У тебя все получится, дорогая моя - Аньес Мартен-Люган

– Когда едешь?

– Завтра. Пойду собираться.

Последовало молчание, потом какой-то грохот.

– Не сиди там, сложи вещи, а вечером поужинаем вместе.

– У тебя что, других дел нет?..

– Замолчи.

– Вот, теперь и ты. Вообще-то мне хватило и Мартиных упреков.

– Извини. Буду возле твоего дома через два часа. Договорились?

– Как скажешь.

Я расплатилась и вышла. Бросила последний взгляд на здание, которое в первый день произвело на меня такое мощное впечатление. В последний оно впечатляло ничуть не меньше.

Вещи я сложила быстро. У меня была только одежда и всякие мелочи для любительского шитья, с которыми я приехала. Я прошлась пылесосом по студии, якобы сделав уборку, и вот я готова. Приняла душ, в основном чтобы очистить мысли. Долго стояла под струями воды. Понадобилось меньше суток, чтобы моя жизнь снова перевернулась. Меня затянуло в спираль, которая возвращает меня к прежнему существованию. Я снова имею значение для Пьера. Для Марты меня больше нет, а с завтрашнего дня не будет и для Габриэля. Шитье – вот единственное доказательство того, что эти несколько месяцев мне не приснились. Как продолжать без Мартиной поддержки? Как снова начать шить, зная, что она растоптала мою работу? Она, единственная, кто поверил в меня. Я должна сделать все, чтобы доказать ей, что она не зря потратила на меня время, что я не забыла, чем ей обязана, но в состоянии справляться сама. Если бы не Пьер и его просьба, смогла бы я когда-нибудь оторваться от нее?

Я тщательно оделась, думая только о Габриэле: быть красивой для него в последний раз. Если повезет, может, он не сразу забудет меня. Я надела узкую черную юбку и черную блузку. Теперь – роскошные лодочки на каблуках-стилетто напоследок перед долгим забвением: вряд ли они мне понадобятся в ближайшее время. Я тщательно расчесала волосы, оставив их свободно лежать на спине, и накрасилась. Надела черный плащ из хлопка с кожей и затянула пояс. Взглянула в зеркало: я была готова попрощаться с Габриэлем.

Он ждал меня, скрестив на груди руки, прислонившись к мотоциклу. Когда я направилась к нему, выпрямившись и отведя плечи назад, он не шевельнулся, так и продолжал стоять. Расстояние, разделявшее нас, уменьшалось, и наши глаза все напряженнее искали друг друга.

– Я боялся увидеть тебя на дне пропасти, а ты…

Он оглядел меня с ног до головы, собрался что-то сказать, но я его опередила:

– Я хочу насладиться последним вечером. Поэтому нечего рыдать над моей судьбой и даже обсуждать ее. Куда мы идем?

– Пошли.

Мы прошагали, не произнося ни слова, с четверть часа, после чего вошли в уютный ресторан с обволакивающей интимной атмосферой возле музея Пикассо. Фоном едва слышно звучал бразильский джаз, Стэн Гетц и Жилберту Жил. Габриэль попросил принести бутылку шампанского и сообщил, что еда уже заказана: фуа-гра без всяких наворотов, только с инжирным вареньем, гребешки Сен-Жак и крем-брюле на десерт.

– За несколько месяцев я успел тебя изучить, и твои любимые блюда мне известны.

Я засмеялась и покраснела. Габриэль приподнял бокал.

– За что выпьем?

– За нас.

Безжалостно покатились минуты. Я хотела остановить время, хотела навсегда остаться в этом ресторане и никогда не расставаться с Габриэлем. Его взгляды не могли лгать, я была ему не безразлична, и мне было хорошо и одновременно больно. Что я могла поделать? Бутылка медленно, но верно пустела. Опьянение мягко обволакивало, снимало усталость, разговор у нас не клеился. Несколько мимолетных улыбок, пара фраз – и это все. Как вдруг одно из его замечаний привело меня в замешательство.

– Не забудь сообщить мне, – произнес он, криво усмехнувшись.

– Сообщить что?

– Ты же скоро забеременеешь и родишь, что вполне логично.

– Не знаю… может быть.

Его лицо стало серьезным.

– Тебе это пойдет, и не важно, кто отец.

Живот свело спазмом.

– Не говори так, пожалуйста.

– Ладно, ладно… А еще ты заведешь собаку.

– Но это же так банально!

– Важно только одно: чтобы ты была счастлива и продолжала создавать модели. Оставайся той, какой ты стала здесь. И к черту все, что Марта могла тебе наговорить.

– Я так и планирую, – сказала я, но сама себе не поверила.

Он попросил счет, заплатил. Потом посмотрел на меня:

– Пойдем?

Ком в горле помешал мне ответить, и я смогла только кивнуть. Габриэль помог мне надеть плащ, придержал, как обычно, дверь.

Расстояние до моего дома катастрофически сокращалось. Мы шли, касаясь друг друга плечами. Мне было все труднее сдерживать слезы. Я хотела бы столько сказать ему. Пусть бы он узнал, какие чувства вызывает во мне, даже если я не имею на них права. И еще, пусть не забывает меня. Габриэль первым нарушил молчание:

– Теперь по вечерам мне будет скучно.

– Знаю я тебя, ты быстро себе кого-то подыщешь. Так что я за тебя не беспокоюсь. – Я сразу увидела его в окружении поклонниц. – Ты же не можешь быть благоразумным, сам говорил, – добавила я, взглянув на него.

– С тобой было хорошо быть непослушным… – Он подмигнул. – Роль галантного кавалера завершена – ты доставлена по назначению.

Мы пришли! Уже. Стоим прямо перед дверью. Лицом к лицу. Габриэль улыбнулся, а у меня на улыбку не хватило сил.

– Я тебя не скоро увижу, – произнес он.

Я покачала головой. Он больше не улыбался. И не шутил.

– Ирис, я…

Он взъерошил волосы.

– Мне будет тебя не хватать, – прервала я его. – Гораздо больше, чем тебе кажется.

Это было сильнее меня, я бросилась в его объятия. Зарылась лицом в шею, прижалась, ощутила его кожу. Он крепко обнял меня.

– Не хочу расставаться с тобой, – прошептала я.

– Я знаю…

Он выпрямился, я оторвалась от него. Он обхватил мое лицо. Его ладони были мягкими и нежными. Я накрыла их своими и гладила. Большим пальцем он стер с моих щек предательские слезы, которые катились сами по себе, помимо моей воли, и легонько подул, чтобы убрать волосы с лица. Его улыбка была грустной.

– Это было бы хорошо, даже очень хорошо, – сказал он.

– И я так думаю.

Он в упор посмотрел на меня:

– Нам удалось украсть несколько замечательных моментов, не предусмотренных программой… но мы знаем, что отношения между нами невозможны. У тебя своя жизнь, у меня своя. Будем считать, что нам обоим повезло, хоть и по-разному.

Он снова обнял меня. Я опять уткнулась лицом в его шею, чтобы надышаться им, его ароматом.

– Ирис, иди домой, иначе мы не справимся…

Я отпустила его, а он провел пальцем по моему лбу, носу, щекам. Мы посмотрели друг другу в глаза. Наше дыхание участилось. Габриэль на несколько мгновений прильнул к моим губам. Меня пронизала дрожь.

– Я только-только распробовал вкус твоих губ.

Он снова потянулся ко мне губами, я ответила на поцелуй, но он прервал нашу почти целомудренную ласку.

– Возвращайся к мужу.

Я заставила себя оторваться от него:

– Габриэль, я…

– Тс-с-с…

Я открыла дверь, бросила на него последний взгляд и шагнула во дворик. Оставшись одна, я прислонилась спиной к двери и медленно опустилась на землю. Деревянная створка задрожала – по ней изо всех сил ударили. “Господи, сделай так, чтобы он ушел, – думала я, – иначе мне не выдержать”. Через какое-то время, показавшееся мне вечностью, взревел мотоцикл. Габриэль рванул с места и с грохотом умчался.

Минут пять я не могла сделать ни шагу, потом, спотыкаясь, побрела к лифту. Я чувствовала себя пьяной – от тоски, чувства вины и утраты кружилась голова. Всю оставшуюся жизнь мое сердце будет разорвано пополам. Ирис Пьера. Ирис Габриэля. Двое мужчин, две любви. Готова расхохотаться в лицо всякому, кто рискнет утверждать, будто нельзя любить двоих одновременно. Оказывается, еще как можно.

Только любишь разной любовью. Любовь к Пьеру была чем-то привычным, придающим уверенность в незыблемости течения жизни. С Габриэлем это была любовь-взрыв, любовь – хождение по проволоке над пропастью, любовь в неведомой стране. Прикосновение его губ не вызывало того чувства уверенности, которое пробуждали губы Пьера. Но оно разжигало во мне такое волнение, о каком я до сих пор даже не подозревала. Увы, я не успела распробовать это новое неизведанное чувство.

Я вошла в студию, сбросила туфли, упала на постель, не раздеваясь, и свернулась калачиком. Буду всю ночь оплакивать утраченную запретную любовь. А завтра спрячу Габриэля в самом дальнем уголке своего сердца. И трепетно сохраню воспоминания о нем, о минутах, которые провела с ним. Это будет мое тайное сокровище.

Глава девятая

Утром Пьер ждал меня на платформе, как мы договорились. Он подхватил чемоданы, помог выйти из поезда. Потом сжал в объятиях. Такая публичная демонстрация чувств на него не похожа.