Источник - Джеймс Миченер

– Тедди, мы взяли весь холм! Он наш!

На мгновение Тедди закрыл рукой лицо, залитое мутными струями дождя. Затем он поцеловал Илану и спросил:

– А каменный дом?

– С ним большие трудности.

– Взять его! – приказал он, и, когда эта пара двинулась обратно к упрямому строению, он сказал Багдади: – Теперь мы снесем этот участок.

Взрывники, возбужденные пришедшими сверху известиями, еще раз кинулись под арабскими пулями, еще раз достигли стен бетонной крепости, но, как они ни старались, ничего не получилось. Они были охвачены горьким разочарованием. Сверху до них доносились победные песни Пальмаха, но если полицейский участок так и останется в руках арабов, то все будет потеряно. Понимая это, засевшие в нем арабы вели убийственный огонь, и евреям пришлось отступить.

Около трех часов утра Илана и Готтесман вернулись на плато.

– Каменный дом наш! – еще издали закричали они, и Тедди крикнул в ответ:

– Всем сюда!

Евреи, получив подкрепление, отчаянно рванулись на штурм неприступного бетонного строения – и снова безуспешно.

Дождь прекратился, и Багдади пообещал:

– Ну теперь-то мы его рванем, – но запал снова отказывался срабатывать, и его отчаянные усилия ничего не дали. От его отряда, который пошел на штурм, остался только он один, и Багдади не скрывал слез.

Минуло несколько минут пятого, и Тедди Райх был в отчаянии. С рассветом улицы окажутся на свету, и арабы, засевшие в полицейском участке – не говоря уж о тех, кто укрепился в той жуткой крепости на горе, – без труда перестреляют всех евреев.

– Я обращаюсь ко всем! – взмолился Тедди. – Давайте сделаем этот проклятый дом!

Исидор Готтесман чувствовал, что нервы у него на пределе, и Илана поняла – муж может больше не выдержать. Обоим хотелось вернуться в еврейский квартал, но никто этого себе не позволил.

– Ну, еще разок, – попросила она своего высокого немца, и он, который вел бой и на вершине холма, и за каменный дом, лишь закусил губу и приготовился к очередному броску к бетонной стене. Но и он ничего не дал, и Тедди отвел своих людей.

Уже наступил рассвет, и евреи в любой момент могли ждать яростной контратаки из арабского квартала. Тедди, который в отчаянии стоял наверху каменной лестницы, вдруг разразился истерическим смехом. Остальные подбежали к нему, но тоже стали хохотать, как идиоты, потому что на середине лестницы в первых лучах рассвета увидели пожилую еврейку с шалью на голове. Она вышла из арабского квартала, таща швейную машинку.

– Они все ушли! – хрипло сообщила старуха.

– Они… что? – вскрикнул Тедди.

– Их больше нет! – крикнула она в ответ, исчезая со своим сокровищем.

Четверо пальмахников скатились по лестнице, прыгая через пять или шесть ступенек. С винтовками на изготовку они вошли в арабский квартал. Скоро они начали стрелять – но палили они в воздух.

– Ты понимаешь, что произошло! – заорал Тедди. Но в объяснениях не было необходимости. Стоя у развалин замка, Бар-Эль крикнул вниз:

– Они отступили со всех позиций!

И со стороны каменного дома прибежали другие евреи с сообщением что курдский квартал, располагавшийся на холме, тоже пуст.

Но ключевую позицию взять им не удалось, и арабы упорно продолжали вести огонь из здания полицейского участка, так что евреям пришлось укрыться под лестницей. Тедди Райх мрачно посмотрел на Багдади и спросил:

– Готов?

Тот кивнул, и по его сигналу все бойцы кинулись обходить здание с флангов, а Райх с Багдади зигзагами побежали к фронтальной стене, к которой уже был прикреплен мощный заряд динамита. Спрятавшись за углом здания и пригибаясь от свиста арабских пуль, они дождались, пока на этот раз бикфордов шнур затлел. Раздался низкий грозный грохот взрыва, и Райх с Багдади рванулись сквозь облако пыли в зияющий пролом. Наконец евреи прорвались за бетонные стены полицейского участка.

Схватка была короткой и жестокой. В одном из помещений еврей и араб, расстрелявшие все обоймы, вцепились друг в друга, и араб наконец задушил своего противника, но Багдади, ворвавшийся в комнату, прошил его автоматной очередью. Затем они с Райхом, прикрывая друг друга, пошли от комнаты к комнате, Однорукий Райх без промаха бил из своего «шмайсера», и наконец Багдади, высунув голову из верхнего окна, крикнул:

– Он наш! Весь, кроме крыши! – Так пало это неприступное здание.

Только сейчас Пальмах поверил, что Цфат в их руках. Со всех сторон города поступали донесения: «Врагов больше не осталось», – и когда Райх вместе со своими командирами совершил быстрый обход кварталов города, то убедился, что они загадочным образом опустели; осталось лишь несколько старых арабов, слишком слабых, чтобы сниматься с места. Поговорив с ними, Тедди понял, что произошло. Старик сказал:

– Мой сын Махмуд прочел об этом в газете.

– О чем? – по-арабски спросил Тедди.

– О Хашироме, – ответил старик. Он не понимал смысла этого слова, но объяснил: – Когда атуми бомб упал на Хаширому, пошел дождь. – Он повел руками в воздухе, показывая, как падала бомба, и, изобразив завывание снарядов «давидки», пробормотал: – Не позволяй, чтобы дождь падал на тебя, молодой человек. Он проест тебе тело до костей.

Случилось нечто невероятное. То чудо, на которое так надеялся Ниссим Багдади. Арабы Цфата, численно значительно превосходившие их, услышав жуткие звуки «давидки» и попав под совершенно неожиданный дождь, вспомнили, как еврейские ребятишки кричали о «новом оружии»… Они сидели в темноте с глазами полными ужаса, шепот был громче, чем взрывы, и наконец какой-то дурак крикнул: «Атуми бомб!»

– Где твой сын? – по-арабски спросил Райх.

– Он убежал.

– И оставил тебя? Прямо вот так?

– Это был атуми, – прохрипел старик. – Опасайся дождя.

Арабы покинули и надежные дома рядом с мечетью Джама эль– Ахмар. За несколько часов перед рассветом они оставили укрепленные позиции по обеим сторонам моста Очищения от Грехов, где не было ни одного еврейского бойца. Из надежных окопов полного профиля сбежали красношапочные иракские солдаты, «львы Алеппо» в черно-белых куфиях и воины великого муфтия. Численно превосходя своих врагов более чем в сорок раз, арабские силы впали в панику, которая окончательно завладела ими.

Но радость от победы покинула Райха, когда примчалась Веред Евницкая с криком:

– Готтесман сошел с ума!

Она рассказала, что он нашел на краю города брошенный англичанами «лендровер» и сейчас едет по дороге в Дамаск, упрашивая сбежавших арабов вернуться в Цфат. Это чистое сумасшествие, и его конечно же убьют.

Райх послал Багдади разобраться, что случилось, и иракский еврей в сопровождении Иланы и Веред, выбравшись из города, смог наконец перехватить английскую машину. Как Веред и рассказывала, Готтесман медленно ехал по дороге, уговаривая арабских беженцев вернуться в свои дома.

– Вы нужны нам, – снова и снова повторял он на идише, но перепуганные арабы не слушали его.

Ниссим терпеливо развернул машину, и евреи, полные радости, поехали обратно, но Готтесман сидел молча. Он понимал, что, если арабы ушли навсегда, это омрачит триумф.

Арабы продолжали держаться лишь в одном месте Цфата – в огромной крепости на горе, что нависала над городом; и, когда Готтесман и Багдади присоединились к Райху, они стали рассматривать это чудовищное сооружение по другую сторону вади. Райх не мог удержаться от восторженного восклицания.

– Я говорил тебе! – заорал он. – Теперь они волнуются, а не мы! – Но еврейские лейтенанты были обеспокоены, потому что понимали – пройдет не так много времени, и им придется идти на штурм и этого последнего укрепления.

В семь утра Райх и его командиры встретились на самом верху лестницы. Багдади признался Илане:

– Ты выиграла пари. Готтесман взял плато раньше, чем я участок. Как там наверху все было? – спросил он.

– Ты же знаешь Готтесмана, – с гордостью сказала Илана. – Он спыгнул в окоп, прямо им на головы. – И тихо добавила: – Он и обеспечил разгром арабов. Прорвался к их штабу и расстрелял его.

В этот момент один из арабов, который остался незамеченным на крыше полицейского участка, точно попал в Ниссима Багдади. Люди, стоящие вокруг Тедди Райха, услышали сухой треск, и Багдади рухнул на землю. Илана тут же кинулась к нему, а еврейские снайперы сняли араба, но, когда она отвела руки от груди недвижимого иракского еврея, Готтесман понял, что означают ее окровавленные ладони, и закричал:

– Нет! Нет!

Он опустился на колени рядом с его телом и разорвал на груди Багдади солдатскую рубашку, но кровь продолжала идти.

– Ниссим! – издал он мучительный стон. Руки Готтесмана были в его крови. – Ниссим! – в отчаянии закричал он. – Ты нам нужен! Та крепость…

Он продолжал бессвязно что-то выкрикивать, пока Илана не попросила двух ребят из Пальмаха отвести его домой, где они положили его в кровать. Затем они вернулись, чтобы принять участие в праздновании победы 1214 упрямых евреев над 19-тысячным арабским воинством.