У черты заката. Ступи за ограду - Юрий Слепухин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Жерар плюнул и выключил радио. Погрев руки у решетки калорифера, он приоткрыл регулятор и снова уселся на диван, принявшись ковырять в трубке Бебиной шпилькой, Напрасно он не пошел с ней в кино. Какую бы чушь там ни показывали, все лучше, чем сидеть и думать о «легионе бед». Вы, дорогой мсье, просто превращаетесь в неврастеника, вам следует серьезно обратить на себя внимание, иначе дело кончится скверно.
Четыре месяца назад, покончив с Руффо, он дал себе зарок вычеркнуть этот период жизни из памяти. Никогда о нем не вспоминать. Деньги сейчас означают для него два-три года обеспеченной жизни и работы, и это главное. А об их происхождении нужно забыть. Но черт побери, человек устроен хитро. Никогда нельзя знать, что выкинет с тобой твое собственное сердце — не то, которое гонит кровь через твое тело, а то, которое вдруг упорно отказывается забывать…
«И все же я должен забыть, — сказал себе Жерар, стиснув в зубах мундштук и окутываясь густыми клубами дыма. — Я должен или найти этому совершенно непоколебимое оправдание, или забыть. Иначе…»
В передней раздался звонок. Жерар бросил взгляд на часы — для Бебы еще рано, да и потом у нее ключ. Не открывать, что ли… Еще окажется какой-нибудь осел из «Аполо» — для сегодняшнего настроения только и не хватает беседы с абстрактивистом. Впрочем, все равно нужно отозваться, мало ли что может быть…
Звонок повторился.
— Иду, иду! — крикнул Жерар, выходя в переднюю. — Кто там, черт возьми?
— Будь я негр, — проквакал из-за двери знакомый голос, — вы крепко спите, мой мальчик…
Жерар распахнул дверь и вынул изо рта трубку. Брэдли, в прозрачном мутно-зеленом плаще, поставил на пол оклеенный пестрыми ярлыками чемоданчик и расплылся в улыбке.
— Вы, Аллан?
— Не ждали? Хэлло, Бусс, рад вас видеть… — Брэдли заулыбался еще шире, обеими руками тряся руку Жерара. — Вчера собирался дать вам радиограмму из Рима и совсем забыл. Ну, как вы тут?
— Мерси, все в порядке. Вы из Италии?
— Из Италии, мой мальчик, именно из Италии… — Брэдли снял мокрый плащ, бросил его на столик у вешалки и вместе с Жераром прошел в гостиную. — Можете себе представить, еще вчера валялся на пляже в Сорренто и любовался итальяночками, а тут приезжаю — и вдруг такая погода. Ничего себе Южная Америка, «материк солнца»! Ну, так как вы живете, Бусс? Да, прежде всего пусть вас не смущает мое неожиданное появление, я остановлюсь у одного из своих знакомых. У вас найдется выпивка?
— Кажется, что-то есть. Не знаю точно, я давно не пил.
— Правильно делали. Но сейчас вы не откажетесь составить мне компанию, не правда ли? Впрочем, будь я негр! — Он хлопнул себя по лбу и вскочил с кресла. — Что за проклятая память, я ведь только что купил в аэропорту бутылку беспошлинного…
Брэдли принес из передней свой чемодан и, щелкнув замками, достал бутылку виски.
— Контрабанда? — поинтересовался Жерар, набивая трубку.
— Ясно. Дополнительный доход летного персонала, ха-ха-ха! Добрый старый «шэнли»… Представьте, в Италии виски стало совершенно недоступной роскошью, там его пьют только туристы, снобы или миллионеры. Остальные дуют кьянти и эту гнусную виноградную водку — как ее, «grappa»?..
Он достал из кармана перочинный нож, раскрыл одно из лезвий и занялся откупоркой, продолжая оживленно болтать:
— Я вот часто бываю в Европе, привык к ней, уважаю вашу культуру и все такое, а все же по-настоящему хорошо чувствую себя только по эту сторону лужи. Прячем безразлично где, в каком-нибудь Канзас-Сити, или в Каракасе, или здесь, в Байресе… Тем более что сейчас разницы почти и не заметишь — всюду те же рекламы, те же моды, те же марки автомобилей…
Жерар усмехнулся:
— Не уверен, что уроженец Байреса будет так же хорошо чувствовать себя в Канзас-Сити и что его вообще так уж умиляет это отсутствие разницы.
— Почему? — искренне изумился Брэдли. — Поймите, Бусс, ведь только благодаря нам все эти чертовы «амигос» начинают жить по-человечески. Посмотрели бы вы, что здесь делалось еще двадцать лет назад! Я, помню, приехал сюда в тридцать первом году — страшное дело, Бусс, все кабалерос ходили в черных сюртуках, представляете идиотов? Январь месяц, сотня градусов в тени, а он не выйдет на улицу без крахмального воротничка. А могли вы увидеть в баре женщину? Да ни за миллион долларов — понятно, я не говорю о проститутках. Байрес выглядел в те годы самой захолустной испанской провинцией. После девяти часов вечера ни одна порядочная женщина не могла появиться на улице без провожатого. А теперь? Зайдите в любой бар — тьма девчонок, пьют, курят…
— Одним словом, да здравствует прогресс, — кивнул Жерар. — Прошу прощения…
Он прошел на кухню, достал из холодильника сифон содовой и формочку с кубиками льда, взял стаканы и принес все это в гостиную.
— Дайте-ка ваш ножик, я нарежу лимон, — сказал он, расставив принесенное на столике.
— Держите. Но вы не ответили на мой вопрос. Как ваши успехи?
— О, успехи фантастические. Наливайте себе сами, Аллан, я ваших пропорций не знаю.
— Пополам, как обычно. Вам тоже?
Брэдли положил в стаканы лед, ломтики лимона, на треть наполнил их виски и долил содовой. Жерар взял свой, взболтнул жидкость цвета слабого чая и задумался.
— Ну ладно, — сказал он. — За ваш приезд.
— Милле грациа, как говорят в Риме. Эх, Бусс, какую я позавчера видел итальяночку… — Брэдли покрутил головой и поднес к губам стакан. Отпил из своего и Жерар.
— Чем же закончилось ваше знакомство со стариком Руффо? — поинтересовался Брэдли. — Пришли к соглашению?
Жерар молча дожевал лимон, выбросил в пепельницу ленточку кожуры.
— Слушайте, Аллан, вас никогда не называли сукиным сыном?
— Очень часто. А что?
— А то, что вы со мной поступили как самый настоящий сукин сын. Надеюсь, откровенность вас не обижает?
— В чем дело, Бусс? До меня что-то не доходит. — Брэдли посмотрел на него с недоумением почти искренним.
— Почему вы не сказали мне, что квартира принадлежит Руффо? Вы знаете, что вы этой проклятой квартирой загнали меня в тупик?
— Бусс, будь я негр! — обеспокоенно сказал Брэдли. — Неужели старая вонючка подложила вам свинью? Послушайте, как было дело, я сейчас все вам расскажу. Квартира эта и в самом деле его — это я знал. Я сам перед отъездом позвонил старику и спросил его, нельзя ли временно предоставить помещение тому художнику, о котором мы говорили. Он сейчас чертовски нуждается, сказал я ему. А он говорит: «Ладно, пускай живет, мне-то что! Все равно у нас с ним предстоят деловые отношения, так что это даже удобнее. И насчет платы, дескать, я скажу администратору, чтобы его не беспокоили». Так он мне и сказал, Бусс, верьте слову! А что случилось?
— Что случилось… Случилось то, что он потом предложил мне заплатить за все прожитое время. Я с ним совсем было порвал. Ну а после такого требования…
— Вот сукин сын! Но в общем-то вы поладили?
— Да… Кое-что я для него сделал, — нехотя сказал Жерар. — Знаете, я был уверен, что эту штуку с квартирой подстроили вы… Теперь-то мне уже наплевать… — Он пожал плечами. — Теперь мне вообще на многое наплевать. Даже на то, что я продолжаю, как видите, здесь жить. Словом, не будем говорить на эту тему.
— Отлично, мой мальчик, как вам угодно, — с явным облегчением поспешно сказал Брэдли. — Поверьте, я понимаю ваше состояние — угрызения совести и всякие такие штуки. Но я уже высказывал вам свою точку зрения на этот счет… В такое уж гнусное время мы живем, что ж делать.
— Угрызения совести? — задумчиво переспросил Жерар. — Нет, Аллан… Тут похуже, чем просто совесть. Ну, довольно об этом.
— Правильно, Бусс, не мучайте себя и не расстраивайтесь. Денег-то хоть подработали?
— Да… На год-другой хватит.
— Великолепно. Теперь вам следует жениться, мой мальчик, мало ли в Байресе красоток…
— А я уже женился.
— Да ну? — Брэдли просиял. — Чего ж вы молчали до сих пор, такие вещи полагается сообщать сразу! Где же ваша миссис?
Жерар отпил глоток и потянулся за лимоном.
— Ушла в кино, смотреть каких-то космических убийц. Подождите до восьми — познакомитесь.
Брэдли посмотрел на часы и вздохнул:
— К великому сожалению, никак не смогу. Придется отложить до другого раза, сегодня вечером у меня чертовски много дел. А жаль. И как же выглядит миссис Бюиссонье?
— Как миллион долларов. — Жерар выплюнул лимонное семечко. — Кстати, ее зовут не миссис Бюиссонье, а мисс Монтеро.
Брэдли, приготовившийся уже провозгласить тост за здоровье новобрачных, явно смутился и в замешательстве опустил стакан.
— А… Вот как… — пробормотал он.
— В чем дело, ваше пуританское сердце шокировано?