Чудо - Эмма Донохью

Что-то варится в котелке. Репа? Она будет медленно томиться всю ночь, заполняя хижину терпким ароматом. Этого было достаточно, чтобы у Либ засосало под ложечкой, несмотря даже на то, что она плотно поужинала у Райана.

Что заставило Либ посмотреть на постель? Темные блестящие глаза встретились с ее глазами.

– Ты давно не спишь? – (Анна пожала плечами.) – Тебе что-нибудь нужно? Горшок? Вода?

– Нет, спасибо, миссис Элизабет.

Что-то странное в том, как она выговаривает слова – вежливо, почти чопорно.

– Тебя беспокоит что-нибудь?

– Нет, пожалуй.

– Что такое? – Либ подвинулась ближе, наклоняясь над кроватью.

– Ничего, – выдохнула Анна.

Либ рискнула:

– Ты хоть немного голодна? Тебя разбудил запах репы?

Слабая, почти жалостливая улыбка.

У Либ урчало в животе. От голода пробуждается любой человек. Тело как младенец, каждое утро просыпающийся с писком: «Накорми меня». Но только не тело Анны О’Доннелл, уже нет. Истеричка, помешанная, маньячка. Эти слова к ней не подходят. Она всего-навсего маленькая девочка, не нуждающаяся в еде.

Ну перестань, ругала себя Либ. Если Анна верит, что она одна из пяти дочерей королевы, станет ли она таковой? Девочка может не чувствовать голода, но он все равно разъедает ее плоть, волосы, кожу.

Надолго воцарилась тишина, и Либ подумала, что Анна уснула с открытыми глазами, но тут вдруг она сказала:

– Расскажите о маленьком человечке.

– Каком маленьком человечке? – спросила Либ.

– Взъерошенном.

– А, Рамплстилскине?

Либ рассказала старинную сказку, только чтобы скоротать время. Припоминая подробности, она поняла, до чего причудлива эта сказка. Из-за похвальбы матери девочке дали невыполнимое задание напрясть из соломы золота. Девочке помог гном. Он обещал сохранить за ней право первородства, если только она угадает нелепое имя гнома.

После рассказа Анна какое-то время лежала молча. Либ подумала, что девочка могла принять легенду за правду. Являлись ли для нее все проявления сверхъестественного одинаково реальными?

– Бет.

– Что – Бет? – спросила Либ.

– Родные называли вас Бет?

– Ты опять за свое! – хохотнула Либ.

– Не могли же они называть вас каждый божий день Элизабет. Бетси? Бетти? Бесси?

– Нет, нет и нет.

– Но это имя происходит от Элизабет? – спросила Анна. – Это не другое имя, как Джейн?

– Нет, не другое, – согласилась Либ.

Либ было ее ласковым прозвищем в те времена, когда она была всеобщей любимицей. Это имя придумала ей младшая сестра, потому что «Элизабет» так долго выговаривать. Именем Либ ее называла вся семья, пока у нее еще была семья, когда родители были живы, и до того, как сестра сказала, что Либ для нее умерла.

Она накрыла своей ладонью руку Анны, лежащую поверх серого одеяла. Опухшие пальцы были холодными, и Либ захотелось согреть их.

– Ты рада, что ночью с тобой кто-то есть? – (Девочка смутилась.) – Я хочу сказать, чтобы не быть одной.

– Но я не одна, – ответила Анна.

– Ну, не сейчас.

Не с начала надзора.

– Я никогда не бываю одна.

– Верно, – согласилась Либ.

Две надсмотрщицы, сменяющие друг друга, в качестве постоянной компании.

– Он приходит ко мне, как только я усну.

Голубоватые веки, затрепетав, опустились, и Либ не спросила, кто это такой. Ответ был очевиден.

Анна вновь задышала глубоко. Интересно, подумала Либ, снится ли девочке ее Спаситель каждую ночь? Приходит ли Он к ней в образе длинноволосого мужчины, мальчика с нимбом, младенца? Какое утешение Он приносит ей, какие деликатесы, более сладостные, чем земная пища?

Наблюдая за спящей девочкой, Либ неудержимо захотела спать, веки ее отяжелели. Поднявшись на ноги, она покрутила головой из стороны в сторону, чтобы размять шею.

Он приходит ко мне, как только я усну. Странная фраза. Может быть, Анна, в конце концов, имела в виду не Христа, а какого-то обычного человека – Малахию О’Доннелла? Даже мистера Таддеуса? Который вливал ей жидкость в рот через воронку, когда она пребывала в полудремотном состоянии. Пыталась ли Анна сказать Либ правду, которую сама не могла постичь?

Чтобы чем-то себя занять, Либ принялась ворошить ящик с сокровищами Анны. Осторожно, чтобы не перепутать священные карточки, раскрыла «О подражании Христу». «Если мы сумели бы совершенно отрешиться от себя, а не копались бы в собственной душе, – прочитала она в верхней части страницы, – то смогли бы вкусить Божественное».

Эти слова озадачили ее. Как может ребенок понять глубинный смысл этих строк? И какие безумные представления могла Анна почерпнуть из этих книг?

Или из ярких картинок на карточках. Так много растений – повернувшиеся к свету подсолнухи. Иисус под сенью дерева, а чуть поодаль столпившиеся люди. Нравоучительные изречения, начертанные готическим шрифтом, где Он называется братом или женихом. На одной карточке была изображена крутая лестница, выдолбленная в скале, а наверху ее, подобно заходящему солнцу, маячило сердце и на его фоне крест. Следующий рисунок был еще причудливей: «Мистическая свадьба святой Екатерины». Красивая молодая женщина принимает обручальное кольцо из руки Младенца Иисуса, сидящего на коленях Матери.

Но больше всего Либ взволновала картинка, изображающая маленькую девочку, плывущую на плоте в форме широкого креста. Она спит, распростершись и не подозревая о бушующих вокруг волнах. Надпись на французском, которую Либ разобрала с трудом: «Я мирно плыву под надзором Марии». Только потом Либ разглядела в облаках печальное женское лицо, взирающее на девочку.

Закрыв книгу, она положила ее на место. Потом решила снова взглянуть на карточку, чтобы узнать, какое место отмечает Анна. Но ничего не нашла ни про Марию, ни про море. Взгляд Либ остановился на слове «сосуды»: «Ибо Господь дарует свои благодеяния там, где отыщет незаполненные сосуды». Незаполненные – чем? Едой? Мыслями? Индивидуальностью? На следующей странице, рядом с изображением истеричного на вид ангела, Либ прочитала: «Ты желаешь напитать меня небесной пищей и хлебом ангелов». Через несколько страниц дальше, рядом с изображением Тайной вечери: «Как сладостно это пиршество, когда Ты даруешь себя в качестве нашей пищи!» Или, может быть, этой карточке соответствовали слова: «Ты один моя пища и питие, моя сладость».

Либ понимала, что ребенок мог неправильно истолковать подобные цветистые фразы. Если это единственные книги Анны и ее со времени болезни не пускают в школу, то размышления над ними без должного руководства…

Разумеется, некоторые дети не понимают, что такое метафора. Либ вспомнила одну девочку из школы, которая, несмотря на все свое упорство в учебе, была совершенно бестолковой в повседневных делах. Анна не казалась такой. Право, не глупость ли это, когда поэтический язык воспринимается в нарицательном смысле? Либ захотелось снова разбудить девочку со словами: «Тело Христово – не настоящая пища, глупая башка!»

Нет-нет, не глупая башка. У Анны превосходный ум – просто она сбилась с пути.

Либ припомнила, что у одной из больничных медсестер был кузен, который уверовал в то, что запятые и точки в «Дейли телеграф» содержат в себе закодированные послания для него.

В пять утра без малого Китти, просунув в дверь голову, долго смотрела на спящую девочку.

Возможно, Анна – единственная оставшаяся в живых кузина Китти, подумала вдруг Либ. О’Доннеллы ни разу не упоминали других родственников. Доверяет ли Анна своей кузине?

– Пришла сестра Майкл, – сказала горничная.

– Спасибо, Китти.

Однако в спальню вошла Розалин О’Доннелл.

Оставьте ее в покое, хотелось сказать Либ, но она придержала язык. Розалин наклонилась и подняла дочь, не выпуская ее из объятий и бормоча молитвы. Похоже на большую оперу – то, как она дважды в день врывается в комнату, чтобы продемонстрировать материнские чувства.

Вошла монахиня и кивнула с плотно зажатым ртом. Либ взяла свои вещи и вышла.

Во дворе прислуга выливала воду из железного ведра в огромную бадью, стоящую на огне.

– Что ты делаешь, Китти?

– Стирка.

По разумению Либ, бадья с бельем стояла чересчур близко к куче навоза.

– Обычно мы стираем по понедельникам, не в пятницу, – сказала Китти, – только в понедельник будет Lá Fhéile Muire Mór.

– Прошу прощения?

– Праздник Святой Девы Марии.

– Ах, неужели?

Уставившись на Либ, Китти уперла руки в боки:

– В пятнадцатый день августа Дева Мария вознеслась.

Либ не могла заставить себя спросить, что это значит.

– Ее взяли на небеса. – Китти помогла себе, взмахнув ведром.

– Она умерла?

– Не умерла, – усмехнулась Китти. – Разве любящий Сын не избавил Ее от этого?

С этим существом невозможно разговаривать. Кивнув, Либ повернула в сторону деревни.