На грани развода. Вернуть любовь - Злата Романова

бы еще раньше, и что бы осталось после нас? Пустота? Почему я раньше не понимала этого? Столько лет жила в иллюзиях, веря в счастливую бездетную семью. Сейчас такая мне кажется калечной, неполноценной, неправильной.

– Потому что семья без детей – это не семья. В моем понимании, – добавляет она, вздыхая.

Дополняет мои мысли. Но она не знает, как категорично настроен Глеб, как яростно он обвинял меня за забытую таблетку. Не поверил. Приписал мне злонамеренное желание забеременеть тайком.

Я бы ни за что так не сделала! Разве что… А как бы я поступила, потребуй Глеб забыть о своем желании родить ребенка? Если бы я сказала ему, что передумала, что хочу рожать, а он бы сказал, что тогда нам не по пути…

– Давай, Ксюша, записывайся к врачу, а потом разбирайся с проектами, у тебя уйма времени, чтобы уменьшить нагрузку. Поговори с Глебом. Поверь моему опыту, горячность еще ни к чему хорошему не приводила! Наверное, я бы не сменила столько мужей, если бы умела выслушать и договариваться. А так, – взмахивает рукой, – часто порола горячку. Хорошо, что ты в папу, а не в меня. Рассудительная, не наломаешь дров. Ладно, Ксюша, давай. И не нервничай, тебе нельзя, – напутствует меня мама, продолжая сиять от радости. Мне бы ее настрой!

Выхожу из квартиры, решая позвонить Глебу. Мамины слова вселили в меня уверенность. Глеб призывал меня к здравомыслию. И хоть меня яростно грызет обида за те его слова в адрес ребенка и моей вины, я все же понимаю, что он погорячился. Как часто мы говорим то, о чем не думаем в действительности? Потом жалеем об этих словах. Глеб в самом деле устал, я изводила его своими придирками, требовала внимания, ревновала, а он устает на работе, как и я, он был на взводе и, конечно же, сегодня совсем иначе посмотрит на ситуацию…

Но стоит мне взять телефон в руку, как я вижу сообщение с незнакомого номера. Вчитываюсь и два раза моргаю. Не понимаю абсолютно ничего. В сообщении значится, что на завтрашний день я записана на прием к гинекологу.

Глеб

Я полночи провожу, тупо пялясь в окно в каком-то странном оцепенении. Мозг переваривает информацию, просчитывает варианты, где-то даже успевает думать о рабочих вопросах, но все как-то отстраненно. В душе я совершенно спокоен. Даже не верится, что еще вечером меня так крыло от эмоций. Сейчас мне пугающе наплевать на все, включая все риски и последствия.

В конце концов, устав смотреть в одну точку, иду в спальню и ложусь в кровать. Сна ни в одном глазу, но так хочется просто отключиться. Собственное состояние пугает меня, потому что я впадаю в то, что называю автономным режимом, крайне редко и в случае большого стресса. Даже не помню, когда в последний раз это со мной случалось.

Когда Ксюша привычно обнимает меня, уткнувшись лицом в грудь, я автоматически запускаю одну руку ей под шею, а вторую на талию, и просто лежу так до утра, пытаясь заснуть, чего так и не удается сделать. Зато раскладываю по полочкам все свои дальнейшие действия и принимаю пару важных решений, на которые слишком давно не хотел обращать внимания.

Встав за пять минут до будильника, накрываю жену одеялом и не завтракая выхожу из дома на работу. По пути мне звонит Алиса.

– Слушаю.

– Привет, Глеб! – здоровается она. – Ты вчера так и не заехал, а мне нужно уже сегодня предоставить бумаги для оплаты.

Черт, как же я мог забыть?!

– Привет. Извини, я забыл. Ты дома? Могу заехать по пути на работу.

– Да, дома, – с облегчением выдыхает она. – Спасибо, было бы здорово. Документы желательно отправить до обеда, чтобы платеж прошел сегодня.

– Хорошо, я уже еду.

Положив трубку, перестраиваюсь, чтобы сменить маршрут до ее дома, и уже через двадцать минут оказываюсь на месте. За небольшую однокомнатную квартиру Алиса платит сама, хоть я и предлагал взять на себя расходы. То же самое с личными нуждами. Кроме всего, что касается лечения Вовы, она согласилась только на оплату детского сада, да и то потому, что понимает: Вове не подойдет любое заведение, а то, которое выбрал я, слишком дорого обходится для ее скромного бюджета.

Не хочу думать, что откупаюсь таким образом, но, объективно говоря, для моей совести было бы легче, если бы я мог делать для них больше, учитывая, в каком положении мы сейчас находимся.

Поднимаюсь на подозрительно кряхтящем лифте на четвертый этаж и звоню в звонок. Алиса открывает почти сразу, отступая на шаг, чтобы я мог войти в маленькую прихожую.

– Ты спешишь? – спрашивает она. – Могу принести бумаги сюда, и на табуретке распишешься, если не хочешь заходить.

Понимаю, что она пытается причинять мне как можно меньше неудобств, но меня отчего-то коробит этот вопрос. И неожиданно хочется зайти и поздороваться с Вовой, хотя я чаще избегаю его общества, как и любого другого ребенка.

– Да нет, не возражаешь, если немного пообщаюсь с Вовой? – с неловкостью спрашиваю я, видя удивление на ее лице.

– Конечно, проходи. Он на кухне, – отступает она еще дальше.

Я разуваюсь и иду в сторону кухни, где за столом сидит и ест блинчики маленький мальчик. Каждый раз, когда я его вижу, я словно вглядываюсь в мини-копию Алисы. Каштановые волосы, бледно-зеленые глаза и губы такой же формы, только тоньше. И взгляд… Такой же умный и пронизывающий. У пятилетнего ребенка не должно быть такого взгляда, но Вова иногда кажется таким проницательным, что это слегка пугает.

– Привет, дядя Глеб! – улыбается он, заметив меня.

– Привет, – отвечаю я, садясь за стол напротив и протягивая ему руку.

Он хлопает по ней в стандартном приветствии, которому научил меня, важно рассказывая, что мужики должны здороваться по-взрослому, даже такие маленькие, как он. Этому его папа научил.

– Хочешь блинчик?

– Нет, спасибо. Я не люблю блины.

– Зря, – хмыкает Вова. – Мама