Служебный разбой (сборник) - Кирилл Казанцев

Прибыльный бизнес прекратили не спецслужбы и борцы за нравственность, а «новые вьетнамцы». В деревню примчались пять джипов «Лэнд Крузер», мускулистые суровые парни в джинсовых майках с бамбуковыми палками в руках, обыскав хижины, согнали на площадь все население и быстро выявили «виновных». Хэн Хан и его дружки получили по сотне палок. Избитые, они были брошены в сточную канаву, а их дочерей в наказание увезли в Ханой для занятия «честной» проституцией.

Через два месяца Хэн Хан окончательно оправился от побоев. Продав дом и нехитрый скраб, он отправился в Ханой искать дочь. Мытарства по трущобам и притонам трехмиллионного города оказались ненапрасны. Он отыскал Лан Джи в притоне у реки. За неутомимость в любви она получила прозвище Ханойская Дырка. Притон охранялся боевиками Чхук Пына – одного из ханойский авторитетов. Хэн Хан дал знать дочери, что он в городе. Только через неделю Лан Джи удалось бежать. Но оставаться в Ханое было нельзя – Чхук Пын не терпел непокорности, и Хэн Хана с Лан Джи ждала мучительная смерть в случае поимки. Боевики Чхук Пына привязывали казнимых к земле, из которой уже тянулись ростки бамбука, и за ночь тела несчастных пронзались молодыми стеблями насквозь.

Добравшись до Хайфона, отец и дочь решили бежать из страны – у Хэн Хана еще оставались сбережения от прежних заработков в деревне. Дешевле всех брались вывезти тайных эмигрантов россияне – за три тысячи долларов Хэн Хан с дочерью в трюме сухогруза «Петропавловск», в компании сотни подобных себе беглецов, доплыли до Дальнего. Здесь была большая вьетнамская диаспора. Главарь вьетнамцев Нгу Енг взял Лан Джи (теперь Ольгу) себе в наложницы, а Хэн Хана пристроил в свой ресторан. Год за годом Хэн Хан был покорен, исполнял для Нгу Енга щекотливые поручения, заводил знакомства среди вьетнамцев, русских, корейцев, китайцев, со всеми был приветлив и учтив. Все знали Хэн Хана как расторопного и верного слову человека. Ольга родила Нгу Енгу ребенка. Размякший Енг, боясь налоговой полиции, переписал свои рестораны на верного Хэн Хана. И тут последний сбросил маску. Во главе группы подонков он ворвался в дом Нгу Енга и устроил резню – убили Енга, всю его охрану, прислугу и младенца. Ольгу Хэн Хан выволок за волосы на улицу: «Теперь ты свободна, дочка! А я богат! Теперь будут подстраиваться под нас, и тебе уже не придется продавать свое тело и душу!»

– Ты убил моего ребенка!

– Что? – спросил Леня, с сосредоточенным видом куривший сигарету.

Сергей сидел за монитором компьютера и читал выведенную на экран информацию.

– Представляю, каково ей было, этой Ольге. Дед убил внука… Значит, они и правда в ужасной ссоре, и тогда-то братья Акашины взяли Ольгу в оборот.

– Может, Ольга не любила своего ребенка – родила-то она его не по собственной воле. Она была бессловесной наложницей Нгу Енга, который вдруг проникся к ней чувством и пожелал иметь от нее детей.

– Здесь пишут – после гибели Нгу Енга контактов между Лан Джи и Хэн Ханом не замечено.

– Это у них написано, а я тебе говорю – засекали их!

Из информационного отдела УФСБ поехали обедать в центр города.

– Почему не домой? – ныл Арахов, выворачивая руль.

– У меня свербит мысль в голове, что сегодняшняя встреча не была последней. Из-за меня у боевиков Хэн Хана вышла стычка с китайцами. За мной должны следить.

– Кто?

– И вьетнамцы, и корейцы, и китайцы. Как только я окажусь в укромном помещении кафе за столиком, ко мне подсядут.

– Подсядут, если ты за столиком будешь один.

– Да.

– А я? Я жрать хочу. Когда я сытый, я охотнее служу Родине.

– Заворачивай к тому книжному магазину. Вон, купишь себе палку шашлыка и потусуешься у книжных прилавков, а я подожду связных…

«Приора» прижалась к тротуару. Аккуратно утопив все штырьки дверных замков, Арахов демонстративно потянул носом ароматы, исходившие из открытых дверей кафе и, подбросив ключи на ладони, пошел в краевой книжный центр. А Сергей отправился в кафе.

В полутемном зале за многочисленными столиками гомонили посетители, в основном студенты. Официантка в красном переднике торопливо разносила заказы – пиво, пельмени, окорочка-гриль. Ли присел за второй столик от двери, заказал стакан горячего какао. Есть совершенно не хотелось, но от сырости, исходящей от весеннего моря, он совершенно продрог.

Сергей пил неторопливо какао, оглядывал посетителей. Нет, неправильно он рассудил, что именно в общественном месте на него выйдут люди одной из мафиозных группировок. Выжидая, он утрачивает инициативу – выйдут на него представители диаспор, не выйдут… Надо самому искать встречи. Надо торопиться – Дракон Любви не на печи валяется, он рыщет в Дальнем, выведывая государственные секреты.

Сергей допил какао и пошел в книжный магазин. Арахов у книжного развала задумчиво листал толстенную книгу в глянцевом переплете.

– Что так скоро? – спросил он, не отвлекаясь от чтения.

– Интересная книга?

– А… про индейцев. Чингачкук Великий Змей, бледнолицые, Зверобой… – Арахов захлопнул книгу и вернул ее на место. – Я вот думаю – индейцы давали имена благодаря чертам характера… А Чингачкука звали Великий Змей.

– Вредный был дядька, пакостил много.

– К тебе никто не подошел?

– Нет. Зря я начал вилять… Ждать. Неожиданная встреча с Хэн Ханом не должна была отвлекать от намеченного плана. Мы собирались поговорить с боссом корейцев Кимом, значит, должны ехать к нему в ресторан.

– Сережа, Сашка в своем ресторане бывает утром. Как ты помнишь, он пьет там кофе капучино.

– Что ты предлагаешь?

– Я? Ты ведущий агент, ты и предлагай.

– Я залетный орел, а ты местный. Тебе и карты в руки. Не хочется день терять. Дракон Любви не дремлет.

– Хорошо. Давай покатаемся, подумаем, куда-нибудь заедем, переговорим. Но перво-наперво я все-таки пожую. О’кей?

Сергей остался сидеть в машине, пока Арахов насыщал свое чрево в зале кафе, и то и дело поглядывал на свои наручные часы.

В стекло передней дверцы забарабанили пальцами. Ли опустил стекло. К его лицу нагнулась веселая корейская физиономия.

– Привет, братан.

– Здравствуйте, – Сергей внимательно смотрел на заговорившего с ним. Кто это – связной? Или так – подстава?

– Поговорим?

– Садись.

Кореец открыл заднюю дверцу и юркнул в салон. Протянул руку для пожатия.

– Джеки.

– Сергей.

– Из-за тебя вьетнамцы Фу Юна завалили?

– Кого?

– Там, у рынка. Китайца.

– Не припомню.

Кореец хмыкнул, не дружески, но и не злобиво. В это мгновение, шумно пыхтя, за руль водрузился отобедавший Арахов. Не оборачиваясь назад, он повернул ключ зажигания – «Приора» ожила – и спросил:

– Че надо, Чечен?

Кореец, ухмыляясь, хрюкнул:

– Шеф меня послал к вам, Леня.

– Как дела у Сашки?

– Он тебе не Сашка, а Александр Устоевич Ким.

– Отчество у Сашки экстравагантное, – поделился своим мнением с Сергеем Арахов. – Устоевич. У него что – отец узбек? Устой. Почему тогда фамилия Ким? Куда ехать, Чечен?

– По тридцать пятому маршруту, дальше скажу.

«Приора» сорвалась с места. Арахов смачно рыгнул, выровнял машину в потоке движения. Кивая за спину на корейца, пояснил Сергею:

– Знаешь, почему его зовут Чечен? Давно, когда наши в Чечне рубились, помнишь? В первую чеченскую? Там был. Правда, Джеки? Почти герой России.

– Да, помаленьку.

– Особый отдел сильно гнул тебя?

– Да, гнул.

– Почему боевикам в плен сдался?

– Не сдавался – взяли.

– Почему тебя не казнили, голову не отрезали?

– Сбежать успел.

– Не кастрировали?

– Нет.

– Почему?

– Сбежать успел.

Арахов кивнул на Чечена.

– Он здорово дерется. Я-я! Удар левой пяткой, с переходом, и тройной короткий кулаками: подбородок, шея, живот. Из Чечни тогда вернулся человеком, а за эти мирные годы в родном Приморье перековали – теперь бандит.

– Леня, тебя спасает только то, что ты из ФСБ, – внятно выговорил кореец.

Арахов включил радиоприемник. Минут через пять свернули в проулок. Джеки Чечен велел остановиться у спортклуба «Белый Лотос».

– Когда закроют вашу малину? – проворчал Арахов.

– Никогда, Леня, – хрипло рассмеялся кореец. – Шеф платит кому следует.

– То-то и оно. Но все равно, Чечен, придет время…

– Поговорим об этом на пенсии.

Чечен пошел к черным стальным дверям клуба. Арахов и Сергей – следом. Кореец утопил кнопку звонка. Когда открылось маленькое окошечко на уровне глаз, заговорил в него по-корейски. Дверь отворилась.

– Проходите.

Минуя узкий коридор, прошли в зал без окон, где стены были отделаны природным камнем. У высокого камина торчали из кадок кустистые пальмы. Лавки из струганых досок дополняли интерьер. Одна из дверей отворилась, и сквозь клубы пара в зал вошел красный и потный, завернутый в простыню пожилой кореец. Зал, оказывается, был предбанником сауны.