Древние германцы - Коллектив авторов

Гл. 33 – 34. [После того как Цивилис потерпел поражение в столкновении с легатом 22-го легиона Вокулой, ему пришлось временно снять осаду с лагеря Ветера. Изображая продвижение армии Вокулы, Тацит замечает:]

Гл. 34. …Вместе с тем опустошение страны и пламя пожаров от горящих хуторов давали знать о приближении победоносного [римского] войска…

Гл. 35. Ничто так не изнуряло наши войска, как недостаток провианта. Поэтому был послан в Новезий обоз легионов с толпой небоеспособных людей, чтобы привезти оттуда хлеб сухим путем, так как река [Рейн] была в руках неприятеля. Первая партия с хлебом прошла благополучно, так как Цивилис еще не успел вполне оправиться [от поражения]. Но когда он узнал, что в Новезий вторично посланы фуражиры и что данные им в качестве прикрытия когорты движутся словно в самые мирные времена – лишь кое‐где солдаты находятся около знамен, оружие везут в повозках и все идут вразброд [без определенного порядка], – то он напал на них правильно выстроенными рядами, заняв предварительно при помощи посланных вперед людей мосты и узкие проходы245.

Сражение разыгралось на очень далеко растянувшейся боевой линии и шло с переменным успехом, пока ночь не прекратила его…

Гл. 36 – 37. [Цивилис вновь обложил лагерь Ветера и взял Гель– дубу. Вокула отступил в Новезий, где солдаты 1-, 4– и 22‐го легионов подняли мятеж, который, однако, быстро был усмирен, после чего эти легионы пошли под начальством Вокулы освобождать от осады Могонциак.]

Гл. 37. …Но осаждавшие – смешанное войско из хаттов, узипетов и маттиаков – уже разошлись, удовлетворив свою страсть к добыче, правда, не без кровавых потерь, ибо римские солдаты напали на них, когда они рассеялись по дороге и не ожидали нападения…

Гл. 55. [После убийства Гордеония Флакка, главнокомандующего верхнегерманской армией] начался обмен послами между Цивилисом и Классиком, начальником конницы треверов. Классик превосходил остальных знатностью и богатством: он был из королевского рода, прославившегося в войне и мире, и сам любил хвастать тем, что среди его предков больше врагов, чем друзей Рима. К нему примкнули Юлий Тутор и Юлий Сабин: первый – тревер, второй – лингон… Разузнав путем тайных бесед настроение остальных и связав соучастием тех, кто казался им наиболее пригодным к этому, они246 собрались в одном из частных домов в Агриппинской колонии; ибо колония в целом стояла в стороне от подобных предприятий. Впрочем, в числе заговорщиков были и несколько убиев и тунгров, хотя главную роль играли треверы и лингоны…

Гл. 56. [Вокула, стремившийся добиться раскола в среде батавов, направился в Агриппинскую колонию.] Туда бежал, подкупив стражу, Клавдий Лабеон, которого, как было выше упомянуто, Цивилис велел схватить и выслать в страну фризов, чтобы он не мог поддерживать связь [со своими сторонниками].

Лабеон обещал, если ему дадут охрану, отправиться к батавам и вновь привлечь к союзу с римлянами лучшую часть этого племени; ему дали небольшой отряд пехоты и конницы, но он не решился что бы то ни было предпринять у батавов, а лишь побудил взяться за оружие кое‐кого из нервиев и бэтазиев, да [несколько раз] нападал на каннинефатов и марсаков, и то больше внезапными набегами, чем в открытой войне.

Гл. 60. [Голод вынудил осажденных в лагере Ветера сдаться и отправить к Цивилису послов с просьбою пощадить жизнь сдавшихся на милость победителя.] Тогда Цивилис поставил условием разграбление лагеря и дал послам телохранителей, которые должны были удержать за ним деньги, слуг и движимое имущество в лагере, а также других – для сопровождения уходящих налегке из лагеря римлян. Примерно возле пятого камня (то есть на расстоянии пяти римских миль247) германцы вдруг выскочили из засады и напали врасплох на двигавшееся без всяких предосторожностей римское войско. Те, кто оказал наибольшее сопротивление, пали на месте; многие были убиты во время бегства; остальные убежали обратно в лагерь. Правда, Цивилис сожалел о случившемся и порицал германцев за коварное нарушение слова. Но трудно установить, было ли это притворство, или он действительно не в силах был удержать разъярившихся германцев. Разграбив лагерь, они подожгли его; тех, кто вышел живым из битвы, поглотил огонь.

Гл. 61. Цивилис, который, согласно обычному варварскому обету, начав войну с римлянами, отрастил себе волосы, выкрасив их в красный цвет, – теперь, после разгрома легионов, отрезал их; рассказывали, кроме того, что он предоставил своему маленькому сыну некоторых пленных в качестве мишени для его детских стрел и метательных копий. Однако Цивилис не присягнул на верность Галлии и никого из батавов не привел к этой присяге, так как он полагался на силы германцев и считал, что в случае войны с галлами за обладание властью его слава окажется достаточно громкой и он будет сильнее их. Начальника легиона Муния Луперка он отправил в числе других даров в подарок Веледе. Эта дева из племени бруктеров имела большое и широко распространенное влияние в силу древнего германского обычая, согласно которому многие женщины считались прорицательницами, а иногда, вследствие еще большего суеверия, и богинями. Как раз теперь авторитет Веледы возрос, потому что она предсказала успех германцев и поражение легионов. Но Луперк был убит [по дороге к ней].

Лишь немногие центурионы и трибуны и притом уроженцы Галлии были оставлены [в живых] в качестве залога верности союза. Зимние лагери когорт – конных эскадронов и легионов – были разрушены и сожжены; только те, что расположены были в Могонциаке и Виндониссе, остались целы.

Гл. 62. …Когда разнесся слух о пленении легионов, все, кто еще недавно трепетал при одном имени римлян, выбежали со своих полей и из своих жилищ и, стекаясь со всех сторон, вволю наслаждались необычайным зрелищем. Пицентинский конный отряд не мог вынести радости издевавшейся черни и, не обращая внимания на обещания и угрозы Санкта248, направился к Могонциаку.

Гл. 63. Цивилис и Классик, гордые успехом, подумывали, не отдать ли Агриппинскую колонию на разграбление своим войскам. Жестокость характера и жажда добычи склоняли их к разрушению города, но их удерживали соображения стратегического порядка, а также то обстоятельство, что основателям новой державы репутация милосердия могла бы принести пользу. Цивилиса останавливало еще и воспоминание об [оказанном ему] благодеянии: когда его сын в самом начале восстания был задержан в Агриппинской колонии, то его охраняла там почетная стража. Но зарейнским племенам город был ненавистен своим богатством и процветанием. Они не представляли себе другого результата войны, как либо превращение его в место для поселения), доступное всем германцам, либо его разрушение, вследствие которого и убии должны были бы рассеяться в разные стороны.

Гл. 64. Поэтому тенктеры, племя, отделенное [от убиев] Рейном249, отправили к ним послов с поручением изложить предложения тенктеров в народном собрании агриппинцев. Самый решительный из послов высказал эти предложения в следующих словах:

«За ваше возвращение в состав Германии и за восстановление германского названия вашего племени250 мы благодарим наших общих богов и особенно Марса251, а вас поздравляем с тем, что вы наконец будете свободны среди свободных. Ибо вплоть до сегодняшнего дня римляне держали запертыми реки, землю и даже самое небо, чтобы препятствовать нам сноситься друг с другом и собираться вместе, или же – что еще оскорбительнее мужам, рожденным для войны, – разрешали нам сходиться с вами лишь безоружными, почти голыми, под стражей и за плату252.

Но для того чтобы наша дружба и союз с вами оставались нерушимыми на вечные времена, мы хотим, чтобы вы снесли стены колонии, этот оплот рабства, – ведь даже дикие звери теряют свою силу, если их держат взаперти, – и перебили всех римлян в нашей стране: не легко уживаются свобода и властители! Имущество убитых пусть станет общим достоянием, чтобы никто не мог ничего прятать или отделять свои интересы от общих. И нам, и вам должно быть позволено жить на обоих берегах [Рейна], как это было некогда при наших предках: подобно тому как природа сделала дневной свет доступным всем людям, так она оставила все земли открытыми для храбрых мужей. Вернитесь к образу жизни и обычаям ваших отцов, вырвитесь из [сетей] соблазна, при помощи которого римляне властвуют над покоренными больше, чем силою оружия! Как здоровый и неиспорченный народ, забывший о рабстве, вы будете равны другим [племенам] или станете господствовать над ними».