Дети Эдгара По - Питер Страуб

Стив Резник Тем и Мелани Тем

«Человек на потолке» — единственная работа, которая удостоилась в один год премий Международной гильдии хоррора, Брэма Стокера и Всемирной премии фэнтези. Не так давно в серии «Открытия» компании «Wizards of the Coast» вышел роман, представляющий собой расширенную и переосмысленную версию рассказа. Мелани и Стив также становились лауреатами Британской премии фэнтези. Их произведения печатались в журналах «The Magazine of Fantasy & Science Fiction», «Isaac Asimov’s Science Fiction Magazine» и в таких антологиях, как «Аутсайдеры» (РОК) и «Лучшее за год. Мистика. Магический реализм. Фэнтези» (Сент-Мартинс). В 2009 г. вошли два сольных романа: «Жёлтый лес» Мелани и «Отель-западня» Стива.

Человек на потолке

Всё, что мы собираемся рассказать вам, — правда.

Только не спрашивайте меня, «в буквальном смысле» или нет. Знаю я этот буквальный смысл. Буквальный смысл вечно садится в лужу, когда мне надо объяснить что-то по-настоящему важное. То есть мои сны, то, что творится у меня в голове и ничем не отличается от реальности. А ведь именно там большинство из нас и живёт: в своих грезах, в своих мыслях. Истории, которые разыгрываются в них, все эти притчи и сказки, и есть наша жизнь. С самого детства мне хотелось узнать, как зовут тех таинственных персонажей, которые в них живут. Их героев, демонов и ангелов. Стоило мне дать им имена, и я подошёл бы на шаг ближе к пониманию того, кто они такие. Стоило мне дать им имена, и они стали бы настоящими.

Когда мы с Мелани поженились, то выбрали это имя, ТЕМ. По-цыгански оно значит «страна», а ещё так звали египетского бога, который создал весь мир, дав название ему и всему, что в нём есть, а заодно сотворил и себя самого, назвав одну за другой части своего тела. «Тем» стало именем наших отношений, той неоткрытой страны, которая всегда существовала внутри нас обоих, но стала реальной лишь после нашей встречи.

Многое в нашей общей жизни связано с этим именованием. Мы даём имена вещам, местам и таинственным, тёмным существам. Мы даём имена друг другу и тому, что есть между нами. Придаём ему реальность.

В персонажах страшных рассказов меня больше всего тревожит особая, только им присущая неопределённость. Как бы ясно ни представлял писатель те или иные пугающие образы, но, если они действительно вызывают отклик, если отражают некий глубинный ужас, сидящий в животном по имени человек, — то наш разум отказывается придавать им конечную форму. Чем ближе они к нам, тем размытее их лица, тем явственнее проступают в них черты тех, кого мы боимся на самом деле: вервольф становится стариком из нашего квартала, старик — мясником, мясник — дядюшкой, который приезжал гостить на Рождество, когда нам было пять. Лицо кошмара застывает, но ненадолго, и едва мы успеваем набросать его черты, как оно уже превращается во что-то другое.

Мелани часто будила меня среди ночи и говорила, что в окне нашей спальни или на потолке какой-то человек.

У меня были свои сомнения, но, как хороший муж, я вставал, проверял окно или смотрел на потолок и пытался ее успокоить. Мы проходили через это множество раз, и я уже перестал верить, что она успокоится, несмотря на все мои заверения. Но я всё равно пытался, раз за разом предлагая ей более чем разумные объяснения того, что это тени от веток на ветру пляшут за окном, или что она, внезапно проснувшись от беспокойного или тяжёлого сна, приняла люстру в спальне за чью-то голову. Иногда мои дотошные объяснения её ужасно раздражали. Сквозь дрёму она удивлялась, как это я не вижу человека на потолке. Я что, шутки шучу? Или стараюсь успокоить, хотя и знаю страшную правду?

По правде говоря, вопреки всем стараниям оставаться разумным, я верил в человека на потолке. Верил всегда.

В детстве я был упорным лжецом. Я лгал хитро, я лгал невинно, я лгал с энтузиазмом. Я лгал от смущения и от глубокого разочарования. Самое изобретательное моё враньё появилось на свет в 1960-м, во время президентских выборов. Пока вся страна обсуждала сравнительные достоинства Кеннеди и Никсона, я объяснял своим друзьям, что я — один из пары сиамских близнецов, а мой брат трагически погиб во время операции по разделению.

Возможно, искреннее, чем в тот раз, я не лгал больше никогда, ведь, придумав это, я обнаружил, что горюю по потерянному брату, своей копии. Впервые в жизни я создал правдоподобного персонажа, и он сделал мне больно.

Позже я осознал, что как раз в то время — мне было десять лет — умирало моё прежнее «я», и я медленно превращался в близнеца, который умер и перешёл в другой, лучший, рассказ.

Ложь, которую я придумываю с тех пор и за которую получаю деньги, нередко бывает о таких вот тайных, трагических близнецах и их иной жизни. Жизни, которая снится нам по ночам и почти — но не до конца — забывается с первыми лучами дня.

Так разве мог я, именно я, сомневаться в существовании человека на потолке?

Мой первый муж не верил в человека на потолке.

По крайней мере, он так говорил. Он говорил, что никогда его не видел. Никогда не видел кошмаров по ночам. Никогда не видел, как молекулы движутся внутри древесных стволов, не ощущал расстояния между частицами своего тела.

А я думаю, что всё это он видел, только слишком боялся назвать вещи своими именами. Я думаю, он верил, что если не давать тому, что видишь, имён, то оно перестанет быть реальным. И, по-моему, это значит, что человек на потолке утащил его давным-давно.

В те времена я обычно видела змею, которая ползла по потолку, а потом свешивалась, чтобы обвиться вокруг моей кровати. Я просыпалась, но змея не исчезала — огромная, живая, извилистая и такая завораживающая. Я кричала. Я звала на помощь. Мой первый муж нехотя приходил несколько раз, но, не сумев убедить меня в том, что никакой змеи на потолке нет, перестал.

Стив приходит всегда. Обычно он уже рядом.

Однажды ночью какой-то человек на самом деле влез в окно моей спальни. Он на самом деле сидел на краю моей постели, на самом деле бормотал что-то несвязное и шарил руками под одеялом, на самом деле удивился и сконфузился, когда я села и завизжала. Наверное, он спутал меня с кем-то другим. Пошатываясь, он вылез наружу из того же самого окна второго этажа, через которое пришёл. Я гналась за ним по всей комнате, вцепившись в полу его джинсовой куртки. Но я отпустила его, так как не могла представить, что буду делать, если мне удастся его удержать.

Пока я спустилась вниз и рассказала обо всём моему первому мужу, незваного гостя и след простыл. Приехала полиция, но никаких улик не было, а узнать его я, разумеется, не смогла бы. Даже от моего описания не было никакого проку: было темно, я не видела его лица. Бормотал какую-то чушь. Смутился не меньше меня. Зла он мне не желал, добра, наверное, тоже. Мне он вообще ничего не желал. Принял меня за другую. Я его не боялась. Он не изменил мою жизнь. Он не был человеком на потолке.