На грани развода. Вернуть любовь - Злата Романова

нравится слушать слова про патологии моего ребенка, но я прекрасно понимаю, что возможно все что угодно. И внутри поселяется страх, пронизывая с ног до головы. Страх, что я рожу больного ребенка. Я молода, здорова, но порой происходят сбои на генетическом уровне, у молодых и здоровых пар рождаются больные дети. Я начиталась столько статей, что от них пухнет голова. Сама себя накрутила и только сделала хуже в попытках найти больше информации о том, что меня ждет.

– Скажите, не повлияет ли на беременность то, что я постоянно принимала противозачаточные таблетки? – спрашиваю о том, что меня беспокоит помимо прочего.

– Не волнуйтесь, ваша беременность произошла естественным путем. У вас нет очевидных проблем со здоровьем, как и у вашего супруга. Мы не будем паниковать раньше времени. Перинатальный скрининг мы сделаем на одиннадцатой неделе…

– А почему так поздно? – нервно прерывает врача Глеб, пока я прокручиваю в голове тот непривычный факт, что беременность почему-то измеряется неделями, а не месяцами. К этому тоже нужно привыкать.

– Глеб, – даю ему понять, что вопрос неуместный, и кисло улыбаюсь опешившей женщине.

– У вас есть какие-то причины спешить со скринингом? – спрашивает она уже у него со всей необходимой деликатностью. – Я должна что-то знать? Какие-то наследственные патологии? По какой линии?

– Нет, – стушевавшись, Глеб опускает взгляд и избегает моего. – Но нам было бы спокойнее, если бы мы сделали это уже сейчас.

За ваши деньги любой каприз, как говорится. Врач не отказывается сделать скрининг, а я не спорю с Глебом, потому что не хочу делать это при посторонних, да и его беспокойство меня настораживает. До конца приема мы не разговариваем, а когда выходим наружу, останавливаемся возле кофейного автомата. Я не могу задать тот вопрос, который крутится у меня на подкорке и не дает спокойно жить и вынашивать беременность, но Глеб и сам видит, что я на взводе.

– В чем дело?

– Ты так спешил записать меня к врачу, а теперь торопишься сделать скрининг и прочие анализы. Почему?

– О чем речь, Ксюша? – напрягается он, подбираясь и будто готовясь защищаться.

В последнее время мы постоянно на взводе, готовые вспыхнуть как спичка и поругаться. Каждое слово может стать роковым или ранить до глубины души. И как бы мы ни старались сдерживаться, проблема неминуемо прорывается наружу.

– Я понимаю, что ты не готов себя вести как счастливый отец, и ты мне этого не обещал, но ты можешь хотя бы перед врачом не показывать свое отношение?

– А что я показал? Спросил, когда будут анализы? Ты хочешь поругаться?! – выдает он сухо, дергая картонный стаканчик из стопки и подставляя его под струю.

– Ты спросил, почему так поздно делается скрининг на определение патологий.

– И что? В чем тут преступление?

– Может, ты надеешься, что выявится патология и мне придется сделать…

– Ты с ума сошла? – Он резко поворачивается ко мне и впивается страшным взглядом в лицо. – Когда беспокойство о жене вдруг стало ненормальным? Нам сейчас и так непросто, а ты перекручиваешь мои слова и вечно подталкиваешь нас к ссоре! Хорошо, что я уезжаю в командировку! Может, ты остынешь и подумаешь о своих словах!

– Ты уезжаешь? – смотрю на него в недоумении. – Куда? Зачем?

Голос брошенной маленькой девочки бесит меня саму, но я ничего не могу поделать.

– Дела не ждут, Ксюша, я предупреждал тебя. Когда я налаживал международные связи, я никак не учитывал в них ребенка. Тем более его еще нет. Ты хочешь меня в чем-то обвинить? – Его голос звучит сухо, цинично и по-деловому, тем не менее не признать его правоту я не могу. Он ни единым словом не обманывает меня.

– Да, ты прав. Может, эта пауза вдали от меня даст тебе время обдумать все.

– Это не пауза, Ксюша, это моя жизнь. Она вот такая, – он разводит руки в стороны, – с командировками, с занятостью. И до недавнего времени она тебя устраивала.

– Снова хочешь сказать, что ребенок – это моя блажь? – злюсь на его слова.

– Блажь, прихоть, назови как угодно, но ты сделала выбор – и сделала его за двоих. Так дай мне время принять ситуацию, как обещала.

– Я не давлю на тебя, Глеб, – говорю совершенно искренне, давя в себе зачатки обиды. Надо попробовать успокоиться и позволить времени и разлуке сгладить острые углы.

Вплоть до командировки отношения у нас держатся на прохладном вежливом общении. Я пытаюсь понять, как буду совмещать ребенка и работу, занимаюсь своими проектами, а Глеб пропадает на работе, но допоздна не задерживается, за что я ему очень благодарна. Тошнота изводит по утрам, и весь день я чувствую себя измученной. Но показывать слабость не спешу, чтобы у Глеба не было и шанса обвинить меня в недальновидности и незрелости.

Его командировка длится неделю. Глеб пишет, что скучает, а я дежурно отвечаю ему на все вопросы о здоровье, распорядке дня, питании и своей работе. Глажу еще незаметный животик, крутясь перед зеркалом, и стараюсь настраивать себя на позитивный лад. Без постоянного присутствия Глеба рядом у меня есть время подумать, и я постепенно успокаиваюсь. Может, он прав и я слишком себя накрутила из-за гормонального всплеска.

А потом наступает день перед его приездом.

Решаю закупить продукты и приготовить ужин самостоятельно. Да, я вряд ли стану гуру кулинарии, но, в конце концов, будущей матери необходимо уметь готовить маломальский набор блюд.

На телефон падает странное СМС от Глеба. Он только что скинул мне номер рейса и сообщил о времени прибытия, а вдруг приходит еще одно. С улыбкой гляжу на строчки и не понимаю их смысла. Я думала, это привычная фраза о том, что он любит меня и по приезде зацелует с ног до головы, но нет.

«Хорошо, я побуду с Вовой до процедуры. Но это в последний раз. Я ведь говорил, чтобы ты наняла