Деньги, девки, криминал. Как компромат управляет Россией - Александр Беззубцев-Кондаков

Пленка, которая транслировалась по телевидению, была столь скверного качества, что однозначно узнать в запечатленном на ней мужчине Юрия Скуратова было совершенно невозможно. Важно, что сам оригинал пленки так и не был найден, существовали лишь копии. По словам самого Скуратова, «голос на пленке мой, подлинный… Следствием доказано, что звуковой ряд собран из отдельных фрагментов и наложен на изображение. На пленке явные признаки монтажа. Эксперты показали наглядно, что пленка неоднократно переписывалась…»[139] По некоторым заключениям, «представленный… видеоряд не соответствует фонограмме»[140], то есть пленку собирали из разных элементов как мозаику — из большого количество записанных разговоров Скуратова вырезались отдельные слова и затем склеивались в общую запись. Конечно, технически это достаточно сложная операция, но ведь цель оправдывает средства — пленка должна была любой ценой дискредитировать генерального прокурора. «Комбинированность разговора, — пишет А. Тиваненко, — ясна и из нестыковки тембра голоса, дат и предмета беседы. Так, объясняя, вероятно, свою усталость (неспособность к совершению полового акта?), “человек, похожий на Скуратова”, говорит: “Мы же летели… издалека, с Камчатки. Девять часов с Камчатки…” Разговор происходил 2 января 1998 года; командировка Генерального прокурора на Камчатку действительно была, но 25–30 июля 1997 года».[141]

Впоследствии всплыли и другие факты о том, как фабриковалось дело. В передаче «Человек и закон» предстала одна из героинь скандальной записи — девушка по имени Наталья Асташева, которая рассказала, что ее привели на допрос, показали пленку, а оперативник ткнул пальцем в экран и сказал: «Это — ты! Если будешь отрицать, пожалеешь!»[142]

Изучив материалы уголовного дела, следователь Генеральной прокуратуры Петр Георгиевич Трибой дал такое заключение: «В ходе криминалистических исследований видеозаписи, обозначенной в СМИ как пленка “о человеке, похожем на Генерального прокурора РФ”, данных, дающих достаточно оснований считать, что Скуратов Ю.И. и лицо, запечатленное на скандальной видеопленке, является одним и тем же лицом, не получено»[143]. Однако когда позиция следователя стала определенной, он тут же был отстранен от ведения «дела Скуратова».

Вскоре после показа скандальной пленки в оппозиционных Кремлю СМИ появились публикации такого содержания: «Из кругов, близких к Березовскому, стало известно, что здесь рассматриваются планы дальнейшей дискредитации Скуратова. В качестве вариантов называются открытие счета на имя генпрокурора в одном из “дружественных” иностранных банков с закачкой туда крупной суммы валюты и фальсификацией подписи, фальсификация документов на “незаконное” получение Скуратовым квартиры и дачи от президентской администрации, а также подготовка публичного выступления одной или нескольких “сексуальных партнерш” прокурора на канале ОРТ (особенно привлекательным считается вариант “соблазнения несовершеннолетней”) и тому подобное. Все эти атаки должны скомпенсировать “информационный удар” Скуратова по “семье” и Березовскому».[144]

В сложной ситуации весьма достойно повела себя супруга Генерального прокурора — Елена Дмитриевна. Естественно, после «сексуального скандала», в котором оказался замешан ее муж, внимание журналистов было постоянно приковано к Елене Скуратовой. В интервью «Аргументам и фактам» Елена Дмитриевна сказала о муже: «Он не бабник. А на пленке — абсолютно другой человек. И потом, я была предупреждена, когда в ноябре мой муж сказал: “Мы выходим на Березовского, имей в виду — возможно все”».[145] А «телекиллер» Сергей Доренко говорил в эфире контролируемого Борисом Березовским ОРТ: «Может ли генеральный прокурор России являться согражданам с голой задницей? При том, что мы категорически осуждаем тайную видеозапись и надеемся, что виновные в этом будут найдены и наказаны. Просто вот так случилось. Предположим, что генпрокурор с согласия собственной жены, то есть, например, он не лгал жене, она знала заранее, и на свои деньги, то есть он не на чужие деньги, а на свои из зарплаты нанял бы проституток. Это не так, но давайте предположим. И предположим, что в этом случае, когда с согласия жены на свои деньги с зарплаты он нанял проституток, какие-то негодяи записали на видео всю процедуру. Как мне представляется, даже если человека совершенно незаслуженно облили грязью, то он не может испачканный компрометировать собой пост генпрокурора, потому что он не эстрадный артист, он не Мик Джаггер, чтобы с голым задом бегать на виду у всего пляжа».[146]

В те дни драматической борьбы Ельцина и Скуратова главная оппозиционная газета России «Завтра» писала: «Рассматривая Скуратова как тихого карьериста, упорно, шаг за шагом восходящего по службе, можно предположить, какая огромная дилемма возникла перед крупным госчиновником, которого известные силы заставляли “не раскручивать” некие уголовные дела, грозя в противном случае уничтожить профессиональную репутацию и семейный очаг. И Скуратов готов был сдаться, ибо для людей такого сорта “потеря лица” означает конец не только карьеры, но и места в системе профессиональных и общественных связей. По всей видимости, Скуратов готов был поддаться на шантаж. Но что-то его остановило. То есть как раз сработало знание нравственного закона, в нарушении которого обвиняют Скуратова “чистые в помыслах” журналисты. И действительно, поддайся Скуратов на шантаж — профессионального краха и позорной памяти прокурору было бы не избегнуть. Народ оценит поступок прокурора, ибо люди наши не так глупы, как кажется ведущим телевизионных аналитических программ. Народная поддержка Скуратову обеспечена. Люди простят ему десять тысяч подружек, посади он в Бутырку хотя бы двух вельможных мздоимцев и губителей Родины, коих так много нынче скопилось у президентского кресла».[147]

2 апреля 1999 года заместителем московского прокурора Вячеславом Росинским было возбуждено уголовное дело против Скуратова. Прокурор Москвы Сергей Иванович Герасимов рассказывал Скуратову: «Утром ко мне пришел Росинский, мой заместитель, и заявил, что ночью его вызывали в Кремль, после чего он возбудил против вас, Юрий Ильич, дело. По статье 285-й, части первой, “злоупотребление должностными полномочиями”. Возбудил после того, как ему показали пленку и… поставили вопрос ребром. Я спросил Росинского: “Почему не доложил раньше, почему не позвонил мне ночью, не рассказал все? Где материалы, по которым ты возбудил уголовное дело? Где постановление?” Росинский заявил, что пытался звонить мне, но не дозвонился».[148] В тот же день Борис Ельцин подписал указ об отстранении Юрия Скуратова от должности генерального прокурора.

17 марта 1999 года Юрий Скуратов выступил в Совете Федерации и заявил, что его вынудили написать прошение об отставке. Сенаторы проголосовали против отставки генерального прокурора, тем самым отвесив звонкую оплеуху Борису Ельцину. Совет Федерации хотел знать правду о тех громких делах, которые вела Генеральная прокуратура под руководством Скуратова. Все понимали, что администрация президента пытается заткнуть рот неугодному прокурору. В те времена Совет Федерации — верхняя палата российского парламента — формировалась из глав регионов России, и при такой системе несговорчивость сенаторов становилась особенно угрожающей для президента Ельцина. «Во время перерыва ко мне подходили многие сенаторы, старались поддержать. А один из них сказал довольно откровенно: “Ни хрена у Кремля из этого не получится. Все будет нормально, Юрий Ильич!” — вспоминал Скуратов.[149] Три раза Совет Федерации рассматривал вопрос об отставке Скуратова и три раза отказывался удовлетворить волю Ельцина. Отказ отпускать Скуратова в отставку выглядел как настоящий губернаторский бунт. Тем самым Ельцину подавался сигнал о том, что в регионах зреет недовольство его политикой. Самый влиятельный среди мэров и губернаторов России — градоначальник Москвы Юрий Лужков — назвал ситуацию со снятием Скуратова «торжеством произвола» и сравнил ее с действиями «троек» во время сталинского террора.[150] А глава администрации Брянской области Юрий Лодкин с трибуны Совета Федерации провозгласил: «Наблюдая за тем, что происходит вокруг Генеральной прокуратуры, я и многие мои коллеги испытывали два чувства. Первое — это чувство стыда. И второе — чувство государственного бессилия».[151] Действительно, для всех россиян становилось очевидно, что власть в лице Ельцина, повязанная по рукам и ногам путами коррупционной зависимости, все больше теряла самостоятельность и оказывалась лишь исполнителем воли криминала и олигархов.