Гражданин начальник - Виктор Пронин

– Вот и хорошо, – пробормотал Пафнутьев, поднимаясь. В комнате ничто не привлекло его внимания, он лишь еще раз убедился – все вещи были явно повышенного качества. Если здесь жил водитель, то довольно необычный. Семейная кровать в залитой солнцем спальне вообще озадачила следователя – белая, с золотыми резными завитушками, покрытая желтой шелковой накидкой с громадными золотистыми розами, посверкивающими в солнечных квадратах от окна...

– Желтый – цвет разлуки, – пробормотал Пафнутьев и направился к столику, стоявшему в углу. Видимо, здесь готовила уроки дочка Пахомовых – он не видел другого места, где можно было бы присесть и что-то написать.

Стол был чист, но у самой стены стояла картонная коробка с письмами, открытками, счетами за телефонные разговоры... Пафнутьев присел и начал внимательно просматривать содержимое коробки. Если Пахомов отнес письмо в милицию, то вряд ли ему удалось с первой попытки изложить все, что он хотел, должны остаться заготовки, черновики... Если, конечно, никто не побывал здесь раньше. Но убийство произошло лишь сегодня утром... Пафнутьев перевернул коробку и высыпал все на стол.

– Слава тебе, господи! – шепотом воскликнул он, увидев продолговатую бумажку – такие полоски из нескольких почтовых квитанций отрывают, когда человек отсылает письма сразу в несколько мест. Пафнутьев вчитался в адреса – прокуратура, редакция, какой-то контрольный орган... – Спасибо, Коля, ты продолжаешь действовать.

Квитанцию Пафнутьев сунул в карман, а остальные бумаги положил на место. Отошел, оглянулся – вроде все, как прежде, явных следов не оставил.

Лариса спала. Обнаженная полноватая рука свесилась с дивана, на лице ее возникло скорбное выражение, она, кажется, легонько всхлипывала во сне. Пафнутьев осторожно завел руку под одеяло, поправил подушку, сбившуюся в сторону. «Красивая? – спросил он себя. – Как сказать... Наверно, может эта женщина довести до неистовства. Не каждого, не всегда, но может... Впрочем, как сейчас шутят, плохих женщин не бывает, бывает мало водки...»

И еще знал Пафнутьев, что в каждом кругу людей складываются свои понятия о красоте, и женщины подстраиваются, подгоняют себя под те или иные требования. Вряд ли та же Лариса, работая, к примеру, в прокуратуре, стала бы делать такие тонкие изогнутые брови... А оказавшись в управлении торговли, сделала, и не ошиблась. Добилась и потрясла. Конечный результат, правда, оказался печальным, но это уже другое сработало... Хотя толчок, самый первый, неслышный, неприметный, возможно, дали именно брови, яркая помада, золотой перстень с розовым камнем или тем, что принято называть камнем – настоящих самоцветов такого размера и цвета в природе не бывает.

Полюбовавшись перстнем, Пафнутьев положил его на полку и вздрогнул от резко прозвучавшего телефонного звонка в прихожей – шли длинные с паузами звонки, кто-то пробивался из другого города. Поколебавшись, Пафнутьев взял трубку.

– Слушаю, – сказал он негромко, стараясь не разбудить хозяйку.

– Ларису мне, – произнес мужской голос с некоторым недовольством.

– Она плохо себя чувствует... Передать ей что-нибудь?

– Что значит плохо чувствует? И к телефону подойти не может?

– Как вам сказать... Она недавно заснула...

– А кто это? С кем я разговариваю?

– Родственник, я только сегодня здесь оказался, – сказал Пафнутьев чистую правду. – А вы, простите, кто будете?

– Передайте Ларисе, что звонили из Сочи. Она знает. Скажите, что снова буду звонить.

– А вы знаете о несчастье? Сегодня случилось... – Пафнутьев хотел подольше послушать этот хрипловатый властный голос.

– Какое еще несчастье? – спросил мужчина после заминки. – Что вы имеете в виду?

– Дело в том, что убит Коля... Вы знакомы с Колей? Это ее муж... Он работал водителем... Извините, я не знаю вашего имени, как мне вас называть?

– Не надо меня никак называть. Передайте, что буду снова звонить. Вот и все.

– А как ей о вас сказать-то? – прикинулся Пафнутьев круглым дураком.

– Скажите, что был звонок из Сочи. Все.

На том конце провода положили трубку, и Пафнутьев услышал частые гудки отбоя. Но он был доволен этим кратким и вроде бы бестолковым разговором. Многое в нем звучало странно, во всяком случае озадачивало. Человек звонит в чужой дом, а говорит тоном недовольного хозяина. Ему сообщают о смерти знакомого, а он не выказывает ни малейшего интереса. Значит, знает об убийстве, но что-то заставляет его скрывать свое знание... И довольно забавно прозвучало в конце словечко «все». Так закончить разговор мог человек, привыкший работать с секретарем, который выполняет указания, сидит на телефоне, охраняя от разговоров ненужных, от просителей никчемных. Похоже, большой начальник звонил, усмехнулся Пафнутьев. А в Сочи в данное время находится только один начальник, который мог звонить Ларисе Пахомовой в этот день, – Илья Матвеевич Голдобов.

«Ну что ж, Илья Матвеевич, вот мы и познакомились», – подумал Пафнутьев, выходя из квартиры и старательно закрывая дверь. Старушки опять повернули к нему свои вопрошающие лица-подсолнухи и продолжали поворачивать, пока он проходил между скамейками. «С нетерпением жду вашего возвращения с южных берегов, Илья Матвеевич, – продолжал Пафнутьев свой мысленный разговор с Голдобовым. – Надеюсь, вы хорошо отдохнули и сможете выкроить часок, чтобы ответить на мои невинные вопросы. Заверяю вас, уважаемый Илья Матвеевич, что постараюсь подготовиться к встрече и сделаю все, чтобы наш разговор не оказался пустым. Водителя вашего „все-таки убили“, как выражается его жена, и мне любопытно, какими словами вы сами расскажете о столь печальном происшествии».

Выйдя из затемненного двора на залитую солнцем улицу, Пафнутьев невольно зажмурился, привыкая к свету и зною, а заметив телефонную будку, направился к ней. Она стояла на самом солнцепеке и была настолько раскалена, что к ней нельзя было притронуться. Но автомат, как ни странно, работал, и Пафнутьеву удалось связаться с прокуратурой.

– Леонард Леонидович? – почтительно произнес он, узнав голос Анцыферова. – Рад приветствовать вас в столь солнечный день! Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете?

– Кончай трепаться. Что у тебя?

– Первые поиски и находки. Первые просьбы, Леонард...

– Слушаю тебя! Говори быстрее, у меня мало времени!

– Надо бы срочно установить прослушивание домашнего телефона Пахомовых. Прямо сейчас, Леонард.

– А основания? И потом – зачем? Что это даст?

– Дело в том, что сегодня, может быть, даже в ближайший час или два, жене Пахомова будет звонить Голдобов.

– Выразить соболезнование?

– Возможно. Но он, как мне кажется, скажет и нечто существенное.

– Павел? При чем здесь Голдобов? Он за тысячи километров, ведь не будешь же ты утверждать, что...

– Именно это я и буду утверждать, – твердо сказал Пафнутьев. – Пахомов, расстрелянный сегодня утром в центре города, долгие годы был не просто водителем Голдобова, но и его доверенным лицом, человеком, который знает все его тайные и явные деяния. А жена Пахомова, краса и гордость управления торговли, была, как многие утверждают, любовницей Голдобова.

– И ты этому веришь? – рассмеялся Анцыферов, но как-то напряженно. – Надеюсь, ты не считаешь, что Голдобов стрелял из Сочи, да так метко, что...

– Остановись, Леонард. Ты поступишь так, как считаешь нужным. А я говорю тебе то, что сам считаю нужным. В течение ближайшего часа будет звонок от Голдобова. И я вполне официально прошу тебя установить прослушивание. Ты отказываешь мне, я правильно понимаю?

– Нет. Не отказываю. Но мне нужны основания. Откуда тебе известно, что такой звонок последует?

– Откуда? – Пафнутьев хихикнул в трубку. – Я только что разговаривал с Голдобовым. И он твердо заверил меня, что позвонит.

– Что?! Ты разговаривал с Голдобовым? Зачем? Как?

– По телефону, Леонард. По телефону. Междугородному.

– И что он сказал? – каким-то смазанным голосом спросил прокурор, и Пафнутьев догадался: в кабинете еще кто-то есть.

– Знаешь, привета он тебе не передавал, пренебрег, хотя, возможно, ты огорчишься. А в остальном все нормально. Чувствует себя неплохо, загорел, посвежел. Скоро собирается вернуться. Очень опечалился, узнав о смерти Пахомова.

– Павел, то, о чем ты просишь, я не могу решить походя, между прочим. Такие вещи требуют серьезных и обоснованных... Обоснований.

– Обоснованных обоснований? – переспросил Пафнутьев. – Леонард, ты выражаешься с каждым днем все изысканнее. – Тебя кто-то смущает в кабинете. Но я заканчиваю. И хочу повторить... Совершено убийство. Через час в телефонном разговоре будут обсуждаться подробности преступления. А ты, прокурор, не желаешь эти подробности знать. По каким-то своим, очевидно, уважительным причинам. Отныне я не очень в тебе уверен, Леонард. Следовательно, отныне и ты не можешь быть вполне уверен во мне. Согласен?