В бой идут одни штрафники - Сергей Михеенков

— Ты, командир, не думай, что всю войну авиация делает. Тем более штурмовики. — Сержант снова перешел на «ты». — Пока пехота не пройдет…

— Пехота… Ты, Калюжный, должен гордиться, что воюешь в гвардейском штурмовом полку.

— Я и горжусь. Но после того, как побывал в пехоте, как пришлось на пузе поползать под пулями и минами…

— Такой опыт, Калюжный, нам тоже пригодится. Надо будет, поползем и мы.

— Это тоже надо умеючи.

— Хромать не учатся.

— Не скажи. Если километр ползти…

Пошли. На дороге снова загудело. Еще одна колонна двигалась к Бродоку. И минуту спустя лейтенант Горичкин, все это время напряженно слушавший звуки близкого боя, вскрикнул:

— Летят! Слышишь, Федь?! «Горбатые» летят! Видимо, наши. Всем полком!

С северо-западной стороны действительно послышался нарастающий рокот десятков авиационных моторов.

— Батя, видать, сам ведет. С немецкой стороны заходит. Ну, сейчас они им дадут!

Загремело на проселке. Завыли с перегрузкой моторы штурмовиков. Заскрежетали, срываясь с пусковых, реактивные снаряды. Торопливо захлопали зенитки.

Затрещали кусты, и на полянке показались фигуры двоих немцев. Они пробежали, держа в руках карабины, в трех шагах от затаившихся в ельнике летчиков. На дороге продолжали рваться бомбы. Там работали штурмовики. Снова и снова они пикировали на цели. Зенитки, во время первой атаки отвечавшие торопливыми автоматическими очередями, теперь молчали. Видать, разделали-таки их, чтобы не мешали.

Горичкин и Калюжный побежали глубже в лес. Они держали направление на восток, туда, где, судя по карте, находилась деревня. Именно оттуда доносились звуки близкого боя. Значит, штрафники продолжали атаковать, не отошли. А может, уже захватили Бродок и закрепляются в нем?

Пуля нашла себе работу на лесной дороге и поляне. Здесь было много людей. Буквально через несколько минут десятки растерзанных тел, перемешанных с комьями земли и обрубками металлических предметов, устилали пространство просеки шириной в двадцать метров и длиной в пятьдесят-семьдесят. Свой след она оставила везде.

Глава одиннадцатая

Остатки взвода Воронцов разместил на двух «тридцатьчетверках». Раненого капитана Солодовникова на самодельных носилках унесли в тыл. Замполита нигде отыскать не удалось. И командование ротой принял на себя, согласно уставу, командир первого взвода.

Из штаба полка на танкетке примчался делегат, передал приказ полковника Колчина, написанный от руки карандашом на бланке полевой книжки. Воронцов развернул листок, прочитал:

«Колчин.

Время отправления: 10.08 час. 12.07.43.

Урочище Утиная Сторожка.

Командиру роты прорыва капитану Солодовникову А.И.

Андрей Ильич, ваша задача деревня Бродок. Сомкните левый фланг с гвардейцами. Правый мы обеспечим. Перед деревней десантируйтесь. Средства усиления вам приданы большие. Взводные надежные. Следующее донесение от вас жду из нас. п. Бродок. Начало атаки сразу после штурмовки Ил-2».

Воронцов собрал командиров взводов и танковых экипажей, чтобы поставить задачу. И в это время из леса вышел замполит Кац в сопровождении ротного писаря.

— Где командир роты? — строго спросил он.

— Капитан Солодовников ранен и отправлен в тыл. Управление ротой вынужден временно принять на себя.

Замполит быстро оценил ситуацию и сказал:

— Ваше решение о принятии на себя управления ротой отменяю. Слушай мою команду. Противник занимает населенный пункт Бродок. Наша задача внезапным броском выбить его оттуда и закрепиться на занятой территории.

Танкисты, стоявшие особняком, зашевелились.

— А вы кто такой, товарищ старший лейтенант? — спросил Авдей Нелюбин.

Замполит смерил командира взвода КВ холодным взглядом и ничего не ответил. Но тот напирал:

— Мы не видели вас в бою, товарищ старший лейтенант.

— Что вы этим хотите сказать?

— Я хотел сказать, что мы не видели вас в бою. Могу повторить: мы-не-видели-вас-в-бою! Сейчас нам снова идти в бой. Задача танковым и стрелковым взводам поставлена лейтенантом Воронцовым. Наши действия согласованы с артиллеристами. Офицер связи батареи ПТО выдвигается вперед, вместе с нами, на одной из машин взвода «тридцатьчетверок». Группы разграждения сделали проходы, сняли мины. Произведена разведка. Вы хотите отменить и все это?

И замполит понял, что он опоздал. Бой уже шел. Слишком долго он просидел на опустевшем НП командира роты, откуда, узнав о ранении капитана Солодовникова, ушли даже телефонисты. Он посмотрел на своих взводных. Взгляд Воронцова был спокоен и, казалось, не выражал ничего. Старший лейтенант Нелюбин вообще отвернулся. Лейтенант Медведев, как показалось Кацу, глядел с насмешкой. Командир четвертого взвода лейтенант Бельский, у которого этот бой в составе ОШР был первым, сосредоточенно смотрел на село, куда через несколько минут предстояло наступать.

— Хорошо. Я согласен. Нельзя ломать атаку. Но смотри, Воронцов, за все головой отвечаешь. Результат… Нам нужен населенный пункт!

— Нам тоже, — не поворачиваясь в сторону замполита, сказал лейтенант Бельский. Голос его прозвучал тихо, но напряженно.

Капитан-артиллерист, все это время молча стоявший рядом со своими связистами, выругался матерно, отвернулся и закурил.

— Да мы тут все головой отвечаем. — Старший лейтенант Авдей Нелюбин выдержал испепеляющий взгляд Каца и поднес ладонь к кожаному командирскому шлему: — Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к лейтенанту Воронцову?

Замполит махнул рукой.

В это время на Бродок уже заходила первая волна «илов».

Встреча отца и сына Нелюбиных произошла на опушке березового леса, куда танкисты отвели свои машины, уцелевшие в первой стычке с немецкими танками и «фердинандом». Авдей открыл защелку, толкнул верхний люк, выбрался на башню. Глотнул из фляжки теплой воды. Осмотрел вмятину на орудийной маске. Кругом бегали пехотинцы, стаскивали в артиллерийский окоп своих убитых. Перевязывали раненых. Делали носилки для тяжелых. Взводные проводили перекличку. И вдруг он увидел, что от артиллерийского окопа, где складывали в ряды тела убитых, к «сорокапятке», стоявшей на прямой наводке, бежит его отец. Он столько о нем думал все эти дни! Перечитывал письмо. Представлял его внимательный добрый взгляд с насмешливым прищуром и пшеничные, с табачной рыжиной, усы. И когда увидел его, точно таким же, каким видел в последний раз два с половиной года назад, загорелым, с лучиками белых морщин на висках, всегда куда-то спешащим, то не поверил своим глазам. На отце была добротная диагоналевая гимнастерка с лейтенантскими погонами. Помятая пилотка с малиновым кантом. Солдатские сапоги и широкие командирские галифе. За спиной ППШ с ободранным, видавшим виды прикладом.

— Отец! — закричал Авдей и спрыгнул с нагретой брони на затоптанную землю. — Отец! Это же я, Авдей!

Кондратий Герасимович, услыхав голос сына, оглянулся. Танкист спрыгнул с высокой кормы КВ и побежал навстречу. Господи, да ведь это никак Авдей! Мечтая о встрече с сыном, рисуя эту встречу разными красками и загодя радуясь ей, Нелюбин, конечно же, не думал не гадал, что все произойдет в такой сумятице, когда ни поговорить, ни даже в глаза глянуть будет некогда.

— Сынок! Авдеюшка!

Они обнялись. И долго стояли так, сплетясь, будто корни берез под землей, родные, навеки нерасторжимые. Один в запыленных белых сапогах и потертых от автоматного ремня погонах. Другой в пахнущем соляром, промасленном до блеска комбинезоне. Один пожилой, с загорелым крестьянским лицом, исхлестанным глубокими морщинами. Другой молодой, с раздольным разводом плеч. Отец и сын.

— Вот что, Нелюбины, — ставил им боевую задачу Воронцов, — рота тремя взводами атакует направлением вон на те дворы. Вы в это время двумя КВ с десантом зайдете справа и атакуете село с фланга. Когда ворветесь, действуйте самостоятельно. Но не попадите под огонь своих ПТО. И нас не накройте, если мы там раньше вас окажемся.

Штурмовики, волна за волной, налетали на Бродок. Горели хаты и надворные постройки. Реактивные снаряды разметывали бревна срубов, вкопанных в землю, распахивали соединительные траншеи и одиночные окопы. В деревне полыхал пожар. «Горбатые», с первого захода подавив зенитные установки, теперь методично разделывались с остальными целями. Не трогали только церковь.

Танкисты и штрафники, в ожидании атаки наблюдавшие за действиями штурмовиков, качали головами, щурились на солнце, переговаривались между собой и курили. Добивали последние цигарки. Те, кто воевал с сорок первого, говорили:

— Другая война пошла. Раньше у нас такой силы не было.

— Да. Помню, вот так же они нас… Под Минском… Распекали, как хотели…