Осада Бестрице - Кальман Миксат

— Нет, нет! — содрогнувшись, воскликнул граф Иштван. — Не хочу, чтобы Аполка даже дышала этим воздухом.

И он с любовью взглянул на свой "военный трофей", щеки которого порозовели от прохладного утреннего воздуха. Для графа Понграца это дитя было олицетворением его триумфа.

— Ты сегодня мало спала, моя малютка, — промолвил он ласково и, повернувшись к ключнику, приказал: — Пойдем, старый Матько, налево, ты отопрешь нам комнаты графинь Понграц.

— Там полно пыли, ваше сиятельство.

— Прибрать немедленно! А пока я отведу тебя, Аполка, к себе.

Теперь девушка поглощала все внимание графа. То и дело ему приходило в голову что-нибудь новое, и он подымался наверх, чтобы отдать еще одно распоряжение.

— Принесите цветов в ее комнаты: резеду, розы, но главное — побольше резеды…

Роскошно обставленные в стиле барокко покои графинь Понграц выглядели храмом девственности: на окнах белоснежные муслиновые занавеси; точеные стулья с обтянутыми шелком сиденьями, туалетные столики, щедро раззолоченные гардеробы, картины на библейские сюжеты, обитые бархатом скамеечки для коленопреклонения на молитве, венецианские зеркала; на столиках множество безделушек вперемежку с молитвенниками, между листками которых засушены листочки лаванды. (И может быть, каждый из них — память о сладостном романе.) А на стенах — портреты белокурых и смуглых графинь, представительниц, по крайней мере, четырех поколений. Все они когда-то жили здесь, из этого гнезда улетали в большой мир. Может быть, еще и поныне их души витают в этих покоях.

Когда Аполку ввели сюда, ей показалось, что она попала в храм. (В одной из комнат был даже алтарь!) Сперва ей было немного боязно оставаться одной, но усталость взяла верх над страхом, и вскоре она уснула.

А граф Иштван поминутно ворчал на прислугу:

— Смотрите у меня, остолопы! Ходить на цыпочках. Ютка, ты что топаешь, как медведь? Пусть поспит мой маленький трофей. Бедняжка так устала!

К вечеру, когда Аполка проснулась, повар послал ей: обед, который внесла ключница, приставленная к девочке в качестве служанки.

Аполка с аппетитом поужинала, затем вышла в коридор и, остановившись у окна, со страхом оглядывала мрачные стены замка, незнакомых людей, которые иногда появлялись на пустынном дворе. Все казалось ей таким чужим, таким неприветливым. Вдруг она увидела кошку, которая ползла по крыше северной четырехугольной башни. Аполке показалось, что она уже видела ату кошку: точно такая же была и в доме у Гашнара Трновского! Обрадовавшись, девочка приветственно замахала ей платком, и кошка тоже посмотрела на нее так, будто признала.

— Ну, как ты чувствуешь себя, Аполка? — раздался вдруг за спиной чей-то голос.

Девушка обернулась — перед ней стоял граф Иштван.

— Хорошо, — покраснев, нерешительно отвечала Аполка.

— А почему ты такая грустная? Я не хочу, чтобы ты грустила. Понимаешь, не хочу!

Аполка покорно опустила голову:

— Я не буду грустить.

— Говоришь — не буду, а голос у тебя грустный. Может быть, ты скучаешь, Аполка?

— Может быть, — кротко ответила Аполка. — А может, я просто еще не привыкла к новому месту. И потом, я здесь одна…

— Ну, так не будешь одна, — пообещал граф Иштван и через несколько дней из окрестных деревень — Барина, Лапушни, Подзамека — собрал в замок восемь девочек, ее сверстниц. Потом он выписал из Тренчена дамского портного Шамуэля Котлани с тремя подмастерьями и два сундука всевозможных тканей. Целый месяц днем и ночью трудились портные, пока не выполнили всех заказов. И вот наконец «двор» Аполки был готов.

Весело было глядеть, как Аполка, подобно маленькой королеве, в сопровождении восьми юных фрейлин выходила гулять в парк или на площадь перед замком. Все девочки одевались в одинаковые платья — только наряд Аполки был сшит красивее, из более тонкого и дорогого материала и отделан золотым кружевом. Одна из фрейлин несла Аполкин платок, другая мяч, третья теннисную ракетку.

Граф Иштван вел теперь совсем мирный образ жизни, все свое время посвящая воспитанию Аполки. Бакра и капеллан Голуб, чередуясь, преподавали ей различные науки. Казалось, для Недецкого замка наступила пора затишья. Граф целиком был поглощен идеей — возвратить свою заложницу городу Бестерце прекрасно образованной, благовоспитанной девушкой.

— Вот увидите, какой отшлифованный бриллиант получится из этой девочки! — частенько говаривал он. — Господа из города Бестерце удивятся, когда приедут за ней.

Понграц забыл свои прежние чудачества и военные забавы, предоставив солдатам долгосрочный отпуск, но, разумеется, тут же появились новые затеи. Графа обременяли долги, и он решил заняться хозяйством. Однако своеобразие его мышления проявилось и в этом. Грубость Понграца непостижимым образом уживалась с нежностью и добротой. Он до того любил животных, что порой это становилось манией: так, например, он решил, что животных, особенно домашних, нужно объединить в своеобразное общество. Поэтому он приказал в каждый плуг запрягать вместе лошадь, осла и вола: пусть-де мол животные привыкают друг к другу.

Пружинский, готовый поддержать любую идею своего хозяина, посоветовал добавить в упряжку и корову, но Иштван Понграц пришел в негодование:

— Фу, Пружинский! У нас, в Венгрии, коровы не работают. Корова — животное женского пола, ее обязанность давать молоко, вскармливать телят. С нее и этого достаточно. Венгерский крестьянин слишком галантен, чтобы заставлять корову еще и работать.

Восхваляя животных, Понграц был поистине неистощим:

— Вот курица: она ведь сядет и на утиные яйца, выведет утят и вырастит их, хотя от этого ей никакой пользы. Как это прекрасно, не правда ли? Курица бескорыстно выполняет эту обязанность в силу природной честности и доброты. Человек же слишком испорчен, чтобы так поступать.

Однако и животные, несмотря на превосходство свое над людьми, надували графа Иштвана, злоупотребляя его добротой.

Были в его хозяйстве две ослицы — Юци и Ребека. Обычно их использовали только для того, чтобы по пятницам привозить в замок брынзу из ближайших овечьих кошар. Чудесная, прямо-таки барская жизнь была у этих ослиц. Полная противоположность людской: шесть дней ослицы отдыхали и мирно паслись в рощице возле замка и только на седьмой день работали. Некоторое время они честно выполняли эту повинность, но вскоре им удалось, неизвестно откуда, достать календарь, и, когда наступила очередная пятница, их невозможно было разыскать. Животные забрели в самую чащу дубравы и вернулись домой лишь на другой день, когда брынзу уже привезли на лошадях. Точно такой же фокус проделали Юци и Ребека и в последующие пятницы, чем сильно позабавили графа Иштвана.

— Какой ум у этих животных, какой ум! — восклицал он, всплескивая руками от удивления: — Нет, ослов нужно во что бы то ни стало реабилитировать в глазах общества.

Тогда-то и зародилась у него в мозгу мысль написать большой ученый трактат, который он начал по вечерам диктовать своему дьяку Бакре, назвав свое произведение: "О гениальности ослов".

В самом деле, осел — очень умное животное, гораздо умнее лошади, которая попросту глупа. Подковывает, например, кузнец коня и ненароком загонит гвоздь в живое мясо. Конь, как ни в чем не бывало, бегает с поврежденной ногой, тянет телегу до тех пор, пока нога не загноится. Но случись такое же с ослом, тот упрется и шагу не сделает от кузницы, а смотрит на кузнеца умными глазами, словно говорит ему: "Ни за что на свете не уйду, пока ты не вытащишь гвоздя из моей ноги, а не то, ей-ей, нога у меня разболится".

Это простое, серое, непритязательное животное никогда не старается показать, что оно сильнее или быстрее бегает, чем на самом деле, но не только при жизни осел отличается скромностью — так же деликатен бывает он, когда приходит его смертный час. Другие звери стремятся умереть с помпой: больной лев своим рыком наводит ужас на окрестные леса, собака тревожно и жалобно воет, нарушая ночной покой, тщеславный лебедь перед смертью единственный раз в жизни поет песню — и все эта для того, чтобы хоть как-нибудь привлечь к себе внимание (я уже не говорю о тех животных, которые обыкновенно не доживают до естественной смерти, как, например, вол, овца и т. д. Но тактичный осел никому не желает причинять неприятностей и огорчения: почуяв приближение смерти, он уходит умирать в чащу леса, в горные ущелья, туда, где и духа человеческого не слышно, — что же это, как не высшая деликатность! Вот почему редко кому приходилось видеть мертвого осла.

В ученом труде графа Иштвана целая глава была посвящена тактичности и деликатности ослов.

— Добавьте, amice Бакра, в виде примечания, что и в человеческом обществе деликатность — свойство тех, кто поглупее. Так развлекался хозяин Недеца с тех пор, как в замке появилась Аполка. Он стал как-то тише, смирнее, много охотился, катался верхом и ездил с визитами в соседние замки.