Воспоминания жены советского разведчика - Галина Александровна Курьянова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но пофлиртовать влёгкую мне нравилось больше, т.к. не накладывало никаких обязательств и оставляло возможность, как мне казалось, такого же легкого и безболезненного отступления. Потом это «влёгкую» сыграло со мной запоминающуюся историю, но это уж потом, а пока я наслаждалась студенческой насыщенной жизнью.
А в 18 лет чуть было тоже, как и мои подруги, не выскочила замуж. И слава Богу, что не выскочила! А впрочем, кто его знает, ведь судьбу не угадаешь. Вдруг появился сын квартирной хозяйки – вот уже тебе и романтика! – выпускник военного училища, молодой, только что испечённый офицер (подумать только! опять офицер! Тогда это была уважаемая и престижная профессия), жизнерадостный Юра с золотыми погонами на широких плечах и тут же стал проявлять ко мне знаки внимания. Витя был где-то далеко в Москве, а Юра вот он тут, рядом и совершенно серьезно, прямо немедленно желает жениться. Возможно, что его серьёзные намерения были обоснованы и тем, что в воинскую часть лучше прибыть со своим самоваром и то, что его мама очень подготавливала меня к прибытию, по её мнению, красавца-сына и то, что он был старше меня на пять лет и просто, что там скрывать, влюбился в хорошенькую, но строптивую девчонку, я в него – тоже, и плюс зеленая-зеленая молодость.
У его мамы постоянно квартировали студентки педучилища – этот адрес нам с Машкой дали непосредственно в учебной части – и мальчик курсант, приезжая на побывку, всегда имел под рукой какую-никакую девочку. Юрина мама, милая и добрая женщина, мы её называли тётя Валя. Она научила меня вязать крючком очень простенькие узоры. Тётя Валя с удовольствием рассказывала об успехах сына в среде студенток и, честное слово, напрасно она это делала. Успехи? Хорошо же! Ладно, ладно, п-п-посмотрим на успехи твоего сыночка! Приехал молодец-удалец…, а тут облом: какая-то Галочка, видите ли, никак не желает проявить обожание к молодому офицеру, да что там обожание? Имеет дерзость просто внимания не обращать. Как это так?
У-у-у, если бы он знал, какое впечатление произвели на меня его широкие плечи и рост, то вел бы себя по-другому. До обмирания, до сладкой истомы и дрожания в коленках мне нравилось, когда он на руках, поднимая как пушинку, переносил меня через осенние лужи и колдобины Азова. Я была высокая девушка (подумайте! Аж 167 см и совсем не субтильная!), но рядом с ним чувствовала себя маленькой, хрупкой и удивительно защищенной. И то ощущение радости, просто блаженства, когда тебя несут на руках, я не испытала больше никогда. Но вела я себя самым отвратным образом: своевольно и заносчиво, просто из тщеславия, из желания сделать его покорным. По крайней мере старалась так себя вести: все время хотела чем-то уколоть, съязвить, сделать вид, что такие ухаживания я уже видела-перевидела. А потом с интересом наблюдала:
«Так-так-так! Как он на это реагирует? Я ему нравлюсь или не нравлюсь? Пусть думает, что вот она какая! Бывалая девица! Полюбите меня черненькую, а беленькую меня всякий полюбит, и вообще у меня есть жених в Академии в Москве, не чета вам, из училища, милый!»
Зачем я это проделывала – не знаю. Скорее от того, что чувствовала себя стеснительно и неуверенно рядом со «взрослым» ухажером, не уверена в своем женском обаянии и была явно влюблена самым кошачьим образом. Почему-то стеснялась такого непонятного тогда мне чувства, старалась проявить себя высокомерной и опытной особой. Примерно так же вел себя и мой кавалер не привыкший к подобным волеизъявлениям. Мимоходом подчеркивал свою востребованность у бывших постоялиц мамы, имел успех и вообще «не страдал по девицам». Несмотря на мою неопытность я видела, что, ох, как небезразлична ему. Мы были скорее всего одинаковы по характеру: два упрямых осла. Никто не хотел уступать, особенно усердствовала я: он – шутку, а я – иголку, он – слово, я – несколько. Постоянно соперничали, каждому нужно было признание другого хоть на йоту выше. Сосуществовать вместе мы бы не смогли никогда. Юра весь этот бред терпел, но на мои выходки заметно злился. А предложение все-таки сделал (а куда ты денешься, дорогой?), приехал неожиданно в Ростов к родителям официально просить моей руки. Мама прибалдела немного, но очень вежливо стала объяснять, что Галочка слишком молода для замужества, что ей надо получить специальность и хотя бы окончить училище, что нужно подождать, чувства проверить и т.д. и т.п., что обычно говорят в таких случаях родители. Что касается меня, то я-то была уже и согласна, но моего согласия и мнения никто и не спрашивал, а мама даже потом пристыдила, что нельзя крутить парню голову, если уже пообещала другому, уж больно ей нравился невероятно правильный и культурный мальчик Витя. Да и фамилия у новоявленного жениха была очень непритязательной и немного смешной – Морковкин. Ну, меня дома и стали донимать: «Мадам Морковочка! Мадам Морковочка!» «Влюбилась что ли?», – почему-то с иронией и даже с издёвкой спрашивали меня мама и сестра. Почему с иронией? Почему с издёвкой? Разве влюбиться это плохо?
Вот такое было странное воспитание.
Внешность Юрия была далеко не такая, какой тетя Валя представляла нам своего любимого и балованного сыночка, убежденного, как и его мама, в своей неотразимости для девушек. Девочки поступали в училище в основном из областных и районных деревень. Для них городской, пусть и гипотетический муж, да ещё будущий офицер, была одна единственная возможность поменять свой социальный статус, вот они и старались, бедные, как могли или хотели. Нет, я не хочу ничего такого утверждать, но что девчата набили мальчику спесь – это точно. Внешность же у него была, как я сейчас понимаю, абсолютно ординарная: волосы, правда, густые и красивого «брунетистого» оттенка, чистая кожа, но лоб низковатый, зубы кривоватые, широкий толстовский нос, а вот при всем этом очень обаятельный и мужественный, габаритный парень с широкой добродушной улыбкой. Но мне никогда не нравилось быть на вторых ролях (эх, тётя Валя! её рассказы об успехах сыночка сыграли свою отрицательную роль), а вот «иду я, красивая, а парни вокруг меня так и падают, так и падают и сами себя в штабеля укладывают!» Вот это мне нравилось, ещё играли подростковые гормоны и та же самая спесь, что и у Юры.
Он уехал, слава Богу, в часть, писал очень
