактиров, вопреки всем законам продолжавших обслуживать посетителей.

Площадь перед замком оказалась безлюдной, а вследствие того, что три главные улицы города многократно изгибались по пути вниз с холма, мне почти ничего не было видно в скудном освещении нескольких тусклых факелов.

Небо, однако, было удивительно ярким, на его темно-синем фоне ясно выделялись четко очерченные облака, а за ними сияла россыпь неисчислимого множества звезд.

Я обнаружил старую винтовую лестницу, чересчур узкую для человеческого существа, которая обвивала обитаемую часть старинной крепости и вела вверх – до первой каменной площадки, расположенной перед входом в башню.

Разумеется, такая архитектура никоим образом не показалась мне странной. Камни были обработаны грубее, чем в нашем старинном доме, и выглядели более темными, но сама башня квадратной формы, широкая и прочная, словно не желала подчиняться разрушительному воздействию времени.

Я знал, что в таких древних сооружениях каменные ступени обычно ведут на весьма большую высоту, – так было и здесь. Вскоре я оказался в комнате с высоким потолком, из которой открывался вид на весь распростершийся внизу город.

Там были и более просторные помещения, но в прежние времена в них можно было попасть только с помощью приставных деревянных лестниц, которые втягивали наверх в случае малейшей угрозы, а потому сейчас у меня не было возможности туда добраться. Я слышал только крики обитавших там птиц, встревоженных моим внезапным появлением, и ощущал еле заметное дуновение легкого ветерка.

Как чудесно было наверху – у меня просто захватывало дух от восторга!

Из четырех узких окон этого помещения передо мной открывались прекрасные виды на все окрестности.

И что было особенно важно, я мог во всех подробностях рассмотреть отсюда сам город, имевший форму огромного глаза – овала с заостренными краями. То тут, то там вспыхивало пламя факелов, мерцали беспорядочно разбросанные огни, тускло светились редкие окна домов; я смог увидеть даже, как медленно перемещается свет фонаря, словно кто-то ленивым шагом прогуливался по одной из оживленных городских улиц.

Лишь только я заметил этот движущийся фонарь, как он пропал из виду. Казалось, улицы опустели окончательно.

Чуть позже погасли все окна, а вскоре я уже нигде не мог обнаружить и отблесков пламени факелов.

Эта темнота подействовала на меня умиротворяюще. Все пространство под усеянными звездами небесами погрузилось в бездну темно-синего цвета, и я видел, как леса, окаймляющие возделанные поля, местами подкрадываются все ближе, как холмы наползают друг на друга или утопают в долинах полной черноты.

Я ощущал абсолютную пустоту башни.

Теперь уже ничто не шевелилось, даже птицы смолкли. Я был совершенно один и мог бы услышать малейший шорох или звук шагов на нижних ступенях лестницы. Никто не знал о моем присутствии. Все погрузилось в глубокий сон.

Здесь я был в безопасности. И мог постоять за себя.

Я был слишком несчастен, чтобы испытывать страх, и, признаться, готов был бороться с Урсулой до последнего, чувствуя себя гораздо более уверенно, чем в комнате гостиницы. Сотворив молитву, я привычно сжал пальцами рукоятку меча. Теперь я не боялся никого и ничего.

Что я надеялся увидеть в этом спящем городе? Все, что может в нем произойти.

Вы догадываетесь, чего я ожидал на самом деле? Ведь я не мог ни с кем поделиться своими мыслями. Но, обходя комнату по периметру, то и дело пристально всматриваясь в одинокие огоньки, вспыхивавшие внизу, в громады спускающихся с гор крепостных сооружений под мерцающими летними небесами, я всеми фибрами души ненавидел этот кишащий ложью, мерзкий город, где поклонялись дьяволу и творили колдовские заклинания.

– Так вы думаете, я не знаю, куда вы деваете нежеланное потомство? – кипя от ярости, шептал я в тишине. – Вы действительно думаете, что перед людьми, павшими жертвами моровой чумы, гостеприимно раскрывают ворота жители в соседних городах?

Я был ошеломлен эхом собственного шепота, исходившим от холодных каменных стен.

– Но как же ты на самом деле поступаешь с ними, Урсула? Так же, как расправилась с моими братом и сестрой?

Возможно, мои высказанные вслух мысли могли показаться кому-то бреднями умалишенного, но я был твердо уверен в справедливости собственных суждений. Месть отвлекала меня от страданий. Месть – это огромное искушение, могучий соблазн, даже если она совершенно недостижима.