Байки приемного покоя - Андрей Шляхов

Марат прекрасно понимал, что его хобби, его неведомая миру игра, есть не что иное, как сублимация, впервые описанная все тем же Фрейдом, дедушкой современной психиатрии и современных психиатров. Не сумев достичь каких-то значимых целей, большой власти и больших денег, он удовольствовался властью над своими пациентами. Это был банальный защитный механизм, не позволявший самому Марату «слететь с катушек». Полностью обоснованное с научной точки зрения средство профилактики — о каких угрызениях совести здесь вообще может идти речь? Разве волк, уплетая зайца, терзается угрызениями совести? Конечно же, нет, потому что он следует зову природы.

Для того чтобы игра приносила удовольствие (а ничего, кроме удовольствия, Марат не ждал), ее следовало вести с интересным противником. Противника можно было назвать и партнером, суть от этого не менялась, главное в том, чтобы личность была подходящая — думающая, богатая эмоциями, импульсивная, склонная к рефлексии. Такие пациенты, как, например, идейный коммунист Иван Константинович, считавший себя ни много, ни мало реинкарнацией самого Карла Маркса, или же дебил Миша, не способный ни на что, кроме онанизма, для Игры не годились. Кстати, женские кандидатуры Марат решил попридержать на будущее. Интеллектуальный поединок с женщинами сулил куда больше удовольствия и приступать к нему следовало подготовленным, имея за плечами кое-какой опыт.

После долгих, чуть ли не двухмесячных, раздумий, Марат остановил выбор на отставном майоре медицинской службы Мазурском. С коллегой, пусть и страдающим таким расстройством мышления, как бред ревности, общий язык найти проще. Рыбак рыбака, как известно, видит издалека. К тому же Мазурский был общительным и веселым, короче говоря — приятным собеседником.

Пока Мазурский тянул лямку, его семейная жизнь протекала в целом нормально, но демобилизовавшись, он не то от избытка свободного времени, не то от стресса, вызванного сменой жизненного уклада, стал часто, бурно и, как создавалось впечатление, без всяких на то оснований ревновать жену. Ревность усиливалась и очень скоро стало ясно, что психическое здоровье Мазурского оставляет желать лучшего. После того, как он обвинил в сожительстве с женой ее родного брата, домашние всполошились и уговорили своего «Отелло» сходить к психиатру.

— Я, собственно, почему пришел, — объяснял Мазурский причину своего обращения за медицинской помощью, — Танька моя здесь не при чем, какая она б…ь, весь город знает. К сыновьям отношение стало меняться — вот, что меня насторожило. Смотрю и думаю: мои или не мои?. Вот эта мысль и пугает больше всего. Я юлить не буду, скажу прямо, по мужски: «какая разница, от кого они, ведь вырастил их я». Согласны вы со мной, доктор?

— Полностью согласен, — подтвердил Марат.

— Спасибо за понимание, — поблагодарил Мазурский. — Так вот от мысли этой меня просто с души воротит, настолько она мне противна. Гоню ее от себя, а она уперлась и ни в какую. Вот и подумал, может, галоперидол какой мне пропишете, чтобы я насчет Славки и Сашки не сомневался.

— Непременно пропишу, — заверил Марат и уточнил для порядка: — А вы каким врачом были, Илья Сергеевич?

— Хреновым, ясное дело, если вот сам себя вылечить не могу!

— Так вы психиатр? — удивился Марат.

— Анестезиолог, — буркнул Мазурский. — Какая разница — все равно ведь врач!

— Поверьте мне, небольшая разница все же есть, — улыбнулся Марат и пригласил Мазурского заходить к нему в диспансер когда вздумается, поболтать о жизни «не под протокол».

Мазурский пришел через три дня, уселся напротив, вздохнул и спросил:

— Как вы здесь живете? Не город, а помойная яма.

Коренной жительницей Тмутаракани была жена Мазурского, сам он родился и вырос на Дальнем Востоке.

— Наше отношение к действительности зависит не от того, что мы видим, а от того, что мы хотим увидеть, — сказал Марат. — Пусть даже и подсознательно.

— Навряд ли, — в подтверждение своих слов Мазурский помотал лысой головой. — Если бы все зависело от наших желаний, этот мир не был бы таким поганым!

Дискуссия продолжалась около часа. Затем Мазурский посмотрел на часы и спохватился:

— Сколько я у вас времени отнял, Марат Тимурович!

— Времени у меня много, — Марат сказал правду — летом, в сезон отпусков, нагрузка была не особо большой. — Так что, всегда рад вас видеть.

Мазурский стал заглядывать на огонек раз-два в неделю, когда позволяла «работа». Анестезиологом в городскую больницу его не взяли, мотаться на работу в Москву он сам не хотел, поэтому подался в «бомбилы». Сыграло роль и то, что после четвертьвековой военной службы, Мазурскому хотелось пожить без начальников. Конечно, хорошего дохода «бомбежка» не давала, но в качестве подспорья к пенсии полностью оправдывала надежды.

Как только разговор съезжал на поведение жены (а, благодаря стараниям Марата, ненавязчиво подталкивающего Мазурского к «больной» теме, случалось это нередко), собеседник сразу же выходил из себя. Не слишком бурно (сказывалось назначенное лечение), но заметно. Логика начинала отказывать, как глобально, так и в мелочах. Марат, симулируя желание «помочь разобраться», искренне наслаждался умозаключениями Мазурского и описанием способов, которые тот придумывал для того, чтобы вывести «распутницу» на чистую воду. Способы впрочем, оригинальностью не отличались — неуклюжие попытки подкупа коллег («распутница» работала библиотекарем в школе), слежка (можно подумать, что в шляпе и темных очках Мазурский становился неузнаваем), прослушивание телефонных разговоров по параллельному аппарату. Куда более забавными были суждения неисправимого ревнивца.

— Для того чтобы коллектив ее покрывал, она обслужила всех, без исключения! Связала их круговой порукой! — горячился Мазурский.

— Как?! Даже женщин!? — артистично «ужасался» Марат.

— Женщинам она заказывала мужиков по телефону, — объяснял Мазурский.

— Но это же стоит безумных денег!

— Теперь вы понимаете, куда уходят деньги, которые я приношу домой? — Мазурский любовно пялился в окно на свою «кормилицу», сильно подержанную «девятку». — Если бы не весь этот разврат, Марат Тимурович, я бы давно на «бэхе» ездил.

Или же было так.

— Я провел ее от работы до дверей мобильного салона. Они сплошь увешаны рекламой, поэтому издалека мне не было видно, что происходит внутри. Ну а близко подойти я не рискнул. Но, что интересно — стоило ей зайти, как один из продавцов сразу же вышел на улицу и демонстративно так закурил сигарету. Прямо как в кино, напоказ.

— Ну и что, Илья Сергеевич?

— Это был знак, что все желающие могут заходить и смотреть на то, как моя б…ь ублажает другого продавца!

— Не может быть! — тут и притворяться не пришлось. Марат еще мог предположить секс с продавцом, но не секс-шоу напоказ толпе.

— А как вы думаете, Марат Тимурович, за счет чего существуют все эти мобильные салоны? На что они живут? Их же развелось, как собак нерезаных — на каждого жителя по две штуки! Вот и приходится им изыскивать варианты.

Если же супруга предпринимала робкие попытки к сближению, Мазурский немедленно постигал ее коварство. Постигал и разоблачал.

— Надела кружевное белье, ну чтоб я не сомневался в том, кто она есть, — и давай ко мне ластиться. «Илюша, а помнишь.», а сама только на часы смотрит.

— При чем тут часы? — сразу же уточнял Марат, не давая собеседнику перескочить с одной мысли на другую.

— Как при чем?! — Мазурский исступленно тер ладонью глянцевое темя, помогая обрывкам мыслей выстроиться по порядку. — Ей же надо было, чтобы я обессилел и заснул. Чтобы она смогла на ночь глядя удрать к своему очередному любовнику.

— Но не проще ли было усыпить вас при помощи снотворного?

— На снотворное нужен рецепт, — Мазурский смущенно улыбался, словно стесняясь того, что приходится объяснять коллеге-врачу столь очевидные вещи, — а рецепт — это улика. Эта стерва не оставляет улик! Никаких! И никогда не сознается! Хоть к стенке ее припирай — будет стоять на своем!

— Но если мы допустим, что она ни в чем не виновата перед вами. — начинал Марат, но договорить ему не удавалось.

— Она виновата передо мной самим фактом своего существования! — орал Мазурский. — Женись я на скромной, приличной женщине, вся моя жизнь сложилась бы иначе! Я бы, может, до заместителя начальника Главного военно-медицинского управления дослужился бы!

Будучи человеком скромным и объективным, на пост начальника Главного военно-медицинского управления Мазурский не претендовал. Знал предел своим возможностям.

Разве можно было глушить таблетками такого интересного человека? Только так, самую малость, для поддержания знакомства.

Когда Мазурский начал утомлять, Марат решил «обострить» его и понаблюдать за последствиями. Масла в огонь подлил красиво, не без помощи сказок «Тысяча и одной ночи». Во время очередной встречи потянулся к заблаговременно положенной на край стола книге и с выражением прочел Мазурскому отрывок, повествующий о том, как царь с братом ублажали женщину, которую ифрит из ревности держал в сундуке.