В воскресенье рабби остался дома - Гарри Кемельман

— И что ты намерен делать? — спокойно спросила она.

Он пожал плечами.

— Пожалуй, выберусь в Нью-Йорк на этой неделе, повидаю Хэнслика и скажу ему, что хотел бы другое место. Может быть, в Гилеле…

— Дэвид, и все это из-за того, что ты настолько… — она собиралась сказать «упрям», но смягчила, — настолько убежден в своей правоте?

Он внимательно посмотрел на нее и улыбнулся.

— У католиков есть их исповедники, — сказал он, — а у евреев есть их жены. Пожалуй, наш порядок мне нравится больше.

— Ты увиливаешь, — сказала она, но невольно засмеялась.

— Увиливаю? Не исключено. Ну, хорошо, возможно, частично и из-за того. А тебе что, не понравились эти два дня в Бинкертоне? По правде говоря, дорогая, я устал от борьбы. Я борюсь уже почти шесть лет — с тех пор, как приехал сюда. В принципе я был к этому готов, но надеялся, что смогу сосредоточиться на своей настоящей работе, как только выяснится, кто здесь рабби. Но все это время я должен был бороться только за то, чтобы остаться. И я устал.

— Ты и в Бинкертоне спорил, — заметила она.

— Там было другое. То был вопрос принципа. А тут — не знаю, возможно, это неподходящая конгрегация для меня. Они такие… такие сварливые. — Он засунул руки глубоко в карманы брюк и зашагал по комнате.

— Репутацией покладистых евреи никогда не пользовались, — мягко сказала Мириам. — И почему ты думаешь, что их сыновья и дочери в колледжах будут другими?

— Возможно, и нет, но, может быть, их разногласия будут на другом уровне, чем, скажем, постоянные места в храме. И еще кое-что. Раввин, прежде всего, — ученый, исследователь. Для научной работы необходимо свободное время. А в Гилеле, надеюсь, оно у меня будет…

— Но здесь ты делаешь дело; в колледже ты будешь только читать об этом.

— Что ж, я бы хотел иметь возможность немного почитать.

— Ах ты… — Она взяла себя в руки. — Ты витаешь в облаках, Дэвид. А как насчет ближайшего будущего? Общинный Седер в воскресенье, например. Ты будешь проводить его? Ты думал об этом?

— Нет, не думал. Но теперь, когда ты напомнила, думаю, что пока я не ушел в отставку или пока за нее не проголосовали, официально я все еще рабби, и мне бы следовало провести его. Конечно, Горфинкль с помощью нового ритуального комитета может решить, что руководить будет кантор или, например, Брукс. Меня это не очень волнует. Я и сам чувствовал бы себя неловко, не будучи переизбранным на новый срок. Да и вообще, Седер-то ведь, по сути, вовсе не общинное мероприятие. Это семейный праздник. Мы проводим Седер в храме только потому, что многие люди или слишком ленивы, чтобы провести свой собственный, или просто не могут.

— Но если они действительно решат, что руководить будет кто-то другой, что ты сделаешь?

— Я? Останусь дома.

— Но…

В дверь позвонили.

— Кто это, в такое время? — воскликнул рабби. — Одиннадцать часов.

Мириам поспешила к двери.

— Это мистер Картер. Входите, пожалуйста.

Он вошел в комнату и сел на придвинутый для него стул — сел на край, выпрямившись и не касаясь спинки стула.

— Мой сын мертв, — объявил он.

Рабби с женой были потрясены.

— О, мистер Картер, мне так жаль, — сказала Мириам.

— Как это случилось? — тихо спросил рабби. — Расскажите. Могу ли я что-нибудь сделать?

— Думаю, что можете, — сказал Картер. — Они позвонили мне сегодня вечером. Я уходил, и они позвонили как раз, когда я вернулся домой. Попросили меня подождать, пока приедет какой-то полицейский сержант. Когда он приехал, он захотел, чтобы я поехал с ним в участок. Я все спрашивал его, в чем дело, но он говорил только, что я все узнаю, когда приеду в отделение. Шеф был там, когда я приехал, и он сказал мне. Он вызвал меня, чтобы я опознал тело. — Он коротко, горько засмеялся. — Фотография моего мальчика была в газете практически каждую неделю в прошлом году. Держу пари, что большинство людей в городе знали его лучше, чем председателя городского управления. Он был почетным гостем на ежегодном банкете малой Торговой палаты в конце футбольного сезона. Но им нужен был я, чтобы опознать его.

— Это просто необходимая формальность, — заметил рабби.

— Да, наверное, дело в этом.

— Они сказали вам, как это произошло?

— Они не сказали точно, кроме того, что он напился, и, похоже, выпил ужасно много. Что ж, виски — яд. Это была интоксикация, вот что с ним было. Это латинское слово, и оно означает яд. Вы знаете?

Рабби кивнул.

— Они привезли тело в отделение полиции, — продолжал Картер, — в полицейской санитарной машине. Они открыли дверь, и он был там, накрытый одеялом. Голова была в глубине, так что мне пришлось забраться прямо внутрь. Лэниган вошел после меня, откинул одеяло и спрашивает: «Это ваш сын?». «Да, — говорю, — это мой сын». И тогда они рассказали мне, что нашли его в Хиллсон-Хаус. Он лежал там на кушетке, и они почувствовали, что от него пахнет виски. Лэниган сказал, мол, если пить виски так быстро, что у тела нет возможности избавиться от него, это может быть очень опасно. Так что я полагаю, что так, должно быть, и случилось.

— Вы сказали, что я могу помочь, — сказал рабби. — Вы хотите, чтобы я попытался получить дополнительную информацию о том, как именно это случилось?

Плотник покачал головой.

— Нет, я думаю, что так оно и случилось, как сказал Лэниган. Я знал, что Муз пил, даже когда еще был в средней школе. — Он снова сделал паузу и продолжал. — Лэниган отвез меня домой, чтобы я сообщил об этом миссис Картер. Она приняла это ужасно. Лэниган вызвал доктора, и тот дал ей что-то, чтобы она успокоилась. У меня не хватило духу помешать этому, да простит меня Бог.

— А как она сейчас? — мягко спросила Мириам.

— Сейчас она спит. С ней моя самая старшая девочка. — Он потер глаза костяшками пальцев, словно желая отогнать сон. — Потом я вслед за Лэниганом вернулся в отделение — узнать, когда я смогу забрать тело, чтобы похоронить его подобающим образом. А Лэниган сказал, что им, возможно, придется делать вскрытие, чтобы установить истинную причину смерти.

— Таков закон.

— А я не согласен с этим. Я знаю причину смерти. Лэниган сказал мне. Так зачем его резать?

— Я думаю, они должны убедиться.

— Они должны еще больше убедиться, чем уже убедились? Насколько больше? Тело — храм духа, рабби. Даже если дух ушел, разве вы имеете право уничтожать храм? Я не согласен с этим. Это против моих религиозных убеждений. — Он устремил на рабби пронзительный взгляд. — Я не собираюсь воевать с управлением полиции или с городом, но если меня заставят, я буду. Но я слышал, что вы дружны с Лэниганом, почти с тех пор, как вы приехали. Я и подумал: может, вы могли бы поговорить с ним об этом для меня?

— С точки зрения закона я в этом деле никто. Я хочу сказать, что я не адвокат и не могу действовать как ваш законный представитель. Вы думали о том, чтобы нанять адвоката?

Картер покачал головой.

— Сейчас я хочу не борьбы, рабби. Если дело дойдет до суда, я возьму адвоката. А сейчас я думаю о том, не могли ли бы вы убедить его ради меня и моей жены.

— Хорошо, я поговорю с ним, — сказал рабби. — Но не следует ожидать слишком многого. Лэниган не тот человек, чтобы отказать вам в вашей просьбе без достаточно серьезных на то оснований. И если это так, то не думаю, что я смогу убедить его. Но я поговорю с ним, если хотите.

— Когда? — настойчиво спросил Картер.

— Когда хотите.

— А можно прямо сейчас?

Глава XXXV

— Ты связался с Хиллсонами? — спросил Лэниган.

Лейтенант Дженнингс кивнул.

— Вроде как связался, — уточнил он. — Я говорил с домоправительницей. Настоящая бой-баба. Она сказала, что девочки — девочки, самой молодой семьдесят пять! — короче, они спят, и она не собирается будить их, и мне должно быть стыдно звонить в такое время, и ее не интересует, из полиции я или из Армии Соединенных Штатов.

— Она так сказала? Армия Соединенных Штатов?

— Ее слова, Хью. Она даже один раз бросила трубку, но я перезвонил, — он самодовольно кивнул, — и сказал ей, чтобы она лучше не клала трубку, пока не выслушает меня, иначе я попрошу местную полицию забрать ее и привезти сюда. Она, должно быть, поверила, потому что больше не выступала. Потом спросила, в чем дело, а когда я сказал, что у меня нет времени рассказывать ей все подробности, заявила, что собирается вызвать полицию — свою полицию. Короче, она, наконец, сказала, что дом выставлен на продажу через «Беллмор», компанию по продаже недвижимости в Линне, и что они единственные агенты. К счастью, я вспомнил, что «Беллмор» раньше назывался «Белл и Морхед» и что Джон Морхед живет здесь, в городе. Тогда я позвонил ему, и он сказал, что должен был встретиться с людьми, интересующимися покупкой имения, в половине девятого, и что он дал ключ одному из них, потому что сам не смог приехать на встречу.