Дочь Муссолини. Самая опасная женщина в Европе - Кэролайн Мурхед

внешним видом – она была одета в элегантное платье и выглядела значительно моложе своих сорока лет – так и приятными, естественными манерами. Один из репортеров написал, что глаза у нее голубые, как море, а волосы светлые, как пшеница. Ракеле, со своей стороны, тоже с любопытством разглядывала пришедших, изучая пышные мундиры и эполеты мужчин, меха и драгоценности женщин. Послы целовали ей руку. Прибывший с подарком от папы римского папский нунций пил чай с Муссолини. Его Святейшество прислал в подарок малахитовые четки. Газеты в своих отчетах ко всеобщему веселью неправильно написали слово – rasoio вместо rosario — и вместо четок получилась бритва. На Эдде было бледно-розовое платье с оборками, и, как писала, захлебываясь от восторга, одна газета, «она сияла – благоухающий цветок молодости, источающий радость и удовольствие». На самом деле она была бледна и изящна, гости, перешептываясь, говорили друг другу, что у нее такой же, как и у отца, нахмуренный вид и такой же мощный подбородок, но и такой же магнетизм.

24 апреля свадебный кортеж из шести больших «Фиатов» перевез новобрачных и семью на расстояние нескольких сот метров в церковь, построенную незадолго до этого в византийском стиле. Витторио и Бруно были в шортах. За Эддой в кружевной вуали, жемчужном ожерелье и венке из цветов два пажа несли бесконечно длинный шлейф свадебного платья. Платье было простым и незатейливым. Свидетелями с ее стороны были дядя Арнальдо и князь Торлония, со стороны Чиано – Дино Гранди и Чезаре Мария де Векки. Де Векки был выбором довольно неожиданным, несмотря на то, что он считался другом семьи, он недавно назвал сестру Чиано Марию «капризным котенком, склонным к истерике», а самого Чиано считал человеком тщеславным, ленивым и поверхностным. В соответствии с романьольской традицией Эдда перерезала шелковую ленту, которую у входа в церковь держали с обеих сторон женщины, облаченные в крестьянские костюмы.

После церемонии Эдда и Чиано вышли из церкви, пройдя под аркой поднятых в их честь боевых шпаг. Под ноги невесты из рук девочек в белых платьях и мальчиков в черных рубашках летели цветы, хор пел романьольские гимны. На официальной свадебной фотографии Чиано улыбается, у Эдды выражение лица суровое и озабоченное, она будто борется с охватившими ее эмоциями. Затем последовал молебен в соборе Святого Петра перед могилой самого святого апостола. Эдда в черной вуали и плотно сидящей у нее на голове шляпе была похожа на монахиню. По традиции новобрачных они приложились губами к бронзовой ноге святого. После чего сам папа римский вручил ей «О подражании Христу», католический богословский трактат Фомы Кемпийского, в пергаментном переплете с папской печатью. По пути в виллу Торлония, который Эдда и Чиано проделали пешком, она приветствовала толпу фашистским салютом.

Обращаясь к коленопреклоненным перед ним новобрачным, священник в церкви Святого Иосифа сказал, что они должны стать «образцовой итальянской фашистской семьей»: Эдда, полная здоровья, добродетели и долга, скоро станет матерью многих будущих воинов и жен; Чиано же должен быть сильным, пламенным и целеустремленным. В этом, собственно, и состоял символический смысл их союза. Девятнадцатилетняя Эдда была призвана стать воплощением всего лучшего в итальянских женщинах, а Чиано прокладывал путь «новому итальянцу». Хотят ли молодые люди играть эти навязанные им роли, и способны ли они на это – об этом никто даже на секунду не задумался.

На вилле Торлония их поджидали три автомобиля: белая «Альфа-Ромео» Эдды, за рулем которой она должна была отвезти их в медовый месяц на остров Капри; во второй машине за ними следовали прислуга и багаж, в третьей – охрана. На большой скорости кортеж промчался по Виа Номентана и уже исчез бы из виду, если бы Эдда не заметила пристроившийся к ним сзади четвертый автомобиль. Это были Муссолини и Ракеле. Остановившись, Эдда обратилась к отцу: «Таким, по-твоему, должен быть медовый месяц? Бред какой-то!» Растерянный Муссолини пробормотал в ответ, что «хотел лишь немного проводить» и уже намеревался повернуть обратно. Эпизод этот стал свидетельством того, насколько всемогущий дуче зависел теперь от дочери. Приехав вскоре в Милан, Муссолини рассказывал Анджеле Корти, каким умом отличается его новый зять, и как многого он сможет добиться. Он также сказал ей, что Эдда, несомненно, самая любимая из всех его детей.

На Капри молодых супругов встретила телеграмма от Муссолини, который сообщал, что хотел первым поприветствовать их в медовом месяце. В приветствиях, впрочем, недостатка не было. Местный подеста Марино Дусмет был мастером церемоний и умел принимать гостей. Оркестры, развевающиеся флаги, горы цветов, традиционные танцы. Эдда была явно смущена таким пышным приемом, и молодожены поспешили укрыться в построенном в середине XIX века гранд-отеле «Квисисана», где им был подготовлен императорский люкс. Оттуда они почти не выходили, даже еду им приносили прямо в номер. При каждом появлении на людях их окружала толпа любопытных. Бесконечным потоком шли приглашения на концерты, частные приемы и в художественные галереи. В какой-то день к отелю с надеждой на встречу с цветами в руках проследовала процессия местных фашистов, но получила от ворот поворот. Стали появляться первые признаки сдвига в общественном мнении: может быть, дочь дуче не столько робкая и замкнутая, как было принято считать, сколько высокомерная и надменная?

Была ли накануне свадьбы 19-летняя Эдда девственницей, никто не знает. Бесконечные ссоры и скандалы родителей, равно как безудержные и бесстыдные любовные похождения Муссолини, сделали ее отношение к сексу и проблемам супружеской верности настороженным и сильно сбитым в нравственных ориентирах. В первый вечер в «Квисисане» она долго и бессмысленно ковырялась в тарелке в ресторане, заказывала все новые и новые блюда, а затем заперлась в ванной и сказала Чиано, что, если он к ней прикоснется, то она сбросится со скалы в море. «Вряд ли ты сможешь меня чем бы то ни было удивить, – спокойно ответил на это Чиано. – Но хотел бы я знать, как ты туда доберешься». Оба расхохотались. «Так и началась, – писала Эдда много лет спустя в воспоминаниях, – наша первая брачная ночь. Честно говоря, хорошего в ней было мало. Для меня это было ужасно. Со временем как-то наладилось, но далеко не сразу».

После двух недель на Капри они продолжили медовый месяц в странствии по Средиземноморью на яхте Джузеппе Вольпи, венецианского промышленника и бывшего министра финансов. Плавая в холодном море, Эдда подхватила ушную инфекцию, но в Капри просто влюбилась. Когда они отплывали из гавани Марина-Гранде, каждый дом этого портового городка был украшен цветами и флагами, а над горными