Дневник (1964-1987) - Леонид Бердников

Косые тени. Летний сад.

Бесплодные и грустные терзанья…

Того, что было, не вернуть назад,

Тому, что будет, — нет названья.

Стихи беззастенчиво грустны и старомодны. Но они возникли под влиянием старого окружения — поэтому и напоминают позднего Тютчева. Писать такие стихи сейчас, конечно, невозможно, но появиться они в Летнем саду, у бормочущего про себя старого человека, — могут. Вот они и появились.

1974 год

31 мая.

Май кончился, а холодно; особенно ночью: +1, +3 °C. Листва только начинает появляться. Мы (Женя, я и Танюша) в деревне Дубочки. Перебрались сюда 23 мая. Мое заветное желание — сосредоточиться, найти в себе силы для прямого общения с тем, что составляет…

4 июня.

Вот это незаконченное предложение показывает:

Как все-таки мало у меня времени для спокойных размышлений.

Как трудно сформулировать приличным образом то, что тебя глубоко волнует, заботит, то, к чему ты не можешь быть равнодушным.

Талантливый человек от середняка отличается в частности и тем, что он способен найти удивительное, неповторимое равновесие между высоким волнением души и целомудренной сдержанностью; эта способность позволяет ему высказать самое сокровенное так, что читать эти признания не стыдно. Более того, они оказываются лучшим проводником его идей и умонастроений.

Прочел «Краткий трактат о Боге, человеке и его счастье» Бенедикта Спинозы. Связь этих трех начал мне кажется несомненной и сегодня. Спокойного, устойчивого и возвышенного счастья человек может достичь только после того, как разум и чувства его соединятся вместе, и точкой их пересечения будет Бог. Но Бог для человека разных столетий будет разным. Потому что в познании сущности мира он (homo sapiens) не стоит на месте, и многое из того, что триста лет тому назад казалось правильным, сейчас представляет лишь исторический интерес. Перемещается также и центр тяжести его подхода к вещам — есть эпохи, когда в центре всего — разум, в другие — чувство. Но счастливо то время, когда чувство и разум соединяются.

19 июля.

Я бы хотел прочесть самостоятельно исследование по дзэн-буддизму, но у нас очень об этом мало пишут, а памятников не издают вовсе. Из наших авторов интересен, кажется, Померанц. То, что я прочел у Завадской — посредственно. Недавно с дзэн я неожиданно для себя встретился в журнале «Москва» (? 1 за 1974 год). Там опубликованы «Воспоминания о Японии. 1945–1946 годы» Бориса Агапова. В них он упоминает о книге Дайсэцу Судзуки, которая вышла в начале 40-х годов во Франции в издательстве Albin Michel (перевод с японского в трех томах!) под заглавием: «Essais sur le bouddhismezen». Может, есть в Публичке?

Агапов приводит такой отрывок из одной сутры (достоверность на его совести):

«О, Шарипутра! … Здесь форма пуста, пустое есть форма; форма есть не что иное, как пустое; пустое есть не что иное, как форма: то, что есть форма, есть пустое: то, что есть пустое, есть форма … О, Шарипутра! Все вещи здесь, внизу, имеют характер пустого: они не рождены, не уничтожены, они не запятнаны, они не создаются и они не разрушаются. Отсюда следует, о, Шарипутра, что в пустом месте нет более формы, нет ощущения, нет мысли…» (стр.121).

Агапов пишет, что эту сутру о пустоте (а она большая) ученику надо выучить наизусть и размышлять о ней непрестанно.

Еще отрывок из сутры:

«В духе Бодхисаттвы, который существует на основании Прайны-Парамиты, исчезают все препятствия. И потому, что в нем нет более препятствий, он не имеет более страха» (с.122).

По свидетельству Агапова свой трехтомный труд о философии дзэн главный ее адепт — Дайсэцу Судзуки завершил такими словами:

«В этом мире борьбы и суеты,

В уголке, столь смиренном и кротком,

Можно подняться поверх обыденных забот

И даже увидеть облик вечности…» (с. 129).

27 и 28 августа.

Это, может быть, звучит парадоксально, но «духовное» начало в мире не следует искать (или усматривать) в мировом духе, также как «разумное» начало — в мировом разуме. Такие представления антропоморфичны и есть не что иное, как некорректная экстраполяция человеческих свойств и качеств на Вселенную. К этому убеждению я пришел давно. Но вывод, который мною был сделан из этого, не привел меня к отрицанию самого высшего начала мира, того, которое, с моей точки зрения, не верно и ущербно обозначалось «мировым духом» или «мировым разумом». Если сделать попытку сформулировать, что2 же я имею здесь в виду, можно, наверное, сказать: «Высшее начало — это то, чем мир, как целое, отличается от своих элементов». Человеческий дух — это тоже то, чем человек, как целое, как личность отличается от своих элементов — от клеток тканей и органов. Но мы недопустимо упростили бы понимание мира, как целостности, если бы отождествили или хотя бы уподобили бы его целостности человеческой. Нам еще предстоит много трудиться, чтобы в какой-то мере понять эту истину.

По всей вероятности, надо признать, что пространство и время, будучи порождением этой целостности, не могут быть распространены на нее самое. Нелепо, например, представлять себе, что мир находится в пространстве подобно тому, как в пространстве находится та или иная звезда. Упорядоченность мира означает упорядоченность его элементов, но это не значит, что мир, как целое, подчинен законам своего внутреннего строения. Не потому ли среди аксиом, на которых возводится математика, именно аксиома выбора, постулирующая упорядоченность объектов, обладает независимостью от остальных? И еще один вопрос: не говорит ли это о трансцендентности того, что можно обозначить как метацелостность мира? Метацелостность потому, что наше понятие целостности сформировано у нас на уровне конечных систем, а тут мы интегрируем бесконечность.

Если метацелостность мира содержит в себе упорядоченность, но лишь на межэлементном уровне, тогда к тому, что порождается сверх того самую метацелостностью — категории времени и пространства не приложимы. Вероятно, это начало и алогично…

29 августа. С первого памятного случая нашего действа и до последнего мгновения сознательного существования, мы воспринимаем себя как одну и ту же личность, как некое «я», которое, несмотря на все изменения, остается самим собой. Но ведь известно, что существует обмен веществ и энергии. Так что с точки зрения материи «я» постоянно обновляется и с течением времени происходит полная смена вещества и энергии. Что же остается и является, таким образом, сутью нашей личности? Не знаю, устраивает ли это материализм, но такой сутью материю (вещество, энергию), очевидно, считать нельзя. Остается и поэтому, наверно, является нашей сутью Правило, Закон, который обусловливает собою структуру данной системы событий или мировых точек, системы, которую мы воспринимаем как наше «я».