Священный роман - Брент Кертис

С той ночи у меня появилось совсем другое понимание того, что пытаются сделать Господь и враг нашей души, каждый со своей стороны, пока мы живем в заблуждении, что сатаны нет с нами, и вступаем в духовную борьбу, которая является неотъемлемой частью III акта Священного романа. Сатана страстно желает отдалить нас от Бога как можно дальше, и ему все равно, каким способом это сделать. Со своей стороны, Господь хочет использовать духовную борьбу, чтобы приблизить нас к Себе. Сатана стремится изолировать и сломить нас, заставить думать лишь о том, что он уже сделал и что будет делать дальше. Ему это очень хорошо удается, когда он манипулирует посланием, которое Стрелы донесли конкретно нам. Господь же стремится использовать атаки врага, чтобы снять преграды, отделяющие нас от Него, убедить нас в том, что мы, как Его сыновья и дочери, зависим от Него. И когда мы это осознаем, то наше понимание борьбы полностью изменится. Суть ее не в противостоянии сатане, а в приближении к Богу и верности Иисусу, источнику жизни. Тогда все происходящее начинаешь воспринимать как духовный опыт.

На моем собственном опыте я начал более отчетливо понимать, что Бог настолько уверен в добре, что дает нашему противнику некоторую свободу в осуществлении его злых намерений.

Я не хочу сказать, что это легко. Иногда надо заплатить большую цену, чтобы царство Божие установилось в нашем сердце. Иисус прошел через страдания и смерть, прежде чем воскрес. Он сказал нам устами Павла, что Его последователи будут страдать за Него. Но речь идет скорее о нашей решимости довериться благости Господа в этой духовной войне, а не о том, чтобы раскрыть все уловки врага. Единственная причина, по которой следует заострять внимание на том, что делает противник, заключается в том, что нам нужно знать, откуда несутся обвинения в наш адрес и отвергать их, понимая, кем мы являемся в той великой истории, которую рассказывает Бог. Если мы будем так поступать, то прославим Бога, поверив, что Его история истинная.

Ведь победа, которую одержит Господь над врагом наших душ и в которой нам будет предложено принять участие, станет открытым осмеянием сатаны и его сил на виду у всех жителей земли и ангельского воинства. Представление о поражении врага, которое станет кульминацией III акта, дано нам в Книге Пророка Исаии:

Видящие тебя всматриваются в тебя, размышляют о тебе: «тот ли это человек, который колебал землю, потрясал царства, вселенную сделал пустынею, и разрушал города ее, пленников своих не отпускал домой?»

Ис. 14:16,17

«Ты ли тот, кого мы боялись все это время? Ты ли тот, о ком мы думали?» — спросим мы недоверчиво. И отвернемся, и поспешим навстречу объятиям Принца, и никогда больше не вспомним о сатане. А пока наш противник продолжает использовать послания, которые приносят нам Стрелы, и наши сомнения в добрых намерениях Принца, соблазняя провести жизнь с менее пылким возлюбленным, чем Господь.

Глава 9. Вероломные любовники

Природа желания — неудовлетворенность, и большинство людей живет, испытывая лишь это чувство.

Когда мы были невинны, то верили в добро лишь потому, что не знали зла. Пережив падение на собственном опыте, какими бы ни были Стрелы и какое бы послание ни сплел из них враг, оказывается, что мы должны самостоятельно обрести веру в добро, находясь лицом к лицу со злом.

Большинство из нас помнит время своей невинности как Вечный зов Романтики. Я (Брент) подразумеваю под невинностью не безгрешность, но тот период, когда нас еще не поразили Жалящие Стрелы и у нас еще не сформировался наш ложный образ, та маска, которую мы надеваем на себя.

Вечный зов настигает нас неожиданно в мелодии или словах какой-то песни. Нам напоминает о нем улыбка друга; смех наших детей (или их слезы); запах духов; стихотворение, прочитанное вслух; или услышанная история. Когда бы ни настигал нас Вечный зов, он часто приносит с собой сладостно-мучительную боль, чувство, что мы снова стоим где-то на перепутье прошлого и вынуждены идти вперед, оставляя позади какую-то часть нашей души, возможно, лучшую.

Когда бы я ни слышал старую песню Френки Авалона «Венера», я вижу голубые глаза темноволосой Кэтлин, первой любви моей юности. И я слышу, как знакомый Зов напоминает о себе сильным желанием и сожалением, и что-то теснит мою грудь. Мы стояли вдвоем под омелой, и я боялся ее поцеловать. Вскоре моя семья переехала в другой штат, но я долгое время думал, что именно тот несостоявшийся поцелуй привел к тому, что я выпал из Священного романа; Романа, который в шестнадцать лет так неразрывно связан с первой любовью. Мне казалось, что было что-то, с помощью чего я мог бы удержаться в Священном романе, если бы удержал Кэтлин.

Так и у каждого из нас есть заветные воспоминания, которые всплывают из темноты забвения в ответ на зов Романтики, обжигая наше сердце ароматом возлюбленных, знакомой местности и времени. Эти воспоминания приходят к нам, чтобы настигнуть нас чувством утраты, когда бы мы ни обратились к ним. В конце одного американского фильма главный герой уже стариком стоит у реки Монтана, определившей жизнь его семьи, членов которой уже нет в живых, и рассказывает нам:

Теперь почти все, кого я любил и не понимал в годы моей юности, мертвы, даже Джесс [его жена]. Но я по-прежнему могу говорить с ними… когда я один стою в полумраке ущелья, все окружающее, кажется, блекнет перед воспоминаниями моей души, звуками большой темной реки и надеждой, что покажется форель… Воды реки преследуют меня.

Мой лучший друг слышит Вечный зов всегда, когда читает стихотворение Роберта Фроста «И золото не устоит».

Вот золотом снова листья горят,Но не вечно золото их.Природа наденет другой наряд,И то на короткий миг.Потом листопад — листок к листку, —Рассвет за рассветом летит,Если даже Эдем погрузился в тоску,То и золото не устоит.

Это стихотворение висит на стене его офиса как напоминание о чем-то утраченном.

И все же люди, время и место, которыми Роман обжигает нас, обманут наши ожидания, если мы решим, что он в них. К. С. Льюис сказал нам:

…он не в них, он лишь приходит через них, и то, что приходит через них, — это страстное желание. …Сами по себе они ничего не представляют; это лишь аромат цветка, который мы не можем найти, отзвук мелодии, которой мы не слышали, новости из страны, в которой мы никогда не были.

Так Льюис пытается донести до нас, что Романтика одновременно и внутри нас, и по-прежнему ждет нас где-то впереди — это Вечный зов, который призывает нас отправиться в паломничество.

Однако на каком-то этапе многие перестают слышать Вечный зов или пытаются это сделать, потому что он часто несет с собой угрозу травмировать нас, оставить сломленными и неспособными справляться с повседневными делами. Все мы так или иначе откликаемся на Вечный зов и воспринимаем его как какое-то волшебство в детстве, а позже как кружение в водовороте сексуальной страсти и нашего желания сердечной близости — мы запоминаем его и проносим сквозь одиночество, боль, сумятицу жизни — и в конце концов приходим к чему-то вроде смирения. Нечто внутри нас говорит: «Так все и происходит. Надо учиться лучше справляться с трудностями». Думая, что 2 сцена III акта (падение) будет длиться вечно, мы теряем сердце.

В фантастическом романе К. С. Льюиса «Переландра» главного героя — Рэнсома — отправляют на планету Венера, чтобы помешать планам сатаны соблазнить первую женщину планеты. Он находит ее все еще невинной на плавучих островах, которые, как описал Льюис, покрывают всю поверхность этого небесного тела.

Прекрасная, юная, обнаженная и не знающая стыда, она была языческой богиней — но лицо дышало таким покоем, что показалось бы скучным, если бы не сосредоточенная, почти вызывающая кротость. … Рэнсому не доводилось видеть такое спокойное, такое неземное лицо, хотя все черты его были вполне человеческими. Потом он понял, почему оно показалось ему странным — в нем совершенно не было той покорности, которая здесь, у нас, как-то хоть немного соединяется с полным и глубоким покоем. Вот затишье — но перед ним не бушевала буря.

Перевод Л. Сумм под ред. Н. Трауберг.

Смирение — это не просто ощущение временной утраты, заявляющее о себе вздохом, который дает понять, что что-то не в порядке. Такой вздох может стать сигналом бедствия в том случае, если он не заглушает Вечный зов. Смирение — это отношение к потере как к чему-то невосполнимому, похожее на то, что я пережил в тот далекий ноябрьский день на мосту. Это состояние, при котором мы смотрим на добро не как на что-то изумительное по своей красоте и смелости, а просто как на нечто «приятное». И зло больше не удивляет, а воспринимается как норма.