Расставание в голубом - Джон Макдональд

– "Плэй Пен", «Плэй Пен»... А, я видел сегодня эту посудину.

– Двенадцатиметровая яхта, белая палуба, серый корпус с голубой полосой. Капитан – крепкий загорелый парень со светлыми вьющимися волосами, маленькими голубыми глазами и широкой улыбкой.

– Ну.

– Я хочу выяснить, где она причалила.

– Господи, Макги, откуда мне знать?

– Но ты помнишь его?

– Он платил.

– Зашел после пяти?

– Ну.

– Что за люди с ним, Вилли?

– Симпатичные ребята.

– Путешествующие студенты колледжа?

Некоторое время Лазер смотрел сквозь меня.

– Я знаю одну из них.

– Одну из этой компании?

– А о чем же, черт возьми, мы толкуем? Да, одну из них. Видел местечко над мостом справа, там потом понастроили домов? Этот район называется Чарли, заведение «Ша Бруа».

– Да, представляю.

– Я встречал ее там. Официантка. Молоденькая девчонка. Они прикалывают к блузкам маленькие карточки с именами. Ее зовут забавно... А-а, Дилин. Я не сталкивался с ней уже месяца два. Запомнил ее, так как она разревелась, когда принесла мне совсем не то, что я заказывал.

Это было все, что удалось выжать из Лазера.

Я поспешил назад к Лоис. Она держала в руке стакан бурбона: по виду напиток больше походил на охлажденный кофе. Лоис потерянно улыбнулась сквозь слезы, подняв на меня остекленевшие глаза. Я отобрал у нее стакан и повел в каюту. С тихим измученным стоном Лоис тяжело отшатнулась от меня. Я положил ее на кровать и снял с нее туфли. Через три минуты она сонно засопела. Я запер дверь и отправился на охоту за Дилин.

«Ша Бруа» провоняло горелым маслом, и она больше там не работала. Но работала ее подруга по имени Марианна, симпатичная особа с заячьей губой, из-за которой девушке никак не удавалось закрыть рот. Пожалуй, ей было лет девятнадцать. Убедившись, что я не полицейский, она согласилась поговорить со мной в подсобке.

– Ди уволили, когда поменялся управляющий. Прежний все время уводил ее на склад. И в конце концов кто-то об этом всем растрепал. Я сказала ей, что она ведет себя неправильно. Потом она работала еще в нескольких местах, но недолго, а затем куда-то пропала. Но недавно я ее встретила. Не знаю... Есть вещи, которые дурно пахнут, понимаете? Веселая жизнь – это, разумеется, здорово, но порой она становится очень и очень горькой... Однажды Ди явилась ко мне с человеком, который годился нам в отцы. Понимаете? Я же выяснила: она брала у него деньги! Сама мне их показала. Как она относится к тому, что я обо всем этом думаю? А думаю я, что она влипла в скверную историю. Так пусть хоть меня не втягивает! Не могу на это спокойно смотреть, понимаете?

– Где она живет?

– Если не переехала – она часто переезжает, – то в «Цитрус инн». Это прямо напротив дирфильдского пляжа, что-то вроде гостиницы, такой старый и грязный дом. Там Ди и обретается – в номере два А, вместе с девицей по имени Корри. Во всяком случае, так было, когда ее выгнали с этой работы.

Больше Марианна не могла говорить со мной. Она выскользнула из подсобки, разглаживая бело-голубую форменную нейлоновую юбочку. Похоже, она поняла, какие выводы я сделал из нашей беседы, и выглядела чуточку расстроенной. Ее крепко сбитая фигурка благодаря длинной шее и небольшой изящной головке казалась более хрупкой, чем была на самом деле. И еще у Марианны были красивые шелковистые русые волосы.

– Не впутывайте меня в это дело с Ди, – попросила она. – Я не хочу, чтобы вы подумали, что я наговариваю на нее. Просто в юности у нее был один неудачный роман.

– А сколько ей сейчас?

– О, уже двадцать.

Она в нерешительности переминалась с ноги на ногу. Девушке хотелось закончить разговор какой-нибудь значительной фразой. Как в телесериалах. Она облизнула маленькую заячью губку, закрыла глаза, раздула ноздри, изогнула спину, наклонилась и спросила:

– Скоро увидимся, а?

– Обязательно, Марианна, обязательно.

Храни их Господь, этих трогательных зайчиков. Им нет места в нашем беспокойном мире. Они ждут прекрасного принца, а их пустоватые прыщавые кавалеры, окончив университеты, немедленно сталкиваются с проблемой переизбытка квалифицированной рабочей силы и с необходимостью бороться даже за должность рассыльного в супермаркете. Зайчики трудятся, чтобы выжить, и имеют лишь то, на что смогли заработать. Все их достояние – безделушки и мелочевка, купленная в лавках и кафешках. Они болтают о моде и дорогих украшениях и мечтают о незнакомце, который вытащил бы их из этого мерзкого болота, отравленного безработицей и инфляцией, поделился бы с ними сладким куском своего пирога, осчастливил бы прелестными крошками и непринужденно ввел бы в тот круг, представители которого обитают в шикарных домах и после каждой трапезы причесываются перед роскошными зеркалами. Но большинство тоскующих женщин-зайчиков выходит замуж за недотеп и держится на плаву лишь благодаря работе. Вскоре они обнаруживают, что их мечты разбиты. А зайчики выросли с мыслью о том, что если ты улыбчив, честен, симпатичен и дружелюбен, значит, мир – твой, со всей этой сменой блюд, круглосуточным обслуживанием, визитными карточками, друзьями к обеду, кухонным комбайном, цветными фотографиями детей и идеальным воплощением верного рыцаря, с улыбкой и рассуждениями в стиле Рока Хадсона. С такими представлениями зайчики – сияющие, самоуверенные, ничему не обученные – и вступают в скрежещущую и гремящую шестеренками жизнь, а через несколько лет понимают, что нужно обламываться и черстветь, никому не доверять и всех ненавидеть. И их чистые сердца превращаются в руины и трущобы. Боже, благослови зайчиков! Ведь это новое поколение людей, а мы не оставляем им места рядом с собой. Заманиваем надеждой, словно морковкой, а потом заявляем: «Прости, дружок, тебе ничего не досталось». И школы, где мы не преподаем им науку искусства выживания, столь дивно разукрашены, но им никогда уже не жить в таких домах. Зайчики беззаботны и веселы до тех пор, пока не подхватят чего-нибудь неизлечимого.

Я ехал вдоль берега на север среди бесконечного мигания и брызг неона по обетованной земле, давно превратившейся в асфальт и густо засыпанной вечным листопадом целлофана, конфетных фантиков, обрывков билетов, оберток, резины и прочего мусора. Одна из подружек Джуниора Аллена была сейчас искалечена, другая почти спилась. Теперь я искал третью.

Оказалось, что «Цитрус инн» – старый, построенный в 1925 году трехэтажный кирпичный куб с потрескавшимися и кое-как подновленными стенами, с тремя подъездами, тремя лестничными пролетами и тремя блоками маленьких квартирок, расположенных одна над другой. Здание стояло в тупике, который находился в деловой части города. Через дорогу от дома раскинулся большой железнодорожный склад, а рядом с «Цитрус инн» я с одной стороны увидел магазин судовых мелочей, а с другой – заведение «Пиво – наживка – лодки» с закусочной, специализирующейся на бутербродах с вареной рыбой. За этими тремя строениями я обнаружил узкий, перегороженный дамбой канал со стоячей водой.

Жильцы «Цитрус инн» могли пользоваться полуразрушенным доком, идущим параллельно дамбе. Я припарковался перед ним и зашагал вдоль неосвещенной стены гостиницы. Но вдруг резко остановился и отпрянул в тень. В доке стояло два больших темных судна и третье, на котором горел свет. Тусклые фонари дока позволяли разглядеть правый борт и кубрик яхты, а также спасательный круг с надписью «Плэй Пен». В кубрике находились несколько человек. Я не мог толком рассмотреть их всех. Звучала музыка, слабо доносились ритмы босановы. Какая-то девушка принужденно рассмеялась. Пронзительный мужской голос прокричал:

– Папаш, мы тут скоро прикончим все пиво, черт меня дери! Кому-нибудь надо, к чертям собачьим, сбегать к Барни. Ты что, хочешь вообще изолировать нас от мира, а. Папаша? Или все-таки разрешишь пополнить запасы продовольствия?

Другой мужской голос пророкотал в ответ что-то, потом заговорила девушка, но ее слова заглушала музыка. Вскоре двое прошли мимо меня к закусочной. Я хорошо разглядел их, пока они карабкались на стенку дока. Рослого парня с бачками и невыразительным лицом и длинноногую неуклюжую девчонку в очках. Поравнявшись со мной, она спросила своего спутника:

– Ты ведь не должен все время быть у них на побегушках, Пит?

– Заткнись, Пэтти. Папаше нравится... Зачем портить ему веселье?

Так я впервые увидел Джуниора Аллена. Впрочем, особо запоминать было нечего. Лишь тень в кубрике корабля да глухие раскаты низкого голоса. И еще смех. Аллен был единственным, кто там смеялся.

Когда я вернулся на «Дутый флэш», Лоис все еще была в отключке. Я усадил ее. Она тяжело привалилась ко мне головой, по-прежнему не открывая глаз. Я взял ее на руки, перенес на берег и прогуливал до тех пор, пока она не восстановила дыхания настолько, что смогла заныть и захныкать. Она еле плелась за мной, как заигравшийся непослушный ребенок. Но я безжалостно водил ее взад и вперед, пока сознание не прояснилось. Затем мы сели на скамейку, и она перевела дух.