Президент Каменного острова - Вильям Козлов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аленкиного леща я в счет не принимал. Уж очень он спокойно пошел к ней в руки. Как ручной. А потом, эта большая тень под водой… Я обследовал Аленкиного леща и вот что обнаружил: на верхней губе остался свежий след от крючка. Не от Аленкиного, от другого… Этот лещ — подарок Сороки. Он ведь обещал ей. Подплыл под водой и прицепил. Аленке я не сказал, не стал ей настроение портить. Это ее первый лещ.
Когда я вернулся в дом, Сорока и Гарик стояли друг против друга. Лицо у Гарика залито румянцем, кулаки сжаты. Сорока спокоен, на губах усмешка. Аленка сидела на кровати; подобрала под себя ноги и с любопытством смотрела на них.
— Это не твое озеро! — громко говорил Гарик. — Сидишь на своем дурацком острове и сиди! А в чужие дела нос не суй!
— Не ори, — спокойно отвечал Сорока. — Лодку Гриб не получит. А капроновую сеть Коля понес рыбинспектору.
Гарик подступил еще ближе к Сороке и, понизив голос, с ненавистью спросил:
— Тебе платят за это?
— Дурак, — сказал Сорока.
Гарик стиснул зубы.
— Не вздумайте драться, — сказала Аленка.
Я думал, Гарик сейчас ударит Сороку. Но он прошел мимо него и остановился у порога.
— Проломят тебе башку!
— Пуганый, — сказал Сорока.
— Мы еще с тобой поговорим, Президент!
— Конечно, — ответил Сорока.
Гарик выскочил за дверь, но тут же снова приотворил и позвал меня.
Молча мы дошли до палатки. Вячеслав Семенович и Лариса Ивановна укладывали вещи. Багажник у «Волги» был откинут.
— Ну, как ты решил? — спросил Вячеслав Семенович. Гарик только махнул рукой и ничего не ответил.
— Собирайся, — сказала Лариса Ивановна.
Мы отошли немного в сторону, и Гарик спросил:
— Он на лодке приплыл?
Лодки на берегу не было видно.
— Набью ему морду, — сказал Гарик.
— Ты ведь уезжаешь?
— Ради такого дела можно и остаться, — то ли в шутку, то ли всерьез сказал Гарик.
— А как же они? — киимул я на «Волгу».
— Они уедут.
Я ничего но понимал. Поссорился Гарик с ними, что ли? Вроде не похоже, по-хорошему разговаривают.
— Пусть смотаются к Таллин и Ригу, — сказал Гарик. — А потом приедут за мной.
— А где жить будешь?
Гарик посмотрел на меня, невесело улыбнулся:
— Не пустите?
Эх, осел же я!
— Конечно, к нам! — торопливо заговорил я. — Пустим, о чем речь.
Пускай прокатятся вдвоем, — сказал Гарик. — Они все-таки муж и жена. А то мы все время втроем и втроем… А в Таллин в другой раз. Никуда не денется твой Таллин.
Я удивился: почему мой? Я не собирался в Таллин.
— У меня кровать широкая, — сказал я.
— У Феди буду жить, — сказал Гарик. — У них сеновал. Мне и нужно-то одеяло и подушку.
— Помоги палатку свернуть! — позвал Вячеслав Семенович.
Когда я проходил мимо, Вячеслав Семенович говорил:
— Жди нас недели через две… И зайди к ним, в Островитино… Не чужие ведь!
— Один спиннинг я возьму, — отвечал Гарик. — И подсачок.
— По-моему, здесь дело не только в рыбалке?..
— Лариса зовет, — сказал Гарик.
В сенях я столкнулся с Сорокой. Он с мешком в руках выходил из дома. Кто же у него в мешке?
— Здоровые лещи? — спросил Сорока.
— Во-о-о! — показал я.
— Сетью и дурак вытащит, — сказал Сорока.
— Сетью? — удивился я.
— С ночи второй раз сети поставили… Лещ-колосовик нерестует. На рассвете я ее поднял. Рыбу, она с икрой, — в озеро, а сеть Коля понес в Полозово, к инспектору. Втроем поставили. Этот, — Сорока кивнул в сторону Гарика, — Гриб и еще один парень, Федькин родственник. Одну тоню только успели поделить… По полпуда на брата досталось…
— Я думал, он удочкой, — сказал я.
— Жадность родилась раньше их.
Я решил испытать Сороку: он или не он подсунул леща Аленке?
— Аленкин лещ у самых камышей клюнул…
— Вот как? — сказал Сорока.
— Я там удил — пустое дело.
— Бывает, — сказал Сорока.
— На голый крючок взял… Без червя.
— Ну и дурак, — усмехнулся Сорока.
— Кто?
— Лещ, конечно, — ответил Сорока. Он посмотрел на Гарика и Вячеслава Семеновича — они палатку сворачивали.
— Остается он, — сказал я.
— Лещи наши понравились? — Сорока посмотрел на остров, и лицо его стало озабоченным. — Куда Коля пропал?..
— Придет, — сказал я.
— Возьми, — Сорока протянул мне мешок.
Я осторожно взял мешок и заглянул туда.
— Тащи за уши, — сказал Сорока. — Не укусит.
В мешке сидели два кролика. Пушистые, ушастые. Они шевелили ноздрями и щурились.
— На развод вам, — сказал Сорока.
Мне кролики нравились. Я давно мечтал завести их, да все негде было. Не в комнате же их держать!
Сорока пошел вдоль берега. Наверное, лодка в камышах спрятана. Или в деревню отправился. Колю разыскивать. Куда действительно мог он подеваться? Кролики обнюхали мои руки. Зверьки были совсем ручными. И даже не убежали, когда я их выпустил на лужайку.
У толстой сосны стоял Гарик и хмуро смотрел в ту сторону, куда пошел Сорока.
— Погляди, что у меня! — крикнул я.
Гарик не обернулся.
Глава двадцать третья
Вечером на узкой деревянной лодке приплыл Коля Гаврилов. Он был чем-то расстроен, разговаривал мало. Молча взял со дна лодки охапку травы и передал мне.
— Молочай для кролей, — сказал он. Этого молочая много росло вокруг нашего дома. Кроликов мы определили в сарай. Коля посоветовал вырыть им нору и напихать туда сена.
— Убегут, — сказала Аленка.
— Еще пару дадим.
— Мне эти нравятся, — сказала Аленка. Она весь день возилась с кроликами. Ласкала их, кормила всякой всячиной. Она предложила пустить их в избу, пусть живут с нами, но я отговорил. Что за удовольствие кроликам жить в квартире? Они любят воздух, природу.
Я заметил на Колином лице синяки. Даже в сумерках было видно, что одна скула у него вздулась, а глаз стал маленьким. Коля нет-нет да и дотрагивался до скулы. И часто шмыгал носом.
— Кто это тебя разукрасил? — спросил я.
— Три рыла на одного, — сказал Коля. — С кем хочешь можно справиться.
— Это за капроновую сеть? — сообразил я.
— Отобрали, сволочи!
— Какую сеть? — спросила Аленка.
— У Каменного Ручья подкараулили…
— И Гарик был? — спросила Аленка.
— Он меня не бил, — сказал Коля. — Гриб постарался и этот… Васька Свищ… Федьку я за палец кусил — вот завизжал! — Коля даже улыбнулся. — А я утек…
Аленка провела рукой по Колиной голове.
— Сколько шишек!
— Это Свищ, — сказал Коля. — У него кулаки — что камни…
Коля замолчал и посмотрел в сторону леса. Лицо его стало хмурым.
— Идут, гады! — сказал он.
К нашему дому приближались Гарик и Федя, Незнакомый парень остался у сосны. Он строгал ножом палку.
— Я пойду, — сказал Коля. — Противно на них смотреть…
Когда Гарик и Гриб остановились у крыльца, он отчалил и стал грести к острову.
— Наше вам с кисточкой, — заулыбался Гриб. Он был без своей знаменитой кепки, палец завязан тряпкой.
Мы с Аленкой промолчали. Зачем они пришли?
— Это Президент в лодке? — спросил Гарик.
— Бить пришли? — усмехнулась Аленка. — Втроем одного? У вас уже есть опыт…
Лодку было в сумерках не видно, но еще слышался скрип уключин и журчание воды. Солнце спряталось за островом. Вершины сосен пламенели.
— Не уйдет от нас Президент, — сказал Гриб и ухмыльнулся.
— В другой раз, когда будете избивать младенцев, надевайте рукавицы, сказала Аленка. — Не так опасно. — И посмотрела на Федин палец.
— Надеюсь, ко мне это не относится? — спросил Гарик.
— Скажи, кто твой друг, и я скажу, кто ты… — отрезала Аленка. Повернулась и ушла домой, крепко хлопнув дверью.
— Белены объелась? — спросил Федя, убивая на щеке комара. Он повернулся к лесу и свистнул. Вразвалку подошел парень. На вид ему лет восемнадцать. Лицо грубое, широкое. Волосы курчавые. В руках толстая березовая палка, которую он выстругал, пока мы разговаривали.
— У кого есть закурить? — спросил он.
Гарик достал сигареты, протянул парню. Он положил палку на ступеньку, закурил.
— Это Свищ, — сказал Федя.
Свищ выпустил облако дыма, посмотрел на Федю.
— Не Свищ, запомни, ты, Гриб поганый, а Свищев Василий Кириллыч.
— На колхозной полуторке шофером работает, — уважительно сказал Федя.
— Ты еще забыл сказать, что на днях я переехал чужого петуха…
Василий Кириллыч отвернулся от нас и стал пускать дым в другую сторону. Еще было не темно, а над лесом уже сияла полная луна. В лесу покрикивали птицы. Вчера поблизости щелкал соловей, а сегодня что-то не слышно.
Из леса прибежал Дед. А отца все еще нет. Сидит на берегу и любуется озером. Пошел за солнцем, а вернулся с луной. Федя, увидев Деда, поморщился. Вспомнил, как старик его отделал за меня. Дед обнюхал всех по очереди, посмотрел на меня: мол, прогнать их или не стоит?