Искусство и Кофе - Софья Ролдугина

Вот она, суть. А остальное — просто попытка подсластить пилюлю.

Или я придумала себе лишнего, а Эллис просто пытается позаботиться обо мне?

Я беспомощно прикоснулась ладонью к запотевшему стеклу.

Холодно и мокро.

Вот она, прозрачная граница. Здесь — тепло, уют и запахи кофе и корицы. Там, снаружи — слякоть, пронизывающий ветер и хмурое небо. Любому разумному человеку ясно, что лучше оставаться здесь.

Но почему так тянет туда?

Сидеть в одиночестве наверху, пока остальные заняты делом, было невыносимо. Поэтому вскоре я оставила грустные — и бесплодные! — мысли и спустилась вниз, в зал. А там привычная суета захлестнула меня волной светских бесед и сиюминутных забот, растворяя глупую обиду. Правда, мысли все равно то и дело возвращались к расследованию, и разговоры среди посетителей немало этому способствовали. Неудивительно — как мог, к примеру, Эрвин Калле не ввернуть словечко об исчезновении картины, вмиг ставшей знаменитой на всю Аксонию?

Но кое-что меня неприятно поразило. Многие, очень многие и впрямь считали виноватым Уэста-старшего. Только полковник Арч, ничего не смыслящий в искусстве, но зато в разговорах о политике чувствующий себя как рыба в воде, сказал:

— Что-то здесь нечисто. Слишком уж быстро схватили этого Уэста. Может, настоящий убийца заметает следы?

Я представила, какие же длинные должны быть руки у этого убийцы, чтобы дотянуться и до страховой компании, и даже до Управления спокойствия — и мне стало не по себе.

Но вообще-то вечер прошел исключительно спокойно, да и следующий день — тоже, и следующий… Даже ни одного разбитого стакана или случайно опрокинутой на скатерть чашки с кофе, не говоря уже о более серьезных происшествиях. Газетчики тоже, словно устав от недавней истерии, притихли: было несколько смелых статей об Алмании, стремительно портящей отношения со странами материка, да один рискованный памфлет за авторством загадочной особы под псевдонимом «Ехидна Иллинская» о некоем сэре Сэнке, застигнутом в публичном доме.

Словом, ничего интересного. Скука и обыденность…

Именно поэтому я сразу заподозрила неладное, когда Лайзо не приехал за мною к «Старому гнезду» в условленное время. А уж когда на кухне затрезвонил громоздкий телефон, который использовался крайне редко и почти всегда — по предварительной договоренности, подозрения превратились в твердую уверенность: произошло нечто пренеприятнейшее.

— Леди Виржиния, — протрещала трубка сухим голосом мистера Спенсера. — Боюсь, что вам придется нанимать кэб, чтобы вернуться в особняк. С мистером Маноле произошел несчастный случай.

Резко и сильно заболело над висками. Я шумно втянула воздух и оперлась на стену.

— С мистером Маноле произошло — что?

— Несчастный случай.

— Какого рода несчастный случай? — я начала сердиться на управляющего. Сейчас не время для таких обтекаемых выражений!

— Не могу знать, к сожалению, — спокойно извинился мистер Спенсер. — Мистер Маноле выехал в положенное время, однако примерно через час вернулся без автомобиля и сильно избитый. На мои вопросы он отвечать отказывается. Я бы рекомендовал вам обратиться в Управление спокойствия. Нужно узнать, что случилось с автомобилем — это дорогостоящее имущество…

— Святая Генриетта Терпеливая! Да какое имущество?! — от избытка чувств я чуть не разбила злополучную трубку об стену. — Немедленно вызовите врача для мистера Маноле! Какого врача? Семейного, какого же еще, как будто у меня сто врачей! Я буду в особняке через сорок минут. И, будьте уверены, на мои вопросы мистер Маноле ответит. Мэдди, мою трость и плащ! — крикнула я, обернувшись через плечо. Где-то на другом конце провода мистер Спенсер подозрительно раскашлялся. — И не предпринимайте ничего до моего прихода. Вы слышите?

— Как вам будет угодно, леди. Но я бы рекомендовал…

— Рекомендации составите в письменном виде, мистер Спенсер. Если пожелаете.

И только брякнув трубку обратно на рычаг, я поняла, что наполовину моя злость состоит из страха. Кто-то избил Лайзо — или кто-то напал на машину, в которой могла ехать графиня Эверсанская и Валтерская?

Но, как бы то ни было, эти мерзавцы пожалеют о том, что сделали. Я не позволю никому портить мне ни нервы, ни имущество… ни людей.

Разумеется, срываться с места и вершить справедливость сию секунду мне не дали. Георг, едва услышав, что произошло, встал в дверях и заявил, что одна я никуда не пойду, и точка. Он настаивал на том, чтобы лично проводить меня. Но как оставить «Старое гнездо» в разгар дня без кофейного мастера? Словом, пока мы проводили последнего посетителя, закрылись и дождались кэб, прошло почти два с половиной часа. За это время я успела изнервничаться до трясущихся рук, уронить чашку с горячим шоколадом, успокоиться и опять разволноваться. В ожидании отъезда миссис Хат, которой предстояло остаться в кофейне одной, охала на кухне и обмахивалась неизменным желтым платком. Георг мрачно отстукивал пальцами по столешнице траурный марш. А Мадлен пыталась припрятать поварской нож в рукаве, но у нее никак не получалось — широкое лезвие не влезало. Я же расхаживала с первого этажа на второй. То за забытой шляпкой, то за перчатками, то за тростью… непривычно тяжелой, кстати, в отличие от моей любимой, забытой у маркиза, но сейчас это было весьма кстати.

Когда я спустилась на кухню в очередной раз, Мадлен, уже полностью одетая, старательно расправляла складки плаща, а Георг разговаривал с возницей. Точнее, с водителем — кэб приехал газолиновый, новомодный.

Поварской нож, кстати, так и пропал куда-то.

Несмотря на витающие в воздухе недобрые предчувствия, до особняка мы доехали без всяких проблем — никто не попытался ни напасть на нас, ни даже просто остановить кэб. Надо ли говорить, что Георг этому весьма обрадовался и даже на радостях отсчитал водителю щедрые чаевые? Тот, впрочем, принял оплату как должное и важно пообещал включить нас в список «особых клиентов», к которым «Джексон и сыновья» будут высылать экипажи в любое время дня и ночи.

Но мне было не до особых предложений.

Недалеко от ворот особняка уже поджидал кого-то кэб, возница которого зябко кутался в плащ и клевал носом. По самой площади с самым что ни есть независимым видом расхаживали туда-сюда «гуси» в количестве, превышающем все разумные пределы — человек десять, не меньше. Я только вздохнула — видимо, мистер Спенсер все же решил сообщить в Управление о происшествии.

Магда ждала меня прямо в холле — и, похоже, давно, потому что новости она выложила разом:

— Леди Виржиния, леди Виржиния, доктор Хэмптон приехал, мистер Спенсер его к Ла… — дыхание у нее перехватило. Кажется, даже многое повидавшая, недоверчивая Магда всерьез волновалась за Лайзо. Однако она быстро взяла себя в руки и продолжила: — Леди Виржиния, они туточки все, в том крыле, где пристройка, ну, где садовникова спаленка и Лайзо. То есть мистера Маноле, извиняюсь, — свекольно покраснела она и принялась мять в руках накрахмаленный фартук. — Прикажете проводить вас?

— Да, конечно, — кивнула я. — Георг, вам, наверное, лучше здесь подождать. Как и тебе, Мэдди, — ласково коснулась я ее руки. — Ни к чему нам идти всем вместе, там и так слишком людно будет… Магда, проводишь меня, потом принесешь гостям чая. Что, Мэдди?

Мадлен, упершись кулачками в бока, смотрела на меня с самым решительным видом. Правый рукав у нее многозначительно оттопыривался.

— Думаю, она настаивает на том, чтобы сопровождать вас, леди, — спокойно ответил Георг. — И я с ней полностью согласен. Мало ли что…

— Уж в моем доме мне ничего не грозит, — я покачала головой. — Мэдди, не переживай, я скоро вернусь. Георг, честное слово, мы все просто не уместимся в комнате мистера Маноле. Мне уже приходилось бывать там, и, готова поклясться, это самое маленькое помещение в особняке, не считая кладовки для щеток.

Утомительно долгие уговоры подействовали не хуже успокоительных трав Зельды. Когда Георг с Мэдди сдались и допустили меня к страшному и опасному обществу мистера Спенсера, доктора Хэмптона и побитого Лайзо Маноле, я уже полностью владела собой.

И самообладание мне понадобилось. В кои-то веки мистер Спенсер не преувеличил серьезность происшествия, а приуменьшил.

В маленькой душной комнатке сильно пахло кровью и больницей. Лайзо, одетый в одни штаны, вполоборота ко мне сидел на заправленной кровати, наклонив голову. Спина, плечи, руки — все было в красных пятнах, кое-где уже начавших наливаться багрово-синим. Вдоль нижнего края ребер шла глубокая, рваная царапина. Доктор Хэмптон, грузный седоватый мужчина средних лет, не расстающийся с моноклем, осторожно выстригал намертво слипшиеся от крови волосы у Лайзо над ухом. На полу стояла миска с мокрыми тряпками, сплошь испятнанными бурым. Мистер Спенсер тяжело дышал в приоткрытое окошко, обмахиваясь неизменной тетрадью для записей.