Бальзак. Одинокий пасынок Парижа - Виктор Николаевич Сенча
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто знает, спрятавшись за спину Ле Пуатвена, не продал ли Бальзак душу дьяволу?..
* * *
Такое уже случалось: Паганини и скрипка, Борджиа и власть. И вот – Бальзак и перо. Оноре сильно изменился: он словно обезумел!
Кто сказал, что работу – пусть даже если это непосильный труд! – кто сказал, что её следует чередовать с отдыхом? Сон, разговоры, вкусный обед – всё это для лодырей! Подобное – прерогатива бездарей и лентяев, которые чаще отдыхают, чем вкалывают, несмотря на лишения.
Оноре потерял сон. А заодно и покой. И вместе с этим – рассудок. Последнее обстоятельство особенно беспокоило матушку, которая, безусловно, желала, чтобы её «любимый Оноре» стал известным писателем, но… не ценой же собственной жизни. Именно так! Её сына уже пора помещать в известное заведение в трущобах Пасси, где душевнобольных пытаются хотя бы привести в чувство. Не есть, не спать и даже не разговаривать – так нельзя! Ведь это и есть безумие.
Наш Оноре и в самом деле стал походить на окончательно сбрендившего холостяка. Дьявольские ростки, посеянные в нежную душу сочинителя, начинали давать всходы. Молодой человек вдруг превратился в некоего рекордсмена-безумца, который, разогнавшись, никак не мог остановиться. Действительно, зачем останавливаться, если впереди вместо финишной ленточки… маячат деньги!
Один исписанный каракулями лист, другой, третий… Десять, двадцать, пятьдесят… Безумие нарастает. Скоро задача усложняется: листы – для дилетантов. Главы! Да-да, именно главы: от их количества зависит успех. Отдыхать некогда; отдых для неудачников и тугодумов. Остальное – вздор. Другое дело – передышка. Это когда в оскудевшую чернильницу приходится доливать чернила; а заодно – заострить притупившееся воронье перо. О, эти перья! Они слишком много отнимают времени. Кто их придумал – наверняка один из чиновников-лентяев. Писать! Эти листки – словно скуроченные осенние листья: ветерок подул – и разлетелись. Потом собрать… Исписанные листы – те ещё пожиратели времени…
Приходится иронизировать: «Пачка белой бумаги стоит 15 франков. Испещренная каракулями, она стоит 100 су или 100 франков. 100 франков при условии, что произведение имеет успех. 100 су, если оно с треском проваливается…»{65}
Останавливаться нельзя, катастрофа. Только работа, кропотливый труд. Лист… лихорадочный скрип пера… методичный стук о дно чернильницы… Ночь… Рассвет… И всё заново. Остановиться – значит, умереть. А смерть – это корпеть в какой-нибудь адвокатской конторе очередного адвокатишки-деспота. Никогда. Ни за что!
Кофе. Чашечка крепкого кофе помогает унять нервы, собрать их в кулак, сосредоточиться. Он уже не помнил, кто и когда заварил ему тот кофе, сделавший Оноре заядлым поклонником кавы. Кофе! Его можно пить крепким, слегка разбавленным, со сливками, молоком, водой и даже с мороженым. С арбузом и смоквой; нестерпимо горячим и ледяным… Стоя, лёжа, развалившись в кресле и даже принимая горячую ванну… Кофе! Что, вам это не особо интересно? Извиняемся. Прежде всего – я, автор; ну и конечно – мсье Бальзак.
Колесо, в которое попала несчастная белка (Бальзак), набирало обороты.
Изданы «Два Гектора», уже названный нами роман «Шарль Пуантель», а вслед за ними – и третий роман «Бирагская наследница» («L’Héritière de Birague»). (Полное название звучало так: «Бирагская наследница, или История, извлеченная из рукописи дона Раго, бывшего настоятеля Бенедиктинского монастыря, обнародованная его племянниками А. де Виллергле и лордом Р’Ооном».) В четырёх томах!
Халтурная литература, состряпанная в пылу пагубной страсти заработать. Высокая литература – для неудачников, к чёрту! Главное – деньги, не правда ли? Тем более что издатель Юбер предлагал неплохое вознаграждение – восемьсот франков за роман. «Неплохое вознаграждение» – мягко сказано! Недавний обед у Фликото с Ле Пуатвеном обошёлся Оноре в 1 франк 10 сантимов. А работа помощником стряпчего, где нужно сидеть с утра до ночи в тесной лачуге в окружении пыльных свитков из договоров и соглашений, вряд ли могла дать 80-100 франков в месяц. Ну разве он не гений?!
Поэтому Оноре и не думает останавливаться! На выходе новый (тоже четырехтомный) роман «Жан Луи, или Найдёныш» («Jean-Louis ou La Fille Trouvée»); авторы – всё те же «племянники», сочинившие «Бирагскую наследницу».
Правда, не всё так безоблачно. Сочинительство отнимало много сил.
В одном из писем сестре Лоре Оноре пишет: «Милая сестра, я тружусь, словно лошадь Генриха IV, когда она не была еще отлита из бронзы, и в этом году я надеюсь заработать двадцать тысяч франков, которые послужат основой моего состояния. Мне нужно написать “Арденнского викария”, “Ученого”, “Одетту де Шандивер”, “Семейство Р’Оон” и еще кучу пьес для театра. Скоро лорд Р’Оон станет самым модным мужчиной, самым плодовитым, самым любезным писателем, и дамы будут лелеять его. Тогда плутишка Оноре начнет ездить в коляске, задирать голову, глядеть гордо и набивать себе карманы золотом, и при его появлении будет раздаваться льстивый шепот, с которым публика встречает своего кумира. “Это брат госпожи де Сюрвилль!”…»{66}
В тот же год (1822) на потребу жадной до низкопробной халтуры публики выходит ещё один роман – «Татарин, или Возвращение из ссылки», подписанный одним автором – Виллергле.
Роман «Татарин» в чём-то знаковый – он некий Рубикон: последний, написанный Бальзаком «в соавторстве» с Ле Пуатвеном. И Оноре даже не посчитал нужным поставить под ним свой псевдоним – пусть этот «перл» станет прощальным поклоном их совместной работе. Яростный пыл романиста-халтурщика, похоже, стал угасать.
Лошадка по имени «лорд Р’Оон», громко фыркнув, захотела в стойло. В дальнейшем романист будет писать только один, без всяких «помощников».
Итак, за каких-то два года им написано несколько романов! На конец 1822 года Бальзаком в «соавторстве» с Ле Пуатвеном выпущено почти двадцать томов, после которых увидят свет ещё три четырёхтомника: «Клотильда Лузиньянская, или Красавец еврей» («Clotilde de Lusignan ou Le Beau Juif»), «Столетний старец, или Два Беренгельда» («Le Centenaire») и «Арденнский викарий» («Le Vicaire des Ardennes»). Вы о них что-нибудь слышали? Признаюсь, я тоже не читал.
Но где же наш славный бумагомаратель «лорд Р’Оон»? Он безвестно сгинул. Ибо все последующие романы, если верить броской вывеске, написаны совсем другим автором, имя которому Орас де Сент-Обен. Оноре не просто так набивал шишки: придя в себя, он безжалостно уничтожает надоевшего «лорда Р’Оона». В чём разница, спросите? В цене. Орас де Сент-Обен – это вам не какой-то «племянничек-лорд», строчивший за восемьсот франков. Орас талантлив и сметлив, да и литературный язык у него не идёт ни в какое сравнение с никудышным «лордом».
