Мы остаёмся жить - Извас Фрай

– Вы не смеете так со мной разговаривать! Я дала вам всё; и даже больше…

– У вас – нет совести мадам.

– Я дала вам работу, жильё, зарплату…

– И за это – только послушайте! – я должна была подтирать ей задницу по четырнадцать часов в день без единого выходного. И вся моя семья.

– Позор! Это такой позор…

– Я была её рабой. Но больше – мы такого не допустим. Мы свергли буржуазную власть и теперь у нас такие же права, как и у вас. Твоя дочь должна работать так же, как и моя – мы все равны! Давайте, товарищи, долой проклятых буржуа! Пусть они работают так же, как и мы.

– Свобода! Равенство!..

В такие времена – всегда следует держаться подальше от шумных площадей. Буржуа Парижа избрали себе путь конформизма – отсиживаться в своих квартирах, не выступать с критикой Коммуны, помогать друг другу и каждый день ждать, пока к ним не вернётся былое уважение и могущество. Но Мария выступила вподдержку Коммуны и вступила в комитет женского самоуправления. Теперь ей придётся терпеть издёвки и насмешки от тех, с кем у неё одинаковые цели и пути.

Дни и ночи – все мы работали, при этом оставаясь без зарплаты. Теперь мы можем отомстить за всё; но мне – всегда было жаль невинных, которым просто не повезло родиться в интересное время. Но, может быть, после революции, чем бы она ни кончилась – люди наконец-то смогут получить право есть, учиться, работать, думать, любить.

– С тобой всё в порядке? – спрашиваю я её.

– Да, только голова немного болит.

– Это скоро пройдёт – ни о чём не беспокойся. У меня дома есть немного кофе – я сварю его для тебя, а потом мы вместе направимся к Жоржу. К тому времени, толпа охладит немного свой пыл. Они поступили с тобой несправедливо. Ты ведь помогаешь Коммуне.

Мы зашли во двор, где я снимал свою тесную комнатушку. Мой интерьер был обставлен побогаче, чем у многих остальных – возможно, я даже немного злоупотребляю своими связями и дружбой со многими влиятельными парижанами. Я достал спиртовку и поставил на неё кастрюльку с кофе. Я подержал немного зёрна мельчайшего помола на огне, а затем залил холодной водой.

– Так кофе готовят на востоке – в тех странах, где люди и открыли волшебные свойства этого напитка.

– Раньше, я пила кофе только с молоком.

– Прости, но молока у меня нет – мне его приносят раз в месяц и даю я за него семь франков крестьянину из Бургундии. Но ничего уже не осталось.

Я стал объяснять:

– С зарплатой в пять франков в день и такой щедрой душой как у меня – начинаешь забывать вкус хорошего вина, свежего хлеба и жирного мяса. Приходится жить, как есть – но мне не на что жаловаться. Я знаю много хороших людей, которые за свой труд получают по два, по полтора, а то и вовсе по одному франку в день. Особенно сейчас – этого ни на что хватить не может.

– Вы – хороший человека, – сказала она, улыбнувшись и принимая у меня из рук потрескавшуюся чашку с горьким и крепким кофе.

Да, жизнь в Париже не легка – она так же горька, как и первый глоток моего кофе.

– Знала бы ты меня получше, – сказал я, глядя не на неё, а в дыру в стене, служившую мне окном, – не торопилась бы с выводами.

Во дворе послышался крик. Я выглянул в окно и ответил:

– Эй, что ещё?

– Эти безбожники кидают камнями в нашу святую церковь!

– К чёрту церковь! – донесся до нас звонкий женский голос из другого окна, – она захватила и эксплуатирует всё – вплоть до образования. Моя дочь ходила в церковную школу, но я забрала её оттуда и больше не пущу. Там не место детям – там их учат подчиняться силе, а не грамоте.

– Безбожница! Гореть тебе в Аду.

– А вы – проклятые рабы – что б кости ваши сгнили в земле, которую вы сами превратили в кладбище невинных! Слава Франции! Да здравствует Коммуна!

Дело уверенно двигалось в сторону ещё одной драки – на этот раз, уже под самым моим домом. Так бы всё и произошло, если бы не один человек, который зашел ко мне во двор и встал между двумя кучками разъярённых мужчин и рассерженных женщин. И им пришлось подчиниться. Меня решил навестить сам офицер национальной гвардии – один из тех героев, в которых нуждался Париж; и которые сами нуждались в Париже, а потому были верны ему до конца.

Просто так он никогда бы не зашел сюда; но он пришел навестить меня. Мне пришлось в один глоток разделаться с кофе, извиниться перед Марией за вынужденную неловкость и выбежать во двор, чтобы пожать руку своему гостю и давнему другу.

– Пан Домбровский! – сказал я, – сколько лет мы уже не виделись.

Ярослав Домбровский – только тот, кто может призвать толпу к бунту, может её же и усмирить. Он был одним из самых талантливых военачальников коммуны. Очень скоро, ему суждено будет стать комендантом Парижа – мера, которая всё равно не сможет никого спасти.

– Я не считаю зимы. Я надеялся, что ты когда-нибудь вернёшься в Варшаву и мы встретимся там. В Париже много поляков, но почти ни с кем из них у нас не совпадают взгляды. А с тобой – мне всегда было приятно общаться.

– Уж не за одним лишь мною ты приехал в Париж?

– Я здесь, чтобы исполнить свой долг. Мы потеряли Польшу; но Францию – я так просто не отдам. Мы не повторим ошибок прошлых бунтов. Меня беспокоит лишь одно: в Польше поляки сражались против русских; но здесь французам приходится убивать других французов. Многих это беспокоит… Но не будем о грустном. Я слышал, ты состоишь в одном из комитетов?

– Да. Свою роль в Коммуне я играю.

– Если честно, не обижайся, но я удивился, когда узнал, что ты здесь. Мне почему-то казалось, что сбежал в Америку – сейчас все, кому не лень бросают всё и переплывают океан, будто переходят через реку. Я и не верил в то, что мы ещё увидимся. С тех пор ты почти не постарел.

– Здоровье хорошее. А залог долголетия – хорошее настроение. Оно помогло мне пережить не одно народное восстание – поможет справиться и с этим. Будем верить в то, что мы поступаем правильно.

Краем глаза я заметил, что