2012. Точка перехода - Роман Злотников

Когда Миша рассказал обо всем этом Черному, тот задумался. Что-то тут не стыковалось. Нет, он был совершенно уверен в том, что Седой может себе позволить не то что BMW, а даже «феррари», или «ламборджини», или «роллс-ройс», приди ему в голову такая блажь. Но до сих пор он вполне обходился обычной «Нивой». И Черный вполне понимал почему.

Судя по тому, что он успел узнать о Седом, для него машина действительно являлась всего лишь средством передвижения. Причем любая – от «Оки» до «бентли». Поэтому и машину он выбрал, исходя скорее из универсальности. Тем более что, судя по его утверждениям, удобство или управляемость для него не играли особой роли. Для существа, способного походя вылечить гастрит и устранить предрасположенность к язве двенадцатиперстной кишки, отключить болевые ощущения или не допустить того, чтобы затекла поясница, – раз плюнуть. А с его возможностями по управлению временем лишняя секунда в скорости реакции вследствие лучшей управляемости тем более неважна. Что же касается престижности… Ну, разве нас, скажем, волнует, какие волокуши престижней – из ольхи или бука? Волокуши они и есть волокуши.

Так что то, как начал себя вести Седой, совсем не стыковалось ни с его прежней манерой поведения, ни даже с элементарной логикой. И Черный тогда посоветовал Мише повнимательней приглядывать за Седым.

Следующую порцию информации он получил через неделю. Причем такую, что проняло даже Мишу, до сего момента не видевшего ничего необычного в том, что «крутой пацан», каковым он вполне наивно считал Седого, начал вести себя наконец как «крутой пацан».

В тот вечер Миша с Седым забрели в бар. Причем, по мнению Михаила, они пересеклись неожиданно. Седой притормозил у тротуара, когда Миша шел с остановки маршрутки домой, вернувшись из Москвы. Но Черный уже давно решил для себя, что неожиданности по поводу их взаимоотношений с Седым практически исключены, поскольку все всегда развивается так, как нужно Седому. И все его вопросы типа: «Итак, что вы решили?» или «Нам снова нужен Регистратор. Поедешь?», сродни тому троекратному предложению отказаться, что входит в ритуал принятия иудаизма. Уж если человек приперся на церемонию, чего спрашивать-то?

Бар был средней руки, не слишком пафосный, но приличный, с ценами не для человека с улицы. Хотя на московскую круть он никак не тянул, но для Королева считался вполне престижным.

Едва они сели за столик, как Седой мгновенно заказал и высосал соточку «Гжелки». После чего откинулся на спинку стула и благодушно уставился в зал.

– Хорошо…

– А то! – согласно кивнул Миша, тоже накатив аналогичный объем. Он весь вечер мотался по Москве, попал под дождь и слегка продрог. А за день в брюхе побывала только пара чебуреков из серии «купи четыре чебурека и закажи кошку». Так что дополнительные сорок градусов и некоторое количество килокалорий сейчас приятно его согрели. Потом принесли шашлыки, и Михаил накинулся на еду. Они накатили еще по паре стопок, после чего Седой отправился к бару, откуда вернулся спустя десять минут со стаканом коктейля в руке. Сев на стул, он вытянул ноги, почти перекрыв проход, и, захватив губами соломинку, блаженно прикрыл глаза…

– Вот придурок, разлегся!

Михаил развернулся на голос. Перед вытянутыми ногами Седого стояла какая-то девица с густо наштукатуренным лицом. Седой медленно открыл глаза, окинул девицу ленивым взглядом и, нагло оскалившись, все так же молча закрыл вновь. Девица возмущенно фыркнула, но, не рискнув переть напролом, отступила назад и, обойдя соседний столик, присоединилась к шумной компании, занимавшей два сдвинутых стола и состоявшей из таких же наштукатуренных бабенок вперемежку с горячими кавказскими парнями. И сразу же оттуда донесся ее возмущенный голос, проклинающий «тупое быдло» и «разных уродов». Седой снова медленно открыл глаза и отыскал взглядом компашку. Девица еще что-то вякнула, но взгляд Седого был каким-то пугающим, поэтому она быстро заткнулась, достала из сумочки пудреницу с престижной надписью «Lancome» на крышечке и сделала вид, что поправляет макияж. Седой еще несколько мгновений держал ее в прицеле своих зрачков, а затем демонстративно зевнул и громко произнес:

– Есть же дуры на свете! – Он повернулся к Мише и пояснил вроде как отвлеченно: – Купят на рынке у метро паленую косметику, которую цыгане из мела с химическими красителями лепят, а потом удивляются, откуда прыщи по всей морде.

Компашка замерла. Девица оцепенела, потом ее уши начали наливаться краской. Она поспешно убрала пудреницу в сумочку и, опустив голову, пробормотала под нос:

– И вовсе я не у метро купила…

– Или вообще у тех же цыганок, которые с баулами по фирмам шляются… – прокомментировал последнее заявление Седой.

После чего девица полыхнула так, что краска пробилась даже сквозь слой штукатурки на щеках. Как видно, в этот раз Седой попал в точку. Компания замерла в напряжении. Михаил слегка подобрался. Не хватало еще вляпаться в разборки с кавказцами. Нет, драки он не боялся, хотя кому приятно по морде получать. Куда хуже оказалось, если бы до Таньки дошло, что он тут в кафе с девицами развлекался. А если будет драка, то непременно дойдет. Пусть даже это и будет неправдой. Королев – не Москва, город маленький, тут все про всех становится известно, считай, в момент, причем в самой негативной версии из всех возможных…

В это время один из кавказцев решительно поднялся на ноги, с грохотом отодвинув стул. Все, находившиеся в зале кафе, замерли – кто в испуге, кто в предвкушении. А кавказец, громко бухая каблуками шикарных, по его мнению, туфель с очумело длинными и узкими носами, подошел к Седому и, нависнув над ним, выхватил из кармана… пистолет.

– Ти что говоришь, да?!

Седой несколько мгновений демонстративно лениво пялился на него, а затем небрежно сунул руку под куртку и… тоже вытащил пистолет. Только гораздо больше и с толстой трубой глушителя на стволе.

– Ну, что ты мне свой газовик в нос тыкаешь? – небрежно бросил он. – На, из моего постреляй.

Кавказец испуганно отшатнулся, а с лица Седого внезапно исчезла напускная веселость. И он уставился парню прямо в глаза, будто вожак стаи на сосунка, рискнувшего вякнуть что-то не вовремя. Кавказец сделал шаг назад, затем другой, а потом спрятал свой газовик и, стушевавшись, юркнул на свое место. Седой усмехнулся, окинув сидящую компанию презрительным взглядом, убрал свою пушку и вроде как себе под нос, но так, что услышали все сидящие в зале, буркнул:

– Дешёвка!..

Этого они стерпеть не смогли. Из-за стола вскочил еще один, по размерам раза в полтора больше первого. Утробно взрыкнув, он схватил одну из стоящих на столике бутылок за горлышко и двинулся в сторону Седого. По залу пробежал возбужденный шепоток. Амбал подошел к Седому, продолжавшему сидеть в расслабленной позе, никак не демонстрируя необходимости хоть как-то отреагировать на приближающуюся угрозу, и, вскинув бутылку… с размаху разбил ее о свою голову. В бутылке еще оставалась водка, поэтому брызги полетели во все стороны. Миша инстинктивно отшатнулся и прикрыл глаза рукой.

– А так можешь? – проревел амбал.

Когда Миша снова посмотрел, Седой медленно, как поднимающаяся из шахты баллистическая ракета, вставал перед амбалом. Когда он полностью выпрямился, оказалось, что тот едва ли не ниже его. И вообще, с мокрыми слипшимися волосами, облитой курткой и воняющий водкой, на фоне Седого он смотрелся не слишком впечатляюще, если вообще не жалко. Седой… оскалился, поскольку улыбкой эту гримасу назвать было сложно, а затем протянул руку и небрежно ухватил со стола бутылку водки. Поднеся ее к лицу, он приник к горлышку и, вскинув донышко, этак медленно и демонстративно сделал два больших гулких глотка. Затем оторвал бутылку от губ, поймал своими зрачками взгляд амбала и… откусил у бутылки горлышко, едва ли не на треть ее длины. В зале кто-то ойкнул. Седой с хрустом прожевал стекло, сглотнул, потом сплюнул измазанные в крови мелкие осколки прямо в лицо амбалу. Тот испуганно отшатнулся. А Седой толкнул его в грудь обгрызенной бутылкой, отчего амбалу пришлось сделать шаг назад, и сказал:

– Иди учись! – после чего медленно сел и снова добавил: – Дешёвка…

Амбал еще мгновение постоял рядом, а затем тихо вернулся за столик. Седой ленивым жестом подхватил стакан с коктейлем, снова поймал губами соломинку, сделал глоток, окинул взглядом начавший оживать зал, поставил стакан и лениво сказал Михаилу:

– Ладно, пошли, больше уже ничего интересного не будет…

И вот теперь, похоже, Седой натворил нечто такое, что Михаила проняло по-настоящему.

– А что? – осторожно подал Черный нужную реплику.

Миша оглянулся, окинул его отчаянным взглядом и заговорил…

Все началось в позапрошлую субботу. Седой позвонил уже вечером, часов в девять.

– Не спишь?

– Да нет еще…