Любовь, или Мой дом (сборник) - Максим Лаврентьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эля зашла в номер, сняла пиджак, села в кресло и с удовольствием скинула туфли. Минут десять сидела с закрытыми глазами, потом вздохнула, встала и пошла в душ.
Минут через сорок она вышла в холл отеля. Распущенные по плечам волосы, ни грамма косметики, голубые джинсы, легкая, почти прозрачная, белая марлевая блузка, шлепанцы на ногах – Кирилл не сразу ее узнал.
Она увидела, как он удивлен и растерян.
– Ну, – рассмеялась она, – в путь?
Он ошарашенно кивнул.
– Я сяду спереди, – решительно сказала она. – Так легче общаться – вы же мой гид. Да и обзор лучше.
Он опять молча кивнул.
Город за окном был пуст и тих – замученные жарой москвичи хоронились на дачах. Она жадно глядела в окно. Город действительно был прекрасен и почти неузнаваем. Кирилл охотно рассказывал про новые постройки, театры, магазины. Было видно, что он горд за столицу.
Проехались по Тверской, по Новому Арбату, поплутали по улочкам Замоскворечья. Миновали Каменный мост, остановились у вернисажа. Прошлись по рядам, где торговали художники. Эле понравился один пейзаж – московский дворик, ранняя весна. Почти Поленов.
– Хотите купить?
Она задумалась. Кирилл стал яростно торговаться с продавцом. Эля остановила его:
– Не надо.
Достала деньги и отдала художнику. Жара постепенно набирала обороты.
– Хочу на рынок, Кирилл. Вас это не удивляет? – спросила она.
– Нисколько, – улыбнулся он. – Там тоже вполне себе пейзажи. Да еще какие.
Поехали на Дорогомиловский – и там она, искушенная, ахнула. Заморские фрукты – любые, со всего света, рыбные ряды – господи, такое нечасто увидишь в Америке. Молочные, мясные. Купили горячий лаваш, разорвали его пополам и запили гранатовым соком. Кирилл радостно косился – было видно, что ему нравилось ее удивлять.
Потом заехали в торговый центр, и Эля удивлялась и возмущалась ценам:
– Как вы тут живете? Уму непостижимо.
Из магазина ей захотелось поскорее уйти.
Потом обедали в маленьком грузинском ресторанчике – лобио, сациви, пхали, шашлык. Эля выпила бокал красного вина и почувствовала, как сильно устала. И еще ей безумно захотелось спать.
– В отель, Кирилл, – попросила она. – Что-то я совсем сломалась.
– Вы и так большой герой, миссис Броуди, – восхищенно сказал он. – После такого перелета! Поражаюсь вашему мужеству.
«А он непростой, этот парень. И красавец какой – русые волосы, синие глаза. Крупный рот, отличные зубы. А фигура? И руки! Какой прекрасной лепки руки!»
В машине она заснула. А когда открыла глаза, то увидела, что накрыта пледом, а Кирилл сидит рядом.
– Господи, простите, ради бога! Вам, наверное, к семье надо, а вы мой сон караулите, – извинилась Эля.
Он мотнул головой:
– Нет, не волнуйтесь, все в порядке. Это моя работа. К тому же я никуда не спешу.
В холле отеля они договорились, что завтра он будет ждать ее звонка. Но, понятно, когда она отоспится.
– Завтра поедем по местам боевой славы, – усмехнулась Эля. – Общага, институт…
– Дом?
– Какой дом, Кирилл, побойтесь бога! Я ведь не москвичка. Лимита, как тогда говорили. – Она протянула ему руку: – Спасибо. Все было здорово. Честное слово, здорово!
Он улыбнулся.
В номере у Эли едва хватило сил раздеться и плюхнуться в кровать. Потом она спохватилась и набрала номер мужа. Он ответил бодрым голосом:
– Как дела? Вижу, ты в порядке.
– Я в порядке, милый. Все хорошо. Как мама?
– Елена здорова, – ответил муж.
Потом раздался звонок. Макс, хитрая бестия:
– Ну, как ты, Эля? Как прошел день?
По голосу она поняла, что Макс в курсе.
– Мило, – ответила она. – Очень мило. Твой Кирилл – прекрасный гид и отличный водитель.
– Какой водитель, милая? Он мой сотрудник, юрист, между прочим. Умница, отличный парень. Золотые мозги. МГУ, юрфак, заметь. А красавец какой?
– Ну, Макс, – ответила она ему в тон, – ты, похоже, им гордишься. Что-то здесь нечисто.
Они оба рассмеялись.
– Милая, завтра отдыхай. А с понедельника пахота, дорогая!
– Мне ли привыкать? – ответила она. И положила трубку.
«Мог бы сам встретить, засранец, и покатать мог сам. Видно, не в силах оторваться от молодой красотки жены. Сколько ей, лет двадцать, кажется? Старый хитрый кот. Ну и черт с тобой! Мне и так неплохо».
В номере было прохладно, тихо журчал кондиционер, и были наглухо задернуты шторы. Эля словно провалилась в глубокий, как яма, сон.
Проснулась она, как ни странно, совсем рано, в восемь утра. Встала бодрая и готовая к новым подвигам. Заказала в номер завтрак, приняла душ и к девяти была уже вполне готова.
Кирилл приехал к десяти. Эля даже успела посмотреть по телевизору какую-то передачу, что-то там про посадки на дачном участке – мило и смешно. Они поехали к ее училищу. Она вышла из машины, посидела в сквере на лавочке – и ничего, ну абсолютно ничего не почувствовала, словно не было в ее жизни этих нескольких лет. Спокойно села обратно в машину. Потом поехали к общежитию – там как-то шумно и тревожно забухало в груди, и Эля попросила Кирилла уехать оттуда.
– Ну, а теперь за подарками! – весело сказала она.
– Тогда это Измайлово. Вернисаж. Там всего полно, на любой вкус и кошелек. Да и вообще интересно поглазеть. И старина попадается, и антиквариат.
Ехали по Садовому.
– Это мой дом, – подбородком кивнул он на крепкий, пятидесятых годов, сталинский дом.
– Ого! – сказала Эля. – Здесь, наверное, непростые люди живут, дом-то, по-моему, престижный, да и район. У вас ведь центр стоит непомерно дорого?
– Да, дом непростой, и соседи с регалиями. Правда, многие квартиры уже перепроданы, но мы с мамой пока держимся, – улыбнулся он.
– А знаете, мне кажется, я когда-то была в этом доме. По-моему, именно в этом, хотя точно не помню. Что-то похожее, очень похожее, но я могу ошибаться – двадцать пять лет прошло.
Она почти наверняка знала, что это именно тот дом. Вряд ли она ошибалась. Монстр из серого кирпича с мраморной отделкой по фронтону. С большими окнами-фонарями. С тяжелой деревянной дверью подъезда. С мерзкой старухой-консьержкой. Впрочем, где та старуха? Да и вообще, где та жизнь… Ну и черт с ней. В конце концов, приехала она не за сопливыми воспоминаниями, не сулящими ничего хорошего. Она просто приехала в этот город по делам. По важным и неотложным делам, а не на руины своей прежней жизни. Все. Точка. Хватит про это.
И куда ее понесло – училище, общага… Дура. Набитая дура. Ведь давала себе слово. Ан нет, понесло. Всё. Теперь только дела и удовольствия. Сегодня еще удовольствия. А уж завтра дела. Времени у нее всего неделя, и все надо успеть.
В Измайлове ей понравилось – веселые жуликоватые продавцы, куча ерунды, но и среди нее можно было найти что-нибудь любопытное. Накупила полно сувениров. Долго стояла возле латунного старинного пузатого самовара. Он был очень хорош, но тащить самовар в Нью-Йорк было сущей глупостью. По бешеным ценам продавали всякую чепуху, которой завалены все «блошинки» Старого и Нового Света. Она вспомнила развалы в Амстердаме и Париже, и ей стало смешно.
– Обедать? – весело спросила Эля. – Что-то я совсем валюсь с ног.
– Перемена часовых поясов, – серьезно ответил Кирилл. – Давайте поедем в какой-нибудь ресторан с русской кухней – борщ, блины, поросенок.
– Нет, ради бога! Все это стилизовано, вылизано. Да и что вы думаете, я двадцать пять лет борща не ела? Мама раз в неделю точно борщ варит. А блины я еще со студенчества ловко пеку. Час – и пятьдесят блинчиков. Это тогда было дешево и сытно. А нет ли у вас приличного китайского ресторана? – спросила Эля.
– У нас теперь есть все, – с гордостью ответил Кирилл. – На любой вкус.
Она усмехнулась: любит мальчик свой город и гордится им. Что ж, похвально. Здесь и вправду стало красиво.
Они долго сидели в маленьком китайском ресторанчике, где над столом уютно горел приглушенным светом красный бумажный фонарь.
Как часто тогда она была голодна! Что такое стипендия в пятьдесят рублей? Все проедалось за три-четыре дня. А потом – мамина картошка, грибы, сало. Но тихая девочка из деревни Боголюбово, что под Владимиром, все равно была невозможно, невообразимо счастлива. Она – в Москве. Она – студентка театрального вуза.
Поступила с первого раза. Вспоминала, как тяжело ее отпускала мама. Как долго плакала и умоляла не уезжать.
– Иди в медучилище, будешь в белом халатике ходить. Всегда подработаешь, укол на дому – рубль, а то и два. Крышу перекроем. Осенью будем огурцы закатывать, варенье варить. Выйдешь замуж – вон ребят сколько. Лешка от тебя млеет – а что, хороший парень, на «КамАЗе» работает, получает хорошо. Или Витька – тот на инженера учится. Тихий, спокойный. Квартира во Владимире. Куда тебя несет! – горько плакала мама. – Одна-одинешенька, в чужом городе. Пропадешь ведь, Элька.
– Не пропаду, мам, – смеялась она. – И известной артисткой стану. Будешь мной гордиться. Замуж за москвича выйду. Тебя заберу. Заживем! – веселилась Эля.
