Маханакхон - Александр В. Великанов

Огневский собирался негалантно отмахнуться от поучений, но Ум продолжила:

– И кхун Селэгей, похоже, был такой, если не еще более «горячий». Смотрите, что он сделал со своим планшетом…

Девушка вынула из сумки айпад, все стекло которого было рассечено кривыми трещинами.

– Планшет Шестова?! – воскликнул Андрей.

– Да, – улыбнулась Ум. – Я поговорила с одним из сотрудников, у которого рабочее место возле входа в… Ну, в комнату, где русские сидят, чтобы им было жарко.

– В баню?

Она кивнула.

– Этот человек, кхун Бой, один из старших программистов, он часто засиживался в офисе допоздна, как и кхун Селэгей.

Огневский слушал, пораженный.

Работник рассказал, что в один из вечеров перед исчезновением Шестов был очень «чай лонг», сердито шагал по офису, что-то бормотал на своем языке. Потом какое-то оповещение пришло на планшет, он прочел – и с криком швырнул его, чуть не попал в бедного Боя. Но угодил в открытую дверь бани, которую как раз оставили открытой на ночь, проветривали.

– Я осмотрела баню, – продолжала Ум. – Планшет срикошетил от стеклянной стены и упал за деревянной лавкой, на которой там сидят. Так что при следующей уборке его не заметили.

– Кхун Ум, вы чудо! – воскликнул Огневский. – Благодарю вас от всего моего «чай лонг»! Есть хороший шанс, что данные не пострадали: в планшете все пишется на флеш-привод, он тряски не боится. А корпус у айпада крепкий, металлический.

Он нащупал в кармане оторванный рукав «Питерса», и улыбка исчезла.

– Сейчас завезем планшет в аналитический отдел полиции, – сказал Андрей. – Пусть осмотрят, сделают копию всех файлов, которые можно считать. После этого отвезу моему специалисту по добыванию данных. А потом… будет еще одна встреча.

Соотечественники

Огневский молча шагал по пустому парку особняка.

Было всего одиннадцать тридцать утра. Грищ обещал первые результаты к вечеру (если будут), а пока оставалось вспоминать все, что произошло, и ломать голову.

Больше всего, конечно, занимал Андрея загадочный «вертолетчик». Мало того что тот умудрился внедриться в СБ Шестова, нагло и изобретательно похитил его личный компьютер, лежавший в вертолете. Так еще и выхватил из-под носа у следствия единственный оставшийся источник данных – жесткий диск, вынутый Огневским.

Да и к тому же попытался зарезать следователя. Хотя… Уж сильно простой был удар ножом, любой подготовленный боец отобьет не думая. На такого хитрого господина совсем непохоже… Уж не было ли это просто отвлекающим маневром? Заставить Андрея сконцентрироваться на защите своей жизни, а про сумку на несколько мгновений забыть?

Это, кстати, может намекать и на то, что с мастерами хаягакэ, атаковавшими Огневского на Силоме, как и с покойным Слоуном, этот «Питерс» не связан. Те били на поражение, их целью был «вынос тела», а этого интересовали только улики.

Увы, полчаса назад звонила Мэу, и новости у нее были плохие: перехватить вертолет не удалось. Пока прибыли две поднятые по тревоге полицейские «вертушки», угнанная машина Шестова рухнула в мутные воды Чаопхраи, реки, пересекавшей Бангкок с севера на юг. Следов пилота не обнаружено.

Очевидцы сообщили, что перед тем как упасть в реку, вертолет пару минут шел на высоте всего нескольких метров над волнами. Оставалось предположить, что угонщик выпрыгнул в Чаопхраю прежде, чем машина ударилась об воду.

При всем бешенстве, переполнявшем сейчас Огневского, он не мог не восхищаться стилем работы – бесстрашием, дерзостью и выдумкой этого «Питерса».

В руке Андрей комкал черный рукав пиджака. У него была только одна ниточка к личности этого загадочного человека, и он боялся того, куда она может привести.

– Кхун Андэй?

Огневский не сразу заметил Ноя, управляющего усадьбой. Тот, похоже, стоял перед ним уже какое-то время, пытаясь ненавязчиво обратить на себя внимание. Ной был толст и торжественен, с черными усами.

– Кхун Андэй, к вам пришла девушка. Малия́ Бас… Ба-сэ-ма…

– Басманова, – вздохнул Андрей, – приведите.

Маша едва ли не полезла с приветственными объятиями, но Огневский только махнул рукой:

– Пойдем внутрь.

Они молча поднялись по широкой лестнице в комнату Андрея. Девушка покачала головой, оценивая роскошную обстановку.

– Что это? – удивилась она, когда он бросил перед ней на стол оторванный рукав – чёрную ткань пиджака, под ней белую ткань рубашки.

– Он ваш?! – прошипел Огневский. – Не отпирайся, я знаю, что он русский!

– Дюша, ты о чем? – спокойно спросила Маша.

Он быстро рассказал об обыске и об угонщике вертолета.

Потом закатал левый рукав своей футболки.

– Знаешь, что это? – ядовито спросил он, показывая маленькую ямку на мускулистом плече. – След от БЦЖ. Прививка от туберкулеза, ее делали всем детям в СССР, в обязательном порядке. У многих от нее оставалась вот такая ямочка. Пока мы «обнимались» с «вертолетчиком», я оторвал ему рукав, а там – такая же метка, как у меня. Этот «Питерс» никакой не «Питерс», не южноафриканец. Он русский! Что вы меня всё водите за нос, мать вашу!

Маша села в кресло, подперла голову рукой.

– Русский, да не наш… – сказала она тихо. – Я, кажется, знаю, о ком ты. И поверь, что нам этот человек доставил не меньше проблем, чем тебе.

– Дай угадаю, – сказал Андрей, – ты сейчас заявишь, что больше ничего не можешь сообщить «частному лицу»?

– Не угадал, – слегка улыбнулась Маша, – даже наоборот. Мне дали добро на то, чтобы ввести тебя в курс дела. Части дела…

– Да неужели, – буркнул Андрей, но наклонился вперед со всем вниманием.

– История длинная и не самая приятная… – вздохнула Маша.

– Прошли времена, когда нам с тобой было «приятно», – усмехнулся Огневский. – Давай послушаю. Мы остановились на том, как ты внедрилась к стопщикам в «Вагабонд» и стала охмурять Шестова.

Маша, как всегда, не обиделась на колкости:

– Я виделась с Сергеем регулярно в течение месяца, собирала сведения. Наши знали только, что против него затевается какая-то дерзкая акция, но ничего конкретного у нас не было. Оставалось ждать и быть начеку. Несколько сотрудников вели за ним скрытное наблюдение, на случай атаки или других неприятностей. А я должна была оставаться в курсе того, чем он сейчас увлечен, какие строит планы.

– Прям ангелы-хранители, блин, – скривился Андрей. – «Один – душу спасает, другой – тело бережет».

Она не обратила внимания.

– Он был со мной довольно откровенен, считал меня близкой по духу, «идейной бунтаркой против системы». Сам ведь таким был в юности. И его восхищало, что «Аня» смогла сохранить хиповский образ жизни до тридцати лет, хотя он сам ушел «в цивилы» где-то в двадцать пять. Чувств особых между нами не было, по крайней мере