Покаяние «Иуды» - Ахмет Хатаев

– Надеюсь, вы не дифирамбы в мою честь произносить пригласили меня? – учтиво спросил Эди.

– Нет, конечно. Для начала хотелось посмотреть на парня, который моих лучших ребят, говоря народным языком, за секунды отдубасил, отчего у них при вашем виде поджилки трясутся… М-да. Но, разумеется, есть и дело, которое меня весьма и весьма интересует. Насколько я осведомлен, вы к нему имеете самое прямое касательство. И так, что вы можете на этот счет сказать?

– Собственно, ничего, так как ничего об этом деле, кроме того, что сказал следователь, не знаю. И самое парадоксальное заключается в том, что никто не хочет верить моим словам, – с возмущением в голосе промолвил Эди, чем привлек на себя внимание стоящих у входа надзирателей.

– Прекрасно сказано, так и надо, но не настолько громко, а то, видите, эти шестерки вылупились в нашу сторону. А так, даю вам честное слово, я даже расстроился бы, скажи вы что-нибудь не в таком духе.

– Это и на самом деле так, не стану же я себя оговаривать?

– Правильно, но вот беда, менты думают иначе, и потому они намерены из вас выколачивать признание. У них имеются данные о том, что человек, который напал на инкассаторов, был очень сильным и ловким человеком. По внешним данным вы очень подходите под него, к тому же говорят, что он тоже кавказец. Вы понимаете, о чем я говорю?

– Ну что из этого вытекает, мало ли в стране крепких людей? – недоуменно бросил Эди.

– Мало. Особенно избравших полем деятельности Минск. А насчет того, что из этого вытекает, скажу так, вам нужна хорошая защита и моя поддержка, иначе, как говорят, удачи не видать, – произнес Справедливый, кривя губы в улыбке. – Подумайте об этом на досуге и дайте знать.

– Хорошо, подумаю, помощь никогда не бывает лишней. Но, что касается Минска, то у меня здесь и на самом деле имеется свой интерес по научной работе.

– Мило, однако, вы ко всему еще и ученый, никак не подумал бы, что человек с такими кулаками и волей увлекается наукой. Но, увы, оказывается, жизнь знает и такие примеры. Так что, Эди, наша незатейливая беседа получила новое звучание, прошу, продолжайте, – процедил сквозь зубы Справедливый, упершись в его глаза холодным взглядом.

– Я занимаюсь историей прошлой войны, в чем мне помогают местные ребята, с которыми знаком несколько лет, и в этот раз приехал сюда с этой же целью, – произнес Эди, глядя прямо в глаза собеседнику. – Правда, милиция сорвала все мои планы, но я пытаюсь им доказать, что ни в чем не виноват.

– У вас, что и на самом деле имеются такие кореша, то есть товарищи? – с недоверием в голосе спросил Справедливый.

– Имеются, и они будут биться за меня.

– Хорошо, но как, если, конечно, это не является вашей тайной?

– Ничего хитрого в этом нет: они официально обратятся в милицию или, скорее всего, в прокуратуру с заявлением, мол, он честный гражданин и тому подобное, – коротко пояснил Эди.

– Нет, Эди, милиция, почувствовавшая вкус успеха в розыске такой крупной дичи, никогда не согласится с тем, что вы обычный фраер, извините, честный гражданин, и под белые ручки вас не выведут на свободу, – делая акцент почти на каждом слове произнес Справедливый. И тут же, с шумом глотнув свежего воздуха, добавил: – Так не годится. Подобным образом вы можете подставить под милицейскую наковальню своих корешей. Вы, наверно, не знаете, что дело инкассаторов находится под контролем ЦК партии. И наверняка о вашем аресте туда сразу же доложили как о своем успехе в борьбе с криминалом. Так что без моей помощи вам не обойтись, а об условиях и тому подобном поговорим позже.

После этих слов Эди отчетливо понял, что Справедливый ему не поверил и продолжает видеть в нем одного из грабителей инкассаторов. И потому не стал более убеждать его в обратном, а просто попросил поручить кому-нибудь из своих людей на свободе довести до Рожкова информацию о себе, сообщив при этом, как его найти.

Справедливый обещал это сделать в ближайшее время и, уже поднимаясь, чтобы вернуться в камеру, произнес:

– Имейте в виду, ваш сосед по камере есть самая настоящая гнида[39], может любую гадость подложить. Не доверяйтесь ему, он опасный человек, я об этом доподлинно знаю.

– Неужели настолько велики его грехи? – спросил Эди, изобразив на лице удивление. – Вроде нормальный человек.

– В следующий раз расскажу, – добавил он и, сложа руки за спину, направился к входной двери, где его уже ждал «грозный надзиратель», но неожиданно остановился и, обернувшись вполоборота к Эди, произнес: – Да, чуть не забыл, не мешайте моим людям в камере, а то я могу рассердиться и устроить вам здесь тяжелую жизнь.

– Опять угрозы, это не хорошо, а я уже поверил было, что вы тонкий знаток психологии людей, – бросил ему вслед Эди, поднимаясь со скамьи.

После этих слов Справедливый замедлил шаг, но ничего говорить не стал. И лишь перед тем, как войти в здание, окинул Эди тяжелым взглядом.

Догулявших положенные два часа заключенных также строем вернули в камеру, полы в которой стараниями дежурного зэка уже были подметены и помыты. Блестела даже столешница, еще не высохшая от сырой тряпки. Но устойчивый запах человеческой плоти, пропитавший всю камеру, по-прежнему торжествовал в этих четырех стенах. Его не смог выветрить отсюда даже двухчасовой сквозняк.

Бизенко еще не было. «Его, видимо, ребята раскручивают по полной программе, – подумал Эди, присаживаясь на койку. И тут же обратил внимание на то, что кто-то без всякого стеснения поковырялся в его постели, о чем свидетельствовала помятая подушка, взбугрившийся матрац, торчащие из-под одеяла концы простыней. Осмотревшись, он также установил, что обшарили и сумку, и тумбочку. Но вещи все были на месте. «Это, скорее всего, надзиратели ищут запрещенные предметы, – решил он, бросив взгляд на соседние койки, вид которых свидетельствовал о том, что и по ним прошлись руки тех же людей. Его сомнениям окончательно положил конец донесшийся откуда-то со второго яруса трехэтажный мат в адрес «потрошителей постелей» и раздавшийся вслед за этим хохот.

Прислушиваясь к разговорам заключенных, Эди заправил постель и лег отдохнуть и тут же уснул, будучи уверенный, что в ближайшие дни блатные не станут искать момента, чтобы его наказать. Гарантией этому являлась договоренность со Справедливым… Тем не менее сон его был тревожный, и потому он сразу услышал шум открывающейся двери и возглас Слюнявого:

– А вот и наш крученный[40] наконец-то от следака вернулся, век свободы не видать, если он его не замурыжил[41].

Но Бизенко, к удивлению наблюдавших за ним сокамерников, не обратил никакого внимания на выпад Слюнявого, и с отрешенным взглядом прошел к своей койке и тяжело опустился на ее край, обхватив голову руками, что могло означать только одно – он потрясен и растерян… Это бросилось в глаза всем, кто наблюдал за ним, даже Слюнявый и то прекратил ерничанье. Но единственным здесь человеком, кто знал истинные причины такого его состояния, был Эди, который продолжал лежать, физически ощущая происходящую в нем борьбу, борьбу мыслей с мешающими их работе громадными волнами страха. Энергетика, излучаемая столкновением этих двух стихий, словно какая-то тягучая масса, начала давить на Эди, мешать дыханию, отчего он встрепенулся и резко присел. При этом мгновенно ощутил, что должен что-то сказать Бизенко, проявить участие.

– Вам плохо, может быть воды? – спросил Эди, потянувшись к тумбочке, где находились бутылки с минералкой.

– Спасибо, не надо, сейчас пройдет, – слабым голосом ответил Бизенко, секунды спустя.

Тем временем Эди налил воды в арестантскую кружку и протянул ему.

– Благодарю вас, – таким же голосом сказал он, беря кружку, и затем несколькими судорожными глотками ее опустошил.

– Благодарю вас, – вновь сказал он, ставя пустую кружку на тумбочку, после чего лег, уткнувшись лицом в подушку.

Эди не стал его более беспокоить, чтобы не показаться назойливым и тем самым не вызвать подозрений.

«У Бизенко сейчас будет обостренное восприятие происходящих событий и общающихся с ним лиц, мол, не подстроено ли это чекистами. Заботу, достаточную и объяснимую с точки зрения предыдущего с ним общения, я уже проявил, увидев его угнетенное состояние. Поэтому нет необходимости пытаться инициативно лезть ему в душу, что наверняка будет контрпродуктивно. Надо просто набраться терпения и ждать. Если мои расчеты окажутся верными, то Бизенко уже сегодня должен начать действовать», – рассуждал Эди, смотря на то, как за столом в карты режутся Долговязый и Слюнявый.

«Неужели долговязым и им подобным в этой жизни ничего, кроме как украсть, быть пойманным и тянуть срок, обвиняя в этом всех и вся, не нужно. Откуда они появляются, из какого теста слеплены, почему их не волнуют происходящие в стране изменения и способны ли они понять то, что денно и нощно вещает в камере радио. Видимо, у них устойчивое неприятие этих преобразований, которые сулят человеку больше свобод, больше демократии, вон даже чекистам строго-настрого велено больше внимания уделять профилактике государственных преступлений, начать реабилитацию репрессированных и переоценку отношений со спецслужбами противника, поскольку «холодная война» уходит в прошлое, и наступают времена, когда люди будут вспоминать ее как историческое недоразумение.