Пламя над Англией - Альфред Мейсон

Письмо было столь подробным и точным, что оно произвело впечатление на Робина. Его отец доведен до положения нищего в рубище, просящего милостыню на церковных ступенях, а он щеголяет в нарядной одежде и живет в прекрасном доме над заливом Уорбэрроу! Робин закрыл лицо руками и уронил письмо на колени.

— Ужасно! — прошептал он и повернулся к Уолсингему. — Вы верите этому, сэр?

Уолсингем пожал плечами.

— Как могу я на это ответить? У меня нет новостей из Испании. — В который раз он напомнил об этом Робину. — Взгляни, когда было написано это послание — на нем указаны месяц и год.

— Вы получили это четыре года назад?! — воскликнул Робин.

— Даже еще ранее.

— Значит, когда вы приходили ко мне в тот вечер в Итоне…

— Оно было у меня в кармане. Я намеревался показать его тебе, но мы не поняли друг друга, Робин, и я промолчал. Нет, не вини ни себя, ни меня! Что ты мог тогда сделать? Или даже я? Никакой английский корабль не заходит в испанские порты, ни один англичанин, если он не предатель, не осмелится появиться на испанских улицах. Испания для нас — закрытая книга, Робин. Конечно, сюда доходят слухи. Но после того, как это письмо попало ко мне в руки, я не узнал ничего нового.

Робин едва слышал слова секретаря. Ему казалось, что он стоит на узкой длинной улице с такими высокими домами, что даже в полдень на ней темно, как ночью. Улица выходит на залитую солнцем площадь. Со своего места ему виден угол большой церкви с высокими зелеными дверями, к которым ведет лестница. Мужчины и женщины ходят по ней вверх и вниз; женщины большей частью одеты в черное, а мужчины в разноцветные костюмы, солнечные блики играют на их золотых цепочках и эфесах шпаг. Но Робин не может разглядеть издалека, сидит ли на ступенях калека, просящий милостыню. Он напрягает слух и слышит стонущие мольбы нищего. Его отца!

— О! — воскликнул юноша и услышал слова Уолсингема:

— Ответь мне, Робин! Если я позволю тебе отплыть в море и зажечь погребальный костер в Атлантике, отблески которого достигнут Мадрида и принесут туда имя Робина Обри, что станется с Джорджем Обри, сидящим на ступенях церкви Святой Девы Альмуденской?

На этот вопрос мог быть только один ответ.

— Если он жив, — сказал Робин.

— Разумеется, если он жив, — откликнулся Уолсингем.

Он не намеревался затевать спор, ибо это лишь ослабило бы неумолимость его вопроса.

Робин помедлил несколько секунд, в течение которых он не размышлял о том, жив или мертв калека на церковных ступенях, сломленный телом и духом, а прощался со своей мечтой, едва не ставшей реальностью. Затем он поднялся.

— Когда-то, сэр, вы подумали, что я прячу под камзолом бант ее величества, — с улыбкой сказал юноша.

Сэр Френсис едва не ответил «Да», но вовремя сдержался. Черт возьми, ведь он — государственный секретарь великой королевы, державший в голове всю Европу! Ему нельзя попадать в ловушки, расставляемые этим смазливым, длинноногим подростком!

— Я могу себе позволить запоминать только самое важное, — сухо ответил он.

Робин склонил голову.

— Но для меня это было достаточно важно и обидно.

— Обидно! — сердито воскликнул Уолсингем. — А почему тебе не должно быть обидно? По-твоему, мне не бывает обидно? Когда королева перед всем двором заявляла, что посадит меня в колодки, а я молчал, словно провинившийся школяр, думаешь, это было приятно? Обидно! Раны Христовы! Неужели у тебя настолько нежная кожа? — И улыбнувшись, он добавил: — Ну, так что же ты прятал на своем сердце, Робин?

Робин расстегнул камзол и вытащил кольцо с изумрудом на золотой цепочке. Уолсингем подошел ближе.

— Дай-ка мне взглянуть!

Он взял кольцо, повертел его в руках, и его лицо смягчилось.

— Кольцо Джорджа Обри… Я хорошо его помню. Твоя мать дала его ему во время их обручения. — Бросив кольцо так, что оно звякнуло на цепочке, Уолсингем похлопал Робина по плечу.

— Хорошо, что ты хранишь его. Очень хорошо, — сказал он, думая о своей крепкой дружбе с Джорджем Обри и о различии их судеб.

— Если Господь того пожелает, вы скоро получите новости из Испании, а я — Джорджа Обри, — сказал Робин.

Глава 12. Робин поступает на службу

— Ты не ужинал? Я тоже, — сказал сэр Френсис. — Слуги ее величества, к которым ты теперь принадлежишь, принимают пищу, когда у них есть возможность.

Предложенная пища была, вероятно, чересчур изысканной для большинства дворян того времени. Блюдо мерлана с шафранным соусом, утка и салат с бутылкой кларета, пирог из марципана с вишнями и красным виноградом с бокалом аликанте на время отвлекли их обоих от тревог и волнений. Они ужинали в светлой веселой комнате в передней части дома. Уолсингем болтал о пустяках, умудряясь при этом давать наставления Робину.

— Многие с пренебрежением относятся к нашей английский кухне, Робин. Главным образом, это леди, недавно ставшие таковыми, никогда не покидавшие пределы Лондона и не умеющие правильно произнести ни одной фразы по-французски. Но они неправы, как ты вскоре поймешь, побывав в Италии.

— В Италии? — переспросил Робин.

— Да, тебе, говорящему по-испански с итальянским акцентом, придется побывать в Италии, — ответил Уолсингем, и Робин поинтересовался про себя, забывает ли этот человек хоть одно услышанное им слово. — Но мы поговорим об этом в Лондоне. Может быть, распорядиться, чтобы тебе подали зайца? Это модное блюдо.

— Ваша утка, сэр Френсис, мне более по вкусу.

— Рад это слышать. Сам я не употребляю в пищу зайцев. Говорят, что от них развивается меланхолия, а у меня в характере ее, видит Бог, более чем достаточно! Завтра ты поедешь в Лондон, Робин, и возьмешь с собой свой бант, а не то ты рискуешь получить хорошую взбучку.

— Завтра! — воскликнул Робин, думая, что каким-то образом должен устроить встречу с Синтией и объяснить ей внезапное изменение своих планов.

— Завтра, — подтвердил Уолсингем. — У нас еще много дел. Я должен получить от тебя доверенность на улаживание дел с сэром Джоном Хокинсом относительно твоих кораблей, чтобы ты не пострадал, а то старина Джек — хитрая лиса! — И сэр Френсис усмехнулся.

— Неужели это он выдал меня вам? — осведомился Робин.

Но Уолсингем покачал головой.

— Ты заблуждаешься, Робин. От старины Джека я не получил ни намека. Но теперь я понимаю, почему его так мало беспокоила бережливость ее величества. Если мы просили у королевы средств на один новый корабль, она отвечала, что он должен быть маленьким. Два? Ну, после долгих вздохов можно было рассчитывать на согласие. Три? Значит, мы хотим ее разорить? Может, мы считаем, что она, как индийский идол, сделана из золота? И нам предлагают убираться к дьяволу. В результате мы были в отчаянии, а старина Джек сохранял спокойствие, как джентльмен, выкуривавший послеобеденную трубку. Не рассчитывал ли он в любой момент наложить руку на пять отличных кораблей, в том числе на пятисоттонный «Адмирал», строившиеся для мистера Робина Обри? Сомневаюсь, что их удалось бы вернуть, прежде чем они выйдут в море, нравится тебе это или нет.