Джентльменов нет - и привет Джону Фаулзу! - Ирина Степановская

Респектабельность простерла свой свинцовый плащ над всей страной... и в гонках побеждает тот, кто преданнее других поклоняется этой всемогущей богине – и только ей одной.

– Ну что, продвигаются матримониальные планы? – спросила у Вики Пульсатилла, когда вечером следующего дня старшая дочь вернулась домой.

– Подвигаются, – небрежно ответила та и, не задерживаясь в опасной близости от матери, проследовала в свою комнату. Младшая сестра Катя сидела за столом и, подперев щеку рукой, учила уроки. Когда Вика вошла, она сделала значительные глаза:

– Мама здесь два дня рвала и метала!

Вика неопределенно пожала плечами:

– Ну и что?

Когда Пульсатилла возникла на пороге, Вика переодевалась в домашний халатик.

– В гостях, может быть, кормят лучше, а дома уж что Бог послал. Пожалуйте к столу!

Катя с удовольствием отодвинула в сторону учебники, а Вика коротко сказала:

– Не хочу! – И стала разбирать свою постель.

Татьяна спровадила младшую дочку мыть руки и подошла к старшей.

– У тебя все в порядке? – Она слегка коснулась девичьего плеча.

– Ой, мама, не надо! Не приставай с разговорами! Все у меня в порядке, я просто устала! – Тело у Вики было напряженным и твердым, как камень.

– Во сколько тебя завтра будить? Ты собираешься в институт? – еще более осторожно спросила Пульсатилла.

Дочь повернула к ней бледное лицо:

– Все твои хитрости, мама, шиты белыми нитками. Я встану сама, а в институт пойду ко второй паре. Как полагается по расписанию.

Пульсатилле стало ее ужасно жаль. Захотелось обнять и прижать к себе, как маленькую. Ах, как же быстро на самом деле выросли девочки! А она-то все время только и мечтала, чтобы это произошло поскорее, чтобы они стали самостоятельные, встали на ноги. Много бы она отдала за то, чтобы Вика теперь никуда не исчезала из дома, лежала бы на диване, как раньше, красила губы тайком взятой у нее помадой и смотрела по телевизору сериалы. Но нет, жизнь идет! Старшая дочка выросла – теперь не успеешь оглянуться, как скоро уйдет из дома и младшая... Нехороший Вика подает Кате пример.

– Послушай, – шепотом спросила она у Вики, оглядываясь на дверь в ванную, – ты... не того?

– Чего «не того»? Не беременная, ты имеешь в виду? – громко и зло спросила Вика.

– Да... то есть нет... Что ты кричишь? – Пульсатилла, почти на всех производящая впечатление чумы или атомной бомбы, сейчас смешалась.

«Ох, характер у дочери непростой! Даже если и залетит, может и не сказать об этом!»

– Ты скажи, если что, – с неожиданным для себя смущением залепетала она. – Что-нибудь придумаем...

– Господи! Какие же вы все ханжи! – громко, плаксивым голосом сказала Вика. – Простые вещи вызывают у вас страх. И ведь боишься ты, мама, не того, что я могу, к примеру, умереть в родах, а того, что быть беременной и не замужем неприлично, что узнают соседи или не будет денег воспитывать ребенка, или еще придумаешь какую-нибудь такую же чепуху! – Дочь в сердцах швырнула подушку в изголовье постели.

– Тьфу, тьфу, тьфу! Что ты несешь! – сплюнула в сторону Пульсатилла. – Какая же ты еще дурочка! Обвиняешь людей в ханжестве, а сама совершенно не понимаешь жизни! Тебе не замуж надо выходить, а книжки правильные читать...

– Эти вот, что ли? – Вика быстрым шагом подошла к навесной полке, куда мать ставила книги, которые любила почитать на ночь, и сгребла оттуда целую охапку. Она поднимала над головой книгу за книгой и швыряла их на кровать. – Ты имеешь в виду вот этот кладезь познаний и жизненного опыта?

Одна за другой в воздухе совершали кульбиты «Анна Каренина», «Мадам Бовари», «Унесенные ветром», «Мария Стюарт», «Мария Антуанетта», «Жизнь Жанны Ней» и, наконец, последней совершила переворот «Подруга французского лейтенанта» Джона Фаулза. Из нее веером посыпались закладки.

– Вика! Что ты делаешь! Завтра на занятии я должна буду объяснять...

– Лучше бы ты преподавала экономику, мама!

– Почему? – Пульсатилла считала себя хорошим преподавателем. Ей нравилось рассуждать о характерах героинь, и она всерьез считала, что классика потому и становится классикой, что речь в ней идет о вечных ценностях. Она помнила что и дочки, особенно старшая, когда еще училась в школе, тоже с интересом слушали ее рассуждения. Теперь, после этого странного выпада, она подозревала почти наверняка: с Викой случилось что-то нехорошее, только вот надо еще выяснить что. От волнения и страха за дочь у Пульсатиллы задрожал подбородок.

– Фу! Как некрасиво дрожит у тебя лицо! – с презрением отвернулась Вика. – Надо уметь сдерживать себя!

– Поставь на место книги! – тихо, но твердо сказала ей Пульсатилла.

– Кладезь премудрости! – фыркнула Вика, но все-таки стала собирать тома. В дверях возникла младшая сестра.

– Ты поела? – спросила у нее Пульсатилла.

– Да, спасибо. Все было очень вкусно, – машинально ответила девочка, на что Вика презрительно фыркнула. Катя снова прошла к своему столу, с интересом оглядывая комнату. – Что это тут у вас было?

– Ветром сдуло, – ляпнула первое, что пришло в голову, Пульсатилла и стала собирать с пола листочки. Вика еще водружала книги на полку, когда Пульсатилла, взяв томик Джона Фаулза, вышла в кухню и, присев там к столу, принялась рассматривать вылетевшие бумажки. И каково же было ее удивление, когда она увидела, что некоторые заметки были написаны не ее собственной рукой, а еще не устоявшимся Викиным почерком.

«Посмотрю, когда они уснут», – решила Татьяна и уселась пить чай. И только когда в комнате девочек погас свет, она решилась читать отрывки, которые подчеркнула Вика.

Первая строка на бумажке, попавшаяся на глаза Пульсатилле, была подчеркнута. Далее следовала цитата.

Джон Фаулз пишет, как мужчины привыкли судить о женщинах

Женщины, как товары на полках, терпеливо ждут своего покупателя, а мы заходим в лавку, рассматриваем их, вертим в руках и выбираем, что больше приглянулось – пожалуй, эту... или вон ту? И если они мирятся с этим, мы довольны и почитаем это доказательством женской скромности, порядочности, респектабельности. Но стоит одному из этих выставленных на продажу предметов возвысить голос в защиту собственного достоинства... Почему, собственно, замужние дамы, нарушающие брачный обет, заслуживают большего снисхождения, чем...

После чего почерком Вики была сделана жирная приписка: «проститутки».

Пульсатилла перевернула несколько страниц. На одной из них был подчеркнут эпиграф.

Кто такой был этот Лесли Стивен, Пульсатилла не знала. Боже, какая каша, какая сумятица у девочки в голове! Таня отложила в сторону простой темный томик. Ей захотелось, будто наседке, раскрыть над дочерьми крылья и защитить их от мира. Но от всего не защитишь, подумала она и осторожно прошла к девочкам в комнату. Катя спала, по своей привычке свернувшись клубочком, как маленькая, посапывая во сне. Вика лежала тихо и неподвижно, вытянувшись на своей постели. «Тоже спит», – подумала Пульсатилла и в темноте склонилась над ее изголовьем. Лицо дочери было бледным, огромные, неподвижные, странно блестящие в темноте глаза смотрели в потолок.