Большая волна - Галимов Брячеслав

Отпевал покойного монах, приглашенный из обители. Прежде всего, он дал усопшему новое имя, которое было записано на деревянной дощечке. Имя было выбрано из числа обычных монашеских имен, потому что покинув земной мир, Сотоба уже перестал быть Сотобой, но стал монахом, сыном Будды.

Перед погребением тело покойного было положено в гроб, поставленный в комнате около алтаря, и в последующие два дня все желающие могли прийти в дом в любое время суток, чтобы проститься с умершим. Все это время в комнате находились посменно Сэн и Йока – они встречали посетителей и принимали их соболезнования. Правда, кроме нескольких крестьян из деревни и стражников их охраны княжеского поместья, других посетителей не было.

В день похорон монах отчитал отходную молитву над гробом. «Расторгается узел сердца, разрешаются все сомнения, и дела его рассеиваются», – говорилось в ней. Кроме того, священник сказал несколько слов от себя: «Тиха и спокойна бывает, обыкновенно, смерть всякого доброго человека: но умирать добровольно, умирать охотно, умирать радостно – это преимущество человека, который отверг и отринул волю к жизни. Ибо лишь такой человек действительно, а не притворно хочет умереть; он охотно поступается жизнью, которую мы знаем: ибо наше существование, сравнительно с тем, что ждет его, – ничто…»

Все присутствующие на похоронах молились вместе с монахом и бросали щепотки ладана в специальную чашу, где курились благовония. После молитвы ближайшим родственникам покойного (ими считались Сэн и Йока) были преподнесены денежные подношения, завернутые в особые бумажки, на которых были написаны имена дарителей. Эти подношения предназначались для возмещения расходов на похороны и поминки, и хотя денег, оставленных Сотобой, с избытком хватало и на то, и на другое, но обычай соблюдался свято.

Когда закончилась поминальная служба, с покойником простились, положили в гроб цветы, которыми был убран столик у изголовья усопшего, и закрыли гроб крышкой. Первый гвоздь вбил в нее Сэн, затем гвозди забивали остальные присутствующие в порядке очередности. Бить старались из всех сил: существовало поверье, что того, кому удастся забить гвоздь двумя ударами, ждет большой успех в будущем.

Шесть человек вынесли гроб из дома, ногами покойника вперед, и понесли к месту кремации. Монах шел впереди и нес дощечку с новым именем усопшего.

После кремации прах покойного сложили в урну, начиная с останков костей ног и заканчивая головой. Урну поместили в ящик из белого дерева и накрыли белой тканью. Сэн взял этот ящик, отнес в дом и поставил на алтарь. Там прах Сотобы должен был находиться сорок девять дней, ибо в течение этого срока душа усопшего обречена скитаться между земным и загробным миром, подвергаясь различным испытаниям на каждый седьмой день (поэтому Сэн заранее пригласил монаха, чтобы тот приходил читать молитвы на седьмой, четырнадцатый, двадцать первый, двадцать восьмой, тридцать пятый, сорок второй и сорок девятый день после смерти Сотобы). По истечении сорока девяти дней урну с прахом Сотобы следовало похоронить на деревенском кладбище.

Измученная, заплаканная Йока уснула вскоре после того, как закончились поминки. Сэн плотнее укрыл ее одеялом, поворошил угли в жаровне и собирался уйти в свою комнату. Однако маленький Такэно, лежавший возле матери, окликнул его:

– Дедушка Сэн, не уходите, пожалуйста!

– Ты не спишь? – сказал Сэн.

– Мне страшно, – прошептал Такэно.

– Чего ты боишься?

– Там, в той комнате, стоит этот ящик… А вдруг дедушка Сотоба придет туда? Ведь в том ящике лежит то, что осталось от него.

– Ты боишься мертвых, Такэно?

– Очень боюсь! – воскликнул мальчик. – Тетя Мацуо из деревни рассказывала мне, что мертвые, которые умерли недавно, часто ходят по ночам. У них бледно-синие лица и стеклянные глаза, а руки такие холодные, что если они прикоснутся к тебе, твое сердце превратится в ледышку, и ты тоже умрешь. Тетя Мацуо говорила, что в позапрошлом году в деревне умер бондарь, и душа его никак не могла успокоиться. Он каждую ночь ходил по домам, очень страшный, его не останавливали даже закрытые окна и двери. Сестра тети Мацуо сама видела его. Она спала в доме одна, ее муж уехал в город. Ночью, во сне, ей показалось, что муж зовет ее. Она проснулась, открыла глаза, а перед ней стоит мертвый бондарь. От страха она не могла даже кричать. Бондарь был ужасный, и от него исходил белый свет. Он, бондарь, сказал, что жители деревни плохо относились к нему, и плохо похоронили его, за это они будут наказаны. Потом он пропал, а сестра тети Мацуо три дня не могла сказать ни одного слова, думали, что она вообще не сможет больше говорить. А после в деревне начали умирать люди, в каждом доме, где появлялся мертвый бондарь, умерло по одному человеку. Это рассказала мне тетя Мацуо… Дедушка Сэн, это правда, что мертвые ходят по ночам? Куда девается человек, когда он умирает?

– Хорошо, малыш, я расскажу тебе про это, чтобы ты знал и не боялся. Только будем говорить тихо, а то как бы нам не разбудить твою маму. Она так устала за последние дни. Бедная, когда она вернулась с тобой из деревни и узнала о смерти Сотобы, – что с ней было!

Сэн вдруг всхлипнул, вытер глаза, тяжко вздохнул, а потом уселся на постель маленького Такэно.

– Слушай же, малыш. Я расскажу тебе, куда девается человек, когда умирает. Ты, действительно, должен это знать. Как нас учат мудрецы, в нашем теле, малыш, есть два начала: грубая материя и жизненная сила, которую которая передается через эфир…

– Через что передается? – переспросил маленький Такэно.

– Через эфир. Запомни, это важно. Эфир есть повсюду – в воздухе, в камнях, в море, – но там он находится в скрытом состоянии…

– В скрытом? – опять переспросил маленький Такэно.

– Да, в скрытом. Он есть, но его трудно найти, однако каждый человек имеет свое эфирное тело, помимо тела из кожи, костей и мышц.

– У меня тоже есть эфирное тело? – спросил маленький Такэно.

– Конечно, малыш. Так вот, смерть – это полное отделение эфирного тела от тела из кожи и костей. Даже частичного отделения эфирного тела достаточно, чтобы вызвать бесчувственное состояние. А полное отделение вызывает неминуемую смерть, поскольку жизненное начало не может более воздействовать на физическое тело без своего проводника.

– Ага, понятно, – проговорил маленький Такэно.

– Вскоре после смерти (обыкновенно через три дня) эфирное тело в свою очередь покидается душой, как второй труп, – продолжал старик Сэн. – Этот второй труп носится поблизости от первого трупа, то есть тела из кожи и костей, – и рассеивается по мере того, как последний разлагается. Увидеть эфирный двойник не трудно, так как нервного возбуждения, вызванного страхом, иногда достаточно, чтобы усилить восприимчивость и сделать эфирные формы видимыми.