Юная Невеста - Барикко Алессандро

– Знаю, – кивнул Отец.

– Доверьтесь мне.

– Проблема не в этом.

– Тогда в чем?

– Я не привык верить в действенность иррационального.

– Простите, как?

– Вы хотите остаться здесь, поскольку чувствуете, что Сын приедет, так?

– Да.

– Я не привык принимать решения на основании того, что чувствуют.

– Может быть, я неправильно выбрала слово.

– Выберите получше.

– Я знаю. Знаю, что он вернется.

– На основании чего?

– Вы думаете, будто знаете Сына?

– Самую малость: насколько вообще допустимо знать сыновей. Они – затонувшие материки, и мы видим только то, что выступает над поверхностью воды.

– Но мне он не сын, а возлюбленный. Допускаете ли вы, что я могу знать о нем что-то еще, знать больше? Я говорю: знать, не чувствовать.

– Допускаю.

– Разве этого не достаточно?

Перед Отцом опять, словно молния, блеснуло сомнение: вдруг, если позволить девушке ждать по-настоящему, Сын вернется.

Он закрыл глаза, оперся локтями о письменный стол и поднес ладони к лицу. Кончиками пальцев провел по морщинам на лбу. Долго сидел так. Юная Невеста не проронила ни слова: ждала. Спрашивала себя, что еще можно добавить, чтобы склонить волю этого человека. Даже задумалась на мгновение, не заговорить ли о «Дон Кихоте», но сразу поняла, что это лишь усложнит дело. Больше сказать было нечего, оставалось только ждать.

Отец отнял руки от лица, уселся на стуле поудобнее, оперся о спинку.

– Как вам, несомненно, сообщили в тот день в городе, – проговорил он, – уже много лет я нахожу в себе силы посвящать себя задаче, которую для себя избрал и которую со временем научился любить. Я прилагаю усилия к тому, чтобы поддерживать мир в порядке, если можно так выразиться. Я не говорю, разумеется, о целом мире, но только о той маленькой части мира, которая назначена мне.

Отец говорил очень спокойно, с великим тщанием подбирая слова.

– Это непростая задача, – заключил он.

Взял со стола нож для разрезания бумаги и стал вертеть его в пальцах.

– В последнее время я убедился, что завершу ее, лишь осуществив жест, который смогу контролировать только частично; подробностями, к сожалению, придется пренебречь.

Он поднял взгляд на Юную Невесту.

– Этот жест имеет отношение к смерти, – произнес он.

Юная Невеста не шелохнулась.

– И я часто спрашиваю себя, окажусь ли я на высоте положения, – продолжал Отец. – Я также должен учитывать то, что по причинам, которым не могу дать убедительных объяснений, я встречаю и все прочие, и это испытание в совершенном одиночестве или по меньшей мере не полагаясь на присутствие подходящего человека рядом. Такое ведь может случиться.

Юная Невеста кивнула.

– Поэтому я спрашиваю себя, не слишком ли смело будет с моей стороны решиться попросить вас об одолжении.

Юная Невеста, не отводя взгляда, чуть-чуть приподняла подбородок.

– В тот день, когда я окажусь перед лицом настоятельной необходимости осуществить этот жест, не окажете ли вы любезность побыть со мной рядом?

Он это проговорил холодно, как мог бы объявить цену какой-нибудь ткани.

– Возможно даже, – добавил он, – что, когда придет названный день, вас уже не будет в этом доме; разумно также предполагать, что я к тому времени свыкнусь с отсутствием каких-либо вестей о вас. Тем не менее я сумею вас найти и велю позвать. Я не потребую ничего особенного, достаточно, чтобы вы были рядом, чтобы я мог беседовать с вами, слушать вас. Знаю: либо придется поспешить, либо впереди будет слишком много времени: обещаете ли вы помочь мне правильно провести те часы или минуты?

Юная Невеста расхохоталась:

– Вы предлагаете мне сделку.

– Да.

– Вы меня оставите одну в этом доме, если я пообещаю прийти к вам в тот день.

– Именно так.

Юная Невеста рассмеялась снова, но внезапно мелькнувшая мысль настроила ее на серьезный лад.

– Почему я? – спросила девушка.

– Не знаю. Но чувствую, что так будет правильно.

Юная Невеста с улыбкой покачала головой, вспомнив, что никто не тасует карты лучше шулера.

– Договорились, – сказала она.

Отец слегка поклонился.

– Договорились, – повторила Юная Невеста.

– Да, – сказал Отец.

Потом встал, выбрался из-за стола, подошел к двери и, прежде чем открыть ее, обернулся:

– Модесто этого не оценит, – сказал он.

– Он тоже может остаться, уверена, он будет счастлив.

– Нет, это не обсуждается. Хотите остаться – оставайтесь одна.

– Договорились.

– Имеете вы хоть малейшее понятие, чем будете заниматься все это время?

– Конечно. Ждать Сына.

– Разумеется, простите меня.

Он застыл на месте, сам не зная почему. Держался за ручку двери, но не двигался с места.

– Не бойтесь, он вернется, – сказала Юная Невеста.

Традиция требовала отправляться на двух квохчущих автомобилях. Ничего особенно элегантного, но торжественность момента обязывала к некоторым поползновениям на grandeur[5]. Модесто наблюдал за отъездом с порога, да и сам уже был готов отбыть восвояси, с чемоданом, который стоял рядом: но, как всякий капитан, он полагал, что должен покинуть корабль последним. В этом году на крыльце стояла и Юная Невеста: о таком изменении протокола Отец кратко поведал во время одного из последних завтраков, а Модесто принял данный факт без особого энтузиазма. То, что это, по всей видимости, служит прелюдией к возвращению Сына, помогло примириться с досадным новшеством.

Так они и стояли на пороге, чинно-благородно, он и Юная Невеста, когда оба автомобиля пустились в путь: моторы затарахтели, руки взметнулись в воздух, раздались разнообразные вскрики. Машины были красивые, кремового цвета. Проехав с десяток метров, они остановились. Дали задний ход и несколько неуклюже вернулись вспять. Мать выскочила с удивительной ловкостью и побежала к дому. Пробегая мимо Модесто и Юной Невесты, пробормотала три слова:

– Забыла одну вещь.

И скрылась в доме. Через несколько минут вышла и, даже не попрощавшись со стоявшими, бросилась к машине и скрылась внутри. Женщина явно испытывала облегчение.

Так автомобили снова тронулись, моторы затарахтели, как в первый раз, руки замахали энергичнее, прощаясь окончательно, и голоса зазвучали веселей. Проехав с десяток метров, остановились. Снова пришлось дать задний ход. На этот раз Мать вылезла, явно нервничая. Решительным шагом преодолела расстояние до входа и исчезла в доме, пробормотав четыре слова:

– Забыла еще одну вещь.

Юная Невеста повернулась к Модесто, вперив в него вопросительный взгляд.

Модесто прочистил горло, дважды кашлянув в досконально выверенных пропорциях: один раз коротко, другой – длинно. Юная Невеста не настолько продвинулась в изучении этой клинописи, но смутно ощутила, что все под контролем, и успокоилась.

Мать снова села в машину, моторы завелись, и во взрыве шумного веселья отъезжающие распрощались, окончательно и без сожалений. На этот раз машины проехали несколько лишних метров перед тем, как остановиться. Задний ход дали сноровисто, с приобретенным-то опытом.

Мать вернулась в дом, напевая, полностью владея собой. Казалось, она точно знала, чего хотела. Но, вступив на порог, туда, где стояли Модесто и Юная Невеста, она вдруг передумала. Остановилась. Казалось, ей пришла на ум какая-то запоздалая мысль. Пожав плечами, она произнесла три слова:

– Да нет, ладно.

Потом развернулась и, по-прежнему напевая, направилась к автомобилям.

– Сколько раз она это делает? – спросила Юная Невеста серьезным тоном.

– Обычно четыре, – невозмутимо ответил Модесто.

Поэтому ее не удивило, когда машины тронулись, остановились, проехав сколько-то метров, вернулись назад и извергли Мать, которая на этот раз шла по тропинке к дому, явно взбешенная, чеканя шаг и беспрерывно ругаясь вполголоса; из длинной литании проклятий Юная Невеста на ходу уловила неясный фрагмент: