Научи меня желать - Катерина Снежинская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
***
Особняк маркграфа встретил кадета тишиной и темнотой, кажется, в доме не было ни одного освещённого окна. Зато навстречу Недил вышел сам мажордом, держащий лишь одну свечу, да и ту прикрывающую ладонью.
– Что-то случилось? – непроизвольно перейдя на шёпот, спросила Леора, стягивая перчатки.
– Ровным счётом ничего, – ещё тише ответил слуга.
– А где милорд?
– Он отдыхает, – совсем уж одними губами выговорил старик и почему-то опасливо глянул на лестницу.
– Поня-атно, – протянула кадет, которой ровным счётом ничего понятно не было. – Там во дворе остался эскорт, – Недил зачем-то указала большим пальцем себе за спину, будто мажордом не в курсе был, где тут двор. – Честно говоря, я не знаю…
– Не волнуйтесь, я распоряжусь, дворовые всё сделают, – поспешно перебил её слуга. – Комната в полном порядке и ожидает вас. Если вам что-нибудь нужно, то…
Наверху что-то зазвенело, потом грохнуло металлически, покатилось, потрескивая деревом.
– Гермер, где тебя черти носят, Левый побери! – рявкнул «отдыхающий» маркграф.
– Иду, ваша светлость, – крикнул старик, по-черепашьи втягивая голову в плечи, – уже спешу.
Леора сняла шляпу, бросила в неё перчатки, подумала и всё-таки пошла наверх.
Дверь в кабинет Редиша оказалась распахнута настежь, а в камине полыхал настоящий пожар – огненные языки силились лизнуть внешнюю облицовку и у них даже получалось. Но жарко в комнате не было, окно тоже было раскрыто, сквозняк игриво ворошил листы бумаги, щедро раскиданные по полу. А ещё прямо посередь кабинета валялся каминный экран, разломанный, видимо, кочергой, которая лежала рядом.
Сам же маркграф, в расшнурованной до пояса рубахе, небрежно заправленной в бриджи, созерцал огонь, опираясь вытянутыми руками о каминную полку. На звук шагов Редиш обернулся, одарив Недил долгим, ничего не выражающим взглядом.
– Вы не Гермер, – заявил генерал, тряхнув волосами, откидывая их за спину.
– Я здесь, ваша милость, – проблеял мажордом, протискиваясь мимо кадета.
В каждой руке он нёс сразу по две винных бутылки. Полных, но распечатанных.
– Поставь и проваливай. И сделай, наконец, так, чтобы меня никто не беспокоил, – резко приказал Редиш.
– Как вам будет угодно, – проблеял старик, растопырив руки, будто собирался попросту вытеснить кадета из кабинета. – Прошу вас, госпожа…
– Её можешь оставить, – рявкнул маркграф. – Проходите, леди, присаживайтесь. – Леора хотела отказаться, сослаться на усталость и пожелать спокойной ночи, но эту, несомненно, мудрую мысль, она додумывала уже сидя в кресле, на которое ей милорд указал. – Пейте, – Редиш сунул ей полный бокал с вином. – И не смейте говорить, что вы не пьёте. Иначе вылетите из окна.
– Мило, – под нос пробормотала Недил.
– Здесь невысоко, – успокоил генерал, усаживаясь напротив, – а внизу клумба, утром вскопали. Земля мягкая. – Редиш закинул ногу на ногу, но странно, не колено на колено, а положив босую стопу на левое бедро. – Давайте ваше прошение об отставке, подпишу.
– Я не собираюсь подавать никаких прошений.
– Никаких? – уточнил генерал.
Леора кивнула. Редиш смотрел на неё – хмуро, исподлобья. И понять, о чём он думает, было совершенно невозможно. Вот в романах пишут, мол, лицо ничего не выражающее, как у каменной статуи. А физиономия маркграфа больше смахивала на карнавальную маску из папье-маше: такая же белая, глаза и губы, словно поверх нарисованные, и такая же… никакая.
– Вы в курсе, что через две-три недели мы отправляемся в военный лагерь?
– Я догадывалась.
– А что это означает, знаете?
– Подозреваю.
– Ну и зачем это вам, леди?
– У меня есть свои причины.
– Причины, – криво усмехнулся Редиш, одним глотком ополовинив бокал. – Забота о других – это прямая дорога к могиле. Правда, более длинная, чем непомерные амбиции. Воля ваша, госпожа телохранитель.
– Позвольте вопрос. Как телохранителю.
– Как телохранителю позволяю. Что вы узнать? Имя моей любовницы? Место наших встреч? В какие часы я обычно посещаю сортир?
– Часто ли вы вот так… отдыхаете? – Леора кивнула на бутылки, в том числе и пустые, которых раньше не заметила.
– Не слишком. Когда начинаю дохнуть со скуки. – Маркграф взболтал вино в бокале и также, одним махом, допил его. – Знаете, что в войне самое нудное? Подготовка. Фураж, сапоги, пыжи и пули. Живая скотина, солонина, сухари, солома. Скатки и палатки. Сапёрные лопаты. И деньги. Деньги, деньги, деньги, будь они неладны. Вы случайно не в курсе, почему казначейство так неохотно расстаётся с деньгами?
– Понятия не имею. Может, потому, что будь ваша воля, вы бы всю казну на сапоги с пыжами потратили?
– Это вы с чего взяли? – вскинулся Редиш.
– Все знают, вы обожаете воевать.
– Значит, все ошибаются, – маркграф снова наполнил свой бокал. – Да вы пейте. Не бойтесь, напиваться на пару со мной заставлять не буду. Но это слишком хорошее вино, чтобы его выливать. Что же касается общих заблуждений… Я люблю выигрывать, а не воевать.
– Разве это не одно и тоже?
– Супружеские обязанности и любовь одно и тоже? Впрочем, вам-то откуда знать? К вашему же счастью.
Редиш потянулся, выудив из-за кресла гитару – Леора видела точно такие же у балаганных цыган. Марграф согнулся, занавесившись волосами, помедлив, ударил по струнам, пройдя быстрым перебором. И запел.
Умел он это делать или нет, хороший голос у маркграфа или не было там никакого голоса вообще, Недил не поняла. Этого языка она не знала, да и не слышала никогда. Впрочем, дело не в языке, а самой песне: тягучая, с тоскливым надрывом, почти плачем в начале, она становилась всё быстрее и быстрее, до яростного отчаянья, потом до дикости, до полного, злого безумия. Леора почти слышала звон тамбуринов, клацанье кастаньет в такт остервенело звенящим струнам. И дробный стук каблуков, и мельтешение цветастых юбок, шалей. Голые плечи, буря волос и такие же безумные, как напев, как гортанные вскрики, глаза.
Откуда это взялось? Магия, может?
Маркраф прижал ладонью струны, заставив гитару захлебнуться тем самым бешенным вскриком. Рухнувшая тишина казалась нереальной, ненормальной.
– А… А о чём эта песня? – спросила Леора.
Правда, для этого ей пришлось откашляться, в горле
