Я еду домой! - Андрей Круз

Я тихо зашел в туалет, свернул в дверь с «мужчиной», и оказался в чистом и белом, как операционная, помещении, залитом ярким светом из двух окон с матовым армированным стеклом.

— Видишь? — указала на окна девушка. — Прямо на стоянку, и там еще кусты. Помоги открыть.

С ружьем в руках и со сломанными пальцами действовать ей было действительно сложно. К тому же ручки были высоковато, даже я с трудом дотянулся. Заскрежетал давно не используемый запор, и окно приоткрылось.

Я вскарабкался коленями на подоконник, выглянул сперва налево, но обнаружил там лишь серую стену какого-то ангара. Высунулся дальше, чуть не вывалившись наружу, и взглянул направо. Вижу «маринз» и полицию, но далеко. И там же толпа гражданских, крик, визг. И вдоль стены высажены кусты акации, которые нас отлично прикроют. Свалить — никаких проблем.

Я обернулся к девушке, протянул руку. Она довольно ловко выпрыгнула наружу, а через минуту мы уже сидели между двух грузовых фургонов "Шеви Экспресс" с логотипами аэропорта на боку. А девушка читала бирки на ключах.

— Ну что? — поторопил ее я.

— Этот! — она подняла одну из связок и снова потрясла ей в воздухе. Затем показала на фургон слева. — Этот! Ты веди.

Ну, с этим все понятно. Я обежал вокруг, открыл дверь и уселся за руль, на высокое, очень мягкое сиденье. Завел мотор, глухо зарокотавший. Девушка уселась справа от меня.

— Не надо к главному выезду, езжай на летное поле. — сказала она. — Только держись все время прямо, не залезай на территорию военных, а то они теперь нервные.

Самообладание возвращалось к ней на глазах. Ничего так, молодец.

— Показывай дорогу. — сказал я, трогаясь с места.

Фургон покатил легко, уверенно, вызывая уважение своими габаритами и массой. Путевая машина. Я глянул в зеркало заднего вида в салон — огромный пустой кузов с обитым рубчатой черной резиной полом. У одной из стен пристроился большой инструментальный ящик — явно фургон ремонтников возил. Хороший, большой фургон, слона перевезти можно, ну и загрузить — двойные двери сзади и двойные же по правому борту. А можно и не слона. Можно и мотоцикл, например, тем более что будет к чему привязать, если минут десять с дрелью и напильником повозиться. Эта идея мне понравилась.

Кстати, соотечественники моей спутницы, которые в бандах, очень любят именно такие фургоны, переделывая их в нечто вроде передвижных клубов для самих себя — музыка, расписанные стенки, диваны. Иногда они такие фургоны даже вскладчину покупают. Я глянул на одометр машины — полста тысяч миль прошел фургон, едва в пору зрелости вступил, если можно так выразиться.

— Держись желтой полосы и все время забирай правее. — подсказала она.

Я так и сделал. Затем мы попали на дополнительную стоянку частных самолетов, объехали ее по кругу, попетляли между каких-то больших ангаров. И вскоре подкатили к воротам с закрытым шлагбаумом и открытыми створками, возле которых в стеклянной будке расположился охранник. Охранник был один, но вот морских пехотинцев рядом в песочного цвета «Хамви» было четверо. А еще у них был крупнокалиберный пулемет на крыше. Однако все прошло благополучно. Девушка еще на ходу высунулась из окна и помахала рукой караульному, поэтому шлагбаум поднялся у меня перед самым капотом. Вот уж провинциальная простота нравов.

Я свернул направо, на Авеню Фортуна, которое вело в сторону главной в этом районе Тридцать второй улицы.

— Ты куда? — неожиданно спохватилась девушка.

— У меня мотоцикл на стоянке перед терминалом. Хочу забрать.

Она с сомнением посмотрела на меня.

— Мне кажется, что нам туда лучше не ехать.

— У меня выбора нет. Не бросать же мне его? — тут я спохватился. _ А как теперь насчет рейса?

— Забудь. — махнула она здоровой рукой. — У охраны радио было включено. Пока ты в зале стрелял, я его слушала. Военные объявили карантин, аэропорт закрыли и даже собираются конфисковать самолет, что прилетел из Юты.

— Это как? — удивился я.

— А так. Они ожидают введения военного положения с часу на час, и тогда у них сильно прибавится власти.

Ну, это как раз нормальная реакция правительства. Важно только, на что они нацелят войска? На усмирение недовольных, или все же на защиту населения? Если последнее, то я и не против вовсе. Но как-то не очень верится, хоть и сам не пойму, почему именно. Наверное, потому что представляю себе структуру власти.

— Это понятно… — протянул я. — Ладно, а как ты дальше собираешься действовать? Куда тебя отвезти? К слову, машину я не отдам.

На последнее мое замечание она лишь усмехнулась, затем сказала:

— Было бы странно, если бы ты отдал ее обратно. А меня завези на стоянку возле «Кей-Марта», меня будет ждать брат. Я с ним успела созвониться. Годится?

— Вполне.

22 марта, четверг, день. Округ Юма, Аризона, США.

Девушку, с которой мы сбежали из аэропорта, украв два ружья, пистолет и фургон, звали Хуанитой, но она предпочла, чтобы ее звали Анита. Я не возражал. Брат ее оказался восемнадцатилетним тощим жилистым парнишкой в грубых ботинках и штанах, и в белой застиранной майке, которая до самых плеч открывала разукрашенные татуировкой руки. На голове у него была красно-желтая бандана, что недвусмысленно подчеркивало его принадлежность к "Лос Локос" — крупной банде из Сан-Луиса. Надо ли говорить, что приехал он на большом расписном фургоне, переделанном как раз из такого "Шеви Экспресс", который мы угнали с его сестрой, и какой я уже присвоил себе, наплевав на всякую законность. Все равно собственность аэропорта, не я, так кто другой его уведет. А то и вовсе пропадет машина. Так получается, что я ее не украл, а вроде как даже спас.

Я не удержался, попросился посмотреть на его машину, любопытствуя, что можно сделать с грузовым фургоном, и он с гордостью показал мне салон с самодельными, покрытыми красным бархатом диванами внутри, с могучим стерео, наяривавшим испаноязычный рэп. Прямо из-под дивана высовывался приклад «калаша» — югославского или румынского клона. Да и за поясом под майкой у него виднелась рукоятка пистолета. Представился он мне как "Эль Пикаро" — «жулик», но сестра звала его Хорхе. Ну а я мысленно переименовал его в Хорька — такой же проныра и такой же хищник. Достаточно только в глаза заглянуть.

С ним приехали еще два парня, вооруженных не хуже, с заметно выпирающими под майками рукоятками пистолетов. С подачи сестры отнеслись ко мне с подчеркнутым почтением, завали исключительно «омбре», что в лексиконе уличных банд подразумевает чуть ли не высшую степень почтения. В противном случае меня звали бы «пендехо», буквально — лопух, придурок, фраер, если угодно. Они же сопроводили меня до моего мотоцикла, который помогли затащить в грузовой отсек фургона. К счастью, «эндуры» вообще не слишком тяжелые, так что для четырех мужиков работа была детская.