ВАС ЗОВУТ "ЧЕТВЕРТЬ ТРЕТЬЕГО"? (Сборник НФ) - Михаил Грешнов

Березки стоят голые, а в Александровском саду дворники подметают лохматыми метлами пустынные аллеи.

Такие бородатые дворники. Подметают, складывают сухие листья в кучи и жгут. Дым идет едкий-едкий… Скоро зима. Будут девчонки с ребятами ходить на каток в Нескучный сад. А завтра снова на работу… На чем я остановился?

Да! Шел дождь. Такой, знаете, мелкий осенний дождичек. Или я уже об этом говорил? И бегут, значит, девчонки на работу. У меня тогда работы не было… Совсем. Денег не было тоже. Я, собственно, и часы заложил потому, что денег не было. Ну, да об этом после.

Шел, значит, дождь и все такое. Мне сказали, что в Бауэрсберге освободилось место судомойки в ресторанчике «К белому коню» и хозяин готов взять «перемещенного», потому что «перемещенным» можно меньше платить. Только ждать он будет всего сутки.

Так что я должен был самое позднее к восьми часам вечера приехать в Бауэрсберг. Что? Почему я стал «перемещенным»? Это вопрос особый. Я лучше об этом когда-нибудь потом. Самое главное — это то, что я им стал, и обратно мне дороги нет. Ну, так вот. Я должен был приехать в Бауэрсберг не позднее восьми часов вечера. Осенью, знаете, темнеет рано.

Я еще днем заложил часы, чтобы достать деньги на билет. До Бауэрсберга недалеко, но пешком все же не дойдешь.

Когда я вышел из дома, было уже совсем темно и шел этот проклятый дождь. Плащ мой сразу промок. Я вскочил в автобус. Вид у меня, видно, был не ахти какой, потому что кондукторша участливо посматривала на меня, а потом предложила сесть на ее место. Я было отказался, но она меня все же усадила. Это было хорошо — ехать сидя. Тем более, что я два или три дня не обедал. В ресторане работать было бы хорошо еще и потому, что не нужно заботиться об обеде.

А вы знаете, как это хорошо — не думать об обеде? Вы, наверное, об обеде думаете только в том смыслу, что приготовит на обед жена. Простите, у вас нет сигареты?..

Итак, я ехал в автобусе. За окном плыли неоновые рекламы баров и яркие витрины магазинов.

Возле баров толкались молодые люди, рассматривая афишки последних программ ревю. Девицы в фривольных позах, сетчатые чулки… Я когда-то мечтал о такой жизни: каждый вечер ресторан, красивая девушка. Но я, кажется, опять сбиваюсь со своего рассказа.

Автобус неожиданно остановился. Между мостом и Шлосскирхе, там есть маленькое кафе. Так вот, автобус остановился напротив этого кафе, и шофер стал копаться в моторе, а потом объявил, что машина дальше не пойдет, и пассажиры должны ожидать следующую. Все высыпали из автобуса. Я уже говорил вам, что я должен непременно быть в Бауэрсберге… В общем, выехать мне нужно с поездом восемнадцать-пятнадцать.

А было уже около шести вечера. До вокзала от Шлосскирхе не очень далеко, и я пошел пешком…

Когда я вбегал в вокзал, поезд трогался. Мимо проплыли светлые окна вагонов. Я остался на платформе. Сразу стало темно, только где-то высоко, почти в самом небе, светились вокзальные часы. Стрелка перескочила на следующее деление и будто закрыла мне семафором все пути в будущее. Почему-то стало безразлично.

Нет работы, нет денег, нет родины, нет никого, ничего.

Ничего? Зачем вообще все это? К чертовой бабушке! К черту этого хозяина в Бауэрсберге! К черту все рестораны мира! Вообще, весь мир к дьяволу!

Я подошел к краю платформы. Внизу тускло поблескивали рельсы. Скоро пойдет поезд в другую сторону. Упасть прямо под колеса, чтобы больше ничего не слышать и не видеть.

Я стоял так и думал, наверное, минут десять или пятнадцать, а может быть, и все полчаса. Не знаю. Было как-то легко-легко. Ног я не чувствовал. Головы не чувствовал. Даже есть не хотелось, как будто я только недавно съел пару боквурстов. Хороших горячих боквурстов с горчицей. Вы знаете, я уже привык к этим колбаскам.

Неплохо. Только горчица к ним подается кислая и слабая. Не то, что наша, русская…

Да, пока я вот так стоял, ко мне подошел сзади человек. Такой черный-черный. И одежда на нем черная. Это и был господин Шиндхельм, профессор Шиндхельм. Но я, конечно, не знал его и сначала было подумал, что это какой-нибудь агент или переодетый полицейский. Он и начал, как полицейский:

— Что вы тут делаете? Кто вы такой?

Я молчал. Он спросил снова:

— Кто вы? Я наблюдал за вами целых двадцать минут. Если сказать по правде, вы мне не нравитесь. То, что вы опоздали на поезд, — еще не повод для самоубийства.

Я молчал.

Почему он подошел ко мне? Какое ему дело до меня? Следит за мной? На что я ему сдался?

— Пойдемте, поужинаем, — вдруг предложил он. — Думаю, что после ужина смерть потеряет для вас первостепенное значение.

— Спасибо, не голоден, — только и смог выдавить я.

Он почувствовал по акценту, что я иностранец.

Это было заметно по его чуть дрогнувшим векам, когда он услышал мой ответ. Но отношение его ко мне не изменилось. По крайней мере, мне показалось, что он даже более тепло повторил свое приглашение поужинать. Потом он взял меня под руку и повел к двери со светящейся вывеской «Митропа».

— Спасибо, — прошептал я.

— Спасибо будете говорить потом, — смеясь, ответил он.

— Я не об этом, не об ужине…

— А о чем? Ах, да… Ну, пойдемте, пойдемте…

Он толкнул стеклянную дверь и вошел в зал.

Почему-то заколебавшись, я остановился перед дверью и посмотрел на платформу. Дождь сыпал.

Мокрый асфальт блестел, как начищенные ботинки. На платформе одиноко светился газетный киоск, да где-то в темноте высоко, как луна в небе, висел циферблат больших станционных часов. Было без четверти семь. Прошло всего полчаса с тех пор, как ушел поезд, надежды на мое маленькое благополучие. Жизнь могла несколько раз оборваться за эти полчаса.

Вы знаете, жизнь ужасно непостоянная штука.

Раз-два, чик-чик и все. Смерть гораздо постояннее. Если уж возьмет…

— Пойдемте, — прикоснулся к моему плечу незнакомец.

Я вздрогнул.

— Что?

— Пойдемте.

— Прошло всего полчаса…

— Да, всего полчаса, — ответил он. — А сколько же вы думали?

— Не знаю. Мне показалось, что целая вечность…

Мы оба подняли головы. Высоко в черном небе светились часы…

Вам интересно, как я встретился с господином Никифоровым? О, это обыкновенная история.

В сущности, если бы я не встретил господина Никифорова, то, вероятно, нашел был кого-то другого. Господин Никифоров подходил для этих целей лучше всего: ослабленная воля, готовность ко всему, даже к самому худшему. Цинично?

Если хотите, да. Но, после того, сколько я работал, сколько искал, почти нашел и… Я скажу, не хвастая, кроме меня еще никто не покушался так глубоко на человеческую природу. Создать искусственное чувство — чувство времени. Что?